Нью-Йорк
Шрифт:
Худший момент наступил, когда Абигейл с круглыми глазами спросила:
– Нас хочет убить тот плохой человек, который тебя ненавидит?
– Ничего подобного, деточка, – улыбнулся он. – Сейчас мы пойдем в гостиную, и я почитаю тебе сказку.
И вот в гостиной собрались все – он, Мерси, жена Гудзона и прочая челядь. И Джон начал читать им из детской книги, которую любила Абигейл. Однако Гудзон и юный Соломон наблюдали за улицей через окна верхнего этажа.
Прошел час, за ним другой. От форта время от времени долетал рев, но к дому никто не шел. Наконец Гудзон спустился и сказал:
– Похоже, они уходят. Пойду-ка я гляну.
Но
– Я не хочу, чтобы ты пострадал, – возразил он.
– Им нынче, Босс, не черные надобны, – негромко ответил Гудзон.
Через пару минут он выскользнул на улицу.
Вернулся через час. Новости, которые он принес, были безрадостными. Предав огню губернаторские чучела, толпа бросилась по Бродвею к дому майора Джеймса, командира стоявшей в форте артиллерийской батареи.
– Они вынесли все: фарфор, мебель, книги. Что сумели – разбили, остальное сожгли. Невиданное разорение!
Ажиотаж спадал на протяжении нескольких дней. Старый Колден переправил гербовую бумагу в Сити-Холл, где та и осталась. Но перед Рождеством возникла новая сила. Ее вожаки представляли собой разношерстную компанию. Некоторые, счел Мастер, были обычными смутьянами вроде Чарли. Один, он знал точно, был каторжником. Однако другие оказались посолиднее. Двое из них, Сирс и Макдугалл, дружили давно, промышляли приватирством и выбились из бедняков в людей умеренного достатка, но остались близки к корням и могли увлечь за собой чернь. Они устроили себе штаб-квартиру в таверне Монтейна. И у них имелась программа. «Сперва заключим союз с другими колониями. А после – к черту Лондон! Мы сами отменим Акт о гербовом сборе!» Будоражило и название, которое они подобрали для своего движения: «Сыны свободы».
Джон Мастер назвал их сынками свободы. Порой они действовали убеждением, порой – силком. Однажды вечером, когда Джон и Мерси сидели на спектакле, толпа сынков свободы разгромила театр, сказав изумленным попечителям, что нечего развлекаться, когда весь город страдает. В другое время они патрулировали доки, следя за тем, чтобы никто не получал никаких товаров из Англии.
Уличные беспорядки привели в ужас провинциальную ассамблею; она выделила майору Джеймсу щедрую компенсацию за уничтоженное имущество и всячески постаралась утихомирить сброд. Хотя она разделилась на две основные фракции, два лидера последних, Ливингстон и Деланси, были джентльмены богатые и дружные с Джоном Мастером. И каждый сказал ему: «Нам, джентльменам, придется приструнить так называемых сынов свободы». Но это было не так-то просто.
Альбион немного обнадежил Мастера. Английский купец сообщил, что упрямого Гренвилля заменили новым премьер-министром – лордом Рокингемом, который сочувствовал колониям и хотел отказаться от Акта о гербовом сборе. Другие были настроены так же. «Но сейчас их настолько донимают радикалы и наш собственный лондонский сброд, что они боятся пойти на уступки, которые покажутся слабостью. Посему наберитесь терпения».
«Скажи это сынкам свободы», – подумал Джон.
Ему пришлось выдержать еще шесть недель, пока не прибыл наконец корабль, принесший новость: парламент отменил акт.
Город ликовал. «Сыны свободы» назвали это победой. Ассамблея постановила воздвигнуть на Боулинг-Грин новую великолепную статую короля Георга. Купцы возрадовались возобновлению торговли. Мастера поразило, как быстро изменились народные настроения.
Но Джон Мастер, хотя и был рад новостям, не мог возрадоваться всей душой, ибо тот же корабль доставил
Мой дорогой отец!
Поскольку в скором времени я завершу обучение в Оксфорде, возникает вопрос, что делать дальше. Мистер Альбион предложил мне – если я пожелаю и будет на то родительское согласие – какое-то время поучиться у него основам нашего бизнеса. Как ты знаешь, он на широкую ногу торгует не только с американскими колониями, но и с Индией и большей частью других областей империи. Хотя я тоскую и стремлюсь вернуться в лоно семьи и снова быть с вами, я не могу не признать, что мы значительно выиграем, если на какое-то время я останусь здесь. Мистер Альбион готов меня приютить. Но я, разумеется, буду во всем подчиняться родительской воле.
Твой послушный сын
Прочитав это письмо у себя в кабинете, Мастер проходил с ним несколько дней, не спеша поделиться с женой. Он хотел сперва обдумать все сам.
Прошла без малого неделя, когда однажды вечером он вошел в гостиную, где сидели его обожаемая Мерси и крошка Абигейл. Он только что вновь перечел письмо и теперь задумчиво посмотрел на них. Вряд ли сыщется человек, который сильнее любил бы жену и дочь, подумал Джон. Однако он только сейчас осознал, как остро ждал возвращения сына.
Ему не приходило в голову, что Джеймс не захочет вернуться. Конечно, мальчик не виноват. Он горячо любил Лондон. И даже после отмена Акта о гербовом сборе еще неизвестно, как обернутся дела в Нью-Йорке. Возможно, Джеймсу лучше пересидеть в Лондоне.
Так что же делать? Посоветоваться с Мерси? А вдруг она потребует от Джеймса вернуться домой, хотя мальчик откровенно этого не желает? Нет, добра не выйдет. Джеймс вернется против воли и затаит обиду на мать. Пусть лучше решает сам, подумал Джон Мастер. Если Мерси поставит ему это в упрек – что ж, так тому и быть.
Но, глядя с грустью на жену и дочь, Джон Мастер не мог отделаться от мысли: увидит ли он сына вообще?
Лоялист
Юный Грей Альбион остановился на пороге. Джеймс Мастер улыбнулся ему. Мало того что Грей был ему как младший брат, Джеймса забавляла и вечно всклокоченная шевелюра Грея.
– Джеймс, ты идешь?
– Мне нужно написать письмо.
Когда Грей удалился, Джеймс вздохнул. Не так-то легко написать письмо. Хотя он всегда добавлял короткую приписку к отчетам, которые Альбион отсылал его отцу, ему пришлось со стыдом признать, что он уже год не писал родителям настоящих писем. Нынешнему лучше быть подлиннее, и он надеялся сделать им приятное. Однако истинную причину, побудившую его взяться за перо, он прибережет для конца.
Он сомневался, что она им понравится.
«Мои дорогие родители», – вывел он и помедлил. С чего начать?
Джон Мастер никогда не ссорился с женой, но в этот погожий весенний день был очень близок к скандалу. И как только ей в голову пришла такая мысль? Он выразил взглядом упрек, но на самом деле рассвирепел.
– Умоляю тебя – не ходи! – воскликнул он.
– Не может быть, Джон, ты это не всерьез, – ответила она.
– Неужели ты не понимаешь, что выставишь меня болваном, черт побери?!