Нью-Йорк
Шрифт:
Однако больше всего Гудзона трогало поведение Абигейл. Ей было только тринадцать, но она держалась спокойно – не хуже любого взрослого. Возможно, она подготовилась при посещении больных, к которым ходила с матерью. Когда лихорадка достигла пика, она спокойно сменила у постели Ханну. К прибытию из графства Датчесс ее старшей сестры лихорадка немного спала, и Абигейл сидела у изголовья, вытирала Мерси лоб и мягко разговаривала с ней, не оставляя одну.
Сьюзен превратилась в расторопную, сметливую женщину с двумя собственными детьми, ждущую третьего. Она провела в доме неделю
Смятенный Джон Мастер возвратился почти через месяц, но, войдя в спальню, увидел лишь, что жена сидит в постели бледная, но всяко уже вне опасности, и с улыбкой слушает Абигейл, которая читает ей вслух. Однако даже при столь удачном положении дел Мерси еще неделями оставалась бледной и вялой. Гудзон же печалился, видя напряженное и встревоженное лицо Джона Мастера.
Переживая за семью Мастер, Гудзон имел и личные основания беспокоиться. Он точно не знал, когда это началось, но по весне стал замечать перемену в Соломоне. С чего это сын ему дерзит? Он спросил жену.
– У нас с Соломоном все хорошо, – ответила Рут. – Но смею сказать, что юноши в его возрасте частенько сердят отцов.
Может, оно и так, да Соломон взял моду исчезать. Сначала Гудзон решил, что он увивается за девками, но как-то вечером услышал, как Соломон похваляется перед Ханной какой-то выходкой, совершенной в компании с Сэмом Уайтом и группой юнцов из «Сынов свободы».
Гудзон догадывался, где и как они спелись. Мастер иногда посылал Соломона в береговой склад, а там трудилась разношерстная публика.
– Держись подальше от этих сынков свободы, – приказал он сыну. – Что скажет мистер Мастер, если узнает?
– Может быть, мистер Мастер из города смоется в один прекрасный день, – дал хамский ответ Соломон. – Тогда будет все равно, что он думает.
– Не смей так говорить! – отрезал отец. – И о делах мистера Мастера тоже помалкивай!
Он не хотел сообщать об этом случае Мастеру, но все прикидывал, как бы отвадить Соломона от таких опасных друзей. В начале апреля он предложил Мастеру отослать Соломона в графство Датчесс к Сьюзен – пусть поработает там. Мастер сказал, что подумает, но пока не может уступить Соломона.
Так что Гудзон сделал все, что мог.
Одним из первых дел, которыми занялся по возвращении Мастер, было письмо Джеймсу. Он сообщил ему о болезни матери. Лежа у себя, Мерси чуть ли не ежедневно спрашивала мужа, когда же она увидит сына. Джон без обиняков написал Джеймсу, что пора бы, по крайней мере, навестить родителей. Больше он ничего не мог сделать. Ответ из Лондона придет через много недель.
Тем временем в колониях было неспокойно. По иронии случая очередной кризис был спровоцирован Беном Франклином. Еще забавнее было то, что он сделал это в попытке потушить страсти.
Несколько лет назад королевский чиновник Хатчинсон написал письмо своему другу в Массачусетсе. Разгневанный трудностями, с которыми сталкивался, он заявил, что
Колонии взорвались. Вот оно, верное доказательство того, что англичане хотят уничтожить американские свободы! А британское правительство, как по заказу, предприняло действия, на которых и сосредоточилась их ярость.
Проблема была довольно проста. Она касалась другой области империи. В беду попала могущественная Ост-Индская компания.
«У них образовался огромный переизбыток чая, – написал Мастеру Альбион, – и девать его некуда». Компания запросила помощи у правительства – обычнейшее дело при бестолковом управлении со стороны гигантских торговых фирм. Было предложено выбросить чай на крупный американский рынок. «Торговцам вашего круга придется тяжко, и это будет длиться, пока не расчистят залежи, – продолжал Альбион. – Но нет сомнений, что американский рынок поглотит этот чай».
Проблема заключалась в той самой ненавистной чайной пошлине.
– В этом наверняка усмотрят правительственный заговор, – со вздохом сказал Мастер Мерси.
По словам Альбиона, существовало и решение разумное, предложенное Беном Франклином. Он советовал лондонским друзьям выбросить чай на рынок, но пошлину отменить. Склады расчистятся, колонисты получат дешевый чай. Такие, как Мастер, купцы пострадают, но ненадолго, а все остальные будут довольны.
– Они так и сделают, Джон? – спросила Мерси.
– Сомневаюсь. Они сочтут это уступкой, – покачал головой Мастер. – Боюсь, чай придется взять и надеяться, что в будущем найдутся политики поумнее.
– Ты думаешь, начнутся волнения?
– Вполне возможно.
Волнения начались. Когда летом пришло известие о новом «Чайном законе», на улицы мигом высыпали сыны свободы под предводительством Сирса. Они объявили предателем каждого, кто примет чай, и Мастера огорчило то, что с ними согласились многие торговцы.
– Начнется то же самое, что с гербовым сбором, – сказал он уныло.
Оставалось надеяться, что корабли с грузом чая задержатся, сколько возможно.
В конце лета пришло письмо от Джеймса. В нем были ласковые слова, обращенные к матери. Отцу же он сообщил, что они с Ванессой обсудили поездку в Нью-Йорк и он организует ее сразу, как только сумеет. Письмо было любящее, но Мастер остался недоволен. Он понадеялся, что в следующий раз Джеймс выразится определеннее.
В течение осени настроения в городе становились все хуже. К ноябрю кое-кто из сынков свободы грозился уничтожить груз чая, когда тот прибудет, а заодно убить и губернатора. Находившиеся в городе агенты Ост-Индской компании настолько перепугались, что потянулись в отставку. Нью-Йорк напряженно ждал.