Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)
Шрифт:
– Неужто вы думаете, - говорит он, - что я могу вести такой образ жизни на жалкие гроши, которые мне платят в "Пэл-Мэл"? Ф. Б. теперь фигура, сэр. Он вращается среди дельцов и банкиров и ест кебабы с богатыми набобами. Он может жениться, сэр, и устроить свою жизнь.
Мы от души пожелали честному Ф. Б. успеха во всех его начинаниях.
Но однажды, повстречав его в Парке, я заметил, что лицо у него какое-то трагичное и зловещее; выражение это еще усилилось, когда он приблизился ко мне. Я решил, что он тут любезничал с молодой нянюшкой, которая стояла в окружении своих маленьких питомцев и глядела, как плывут по Серпентайну игрушечные лодочки. Как бы то ни было, но, заметив меня, Ф. Б. тотчас покинул девицу и ее беспечных спутников и двинулся навстречу старому знакомому, с каждым шагом приобретая
– Это детишки моего доброго друга - полковника Хакебека из бомбейской флотилия. "Увы, малюткам невдомек, что им судьба готовит". Я наблюдал за их играми. Присматривает за этими бедняжками одна очень милая девица. Они тут пускали лодочки но Серпентайну, бегали, смеялись и веселились, а я гляжу кораблик-то Хастингса Хакебека пошел ко дну. Absit omen, Пенденнис! Меня это очень взволновало. Надеюсь, что судно его батюшки не постигнет такая же участь!
– Это не тот ли маленький человек с желтым лицом, которого мы встречали у полковника Ньюкома?
– спрашивает мистер Пенденнис.
– Он самый, сэр, - пробурчал Ф. Б.
– Вам, наверно, известно, что он, как и наш полковник, - один из директоров Бунделкундского банка.
– Господи!
– вскричал я с искренней тревогой.
– Надеюсь, с Бунделкундсквм банком ничего не случилось?
– Нет, - отвечает Ф. Б., - ничего не случилось. Наше славное судно пока в целости, сэр. Но оно было близко к гибели. Оно с честью выдержало бурю, Пендеянис!
– восклицает он и с силой вцепляется мне в руку.
– В команде оказался предатель. Он вел корабль на скалы, сэр, хотел потопить его среди ночи.
– О, пожалуйста, оставьте эти морские метафоры и объясните по-человечески, что случилось?!
– требует собеседник Ф. Б., и Бейхем продолжает свой рассказ.
– Если б вы были хоть немного сведущи в биржевых делах, - говорит он, или изволили посещать то место, где обычно собираются коммерсанты, вы бы уже слышали историю, которая вчера всполошила Сити и нагнала страху на всю округу от Треднидл-стрит до Леденхолла. Дело в том, что банкирская фирма "Братья Хобсон и Ньюком" отказалась вчера учесть векселя Бунделкундского индийского банка на сумму в тридцать тысяч фунтов.
Эта новость была как гром среди ясного неба для лондонского совета директоров, не получившего от братьев Хобсон никакого предуведомления, и вот среди акционеров поднялась страшная паника. Правление осаждали полковники, капитаны, вдовы и сироты; в течение часа опротестованные векселя были оплачены, и сегодня вечером в биржевой хронике "Глобуса" вы прочтете объявление о том, что отныне всю ответственность за обязательства Бунделкундского индийского банка берет на себя контора Джолли и Бейнза на Фог-Корт, располагающая для этого вполне достаточными фондами. Однако акции упали, сэр, из-за паники. Надеюсь, они еще поднимутся. Верю в это и желаю этого. Ради нашего доброго полковника и его близких. Ради этих беспечных малюток, резвящихся у вод Серпентайна.
– Я почуял недоброе еще когда подносили эту пальму, - продолжал Ф. Б. Жизненный опыт научил меня опасаться всяких чествований, сэр. Если кому-то устраивают подобное торжество - через месяц жди банкротства! И опять я скажу: Absit omen! Не нравится мне, что потонула эта лодочка!
И действительно, в вечернем выпуске "Глобуса" появилась заметка об описанных Бейхемом событиях и вызванной ими временной панике, а также сообщение о том, что отныне агентами Бунделкундского банка будут господа Джолли и Бейнз. Поверенные Индийской компании пригрозили не медля подать в суд на банкирский дом, причинивший ей такие убытки. Во время всех этих происшествий мистер Хобсон находился за границей, и поэтому было ясно, что историю с векселями надо целиком приписать деятельности его компаньона и племянника. Однако прекращение деловых связей между двумя фирмами повлекло за собой полный разрыв между семьями Хобсона и Томаса Ньюкома. Разгневанный полковник клялся, что его брат - такой же предатель, как племянник, и он не желает больше иметь ничего общего ни с тем, ни с другим. Даже бедный, ни в чем не повинный Сэм Ньюком, вернувшийся в Лондон из Оксфорда, где он провалился на экзаменах, удостоился только хмурого взгляда дядюшки, когда подошел поздороваться с Клайвом; Томас
Наш полковник изменился, изменился в своих помыслах, в своем .отношении к людям, а главное - к сыну, которому в прежние дни приносил столько бескорыстных жертв. Мы уже говорили, что со времени женитьбы Клайва между отцом и сыном шел какой-то безмолвный спор. То, что мальчик, очевидно, несчастлив, отец воспринимал как укор себе. Молчаливость сына злила старика, а постоянная замкнутость раздражала и нервировала. Имея теперь большое состояние и щедро тратя его, полковник сердился на себя за то, что не испытывал от этого радости, сердился на Клайва, что тот не был ему помощником в управлении их новым домом и оставался равнодушным и бесполезным членом семьи, живым протестом против всех планов, выношенных некогда добрым стариком. Катастрофа в Сити опять несколько сблизила отца и сына, ибо предательство Барнса разбудило в обоих мстительное чувство. В былое время полковник отнесся бы к племяннику снисходительней, однако судьба и обстоятельства ожесточили его от природы благородную и мягкую душу; им владели теперь ненависть и подозрительность, и хотя нельзя утверждать, будто новая жизнь его полностью изменила, она, несомненно, выявила его недостатки, которым раньше не было случая обнаружиться, и дремавшие в нем прежде качества. Уж так ли мы знаем себя, чтоб догадываться обо всем дурном и хорошем, на что способны? Разве ведал Каин, играя у ног матери с младшим братом, что когда-нибудь, возмужав, этой самой рукой, которая нынче ласкает Авеля, схватит головню и убьет брата? Трижды блажен тот, кому сужден легкий путь, кого всечасно не испытывает судьба, а милосердное небо хранит от многих соблазнов.
На том этапе семейной распри, который приходится сейчас описывать биографу Ньюкомов, один кроткий моралист в юбке решительно осудил действия полковника и его сына; а другой - философ-циник и мой приятель, к чьим словам я прежде всегда прислушивался, безоговорочно их поддержал.
– Борьба за справедливость - это прекрасно, - заявляет Джордж Уорингтон, ударяя кулаком по столу.
– Я за это, как и все здравомыслящее человечество, что бы там ни проповедовали всякие слезливые Ханимены. Меня нисколько не огорчает, когда вешают мошенника. Если бьют мерзавца, я радуюсь и говорю - поделом. А потому, если кто-нибудь вздует Барнса Ньюкома, баронета, я не почувствую возмущения, я пойду домой и закажу на обед лишнюю баранью отбивную.
– Нет, Пен, мстить - дурно, - выступает другой адвокат.
– Не говоря уж о том, что высший и мудрейший Судия запрещает нам мщение. Оно ожесточает людские сердца. Извращает наше представление о справедливости. Толкает на злые дела. Побуждает ложно судить о ближних. Месть не самый благородный ответ на обиду, не самый мужественный способ отразить ее. Настоящая стойкость в том, чтобы стерпеть гонение, смолчать, когда тебя оскорбляют, простить, когда тебе творят зло. Я с грустью слушаю про то, что вы зовете победой полковника и унижением его врага. Какой Барнс ни подлец, полковник не должен был унижать брата Этель; это слабодушие. И другие джентльмены тоже слабодушны, мистер Пен, хотя вы значительно умнее женщин. Я сердита на полковника и прошу тебя передать ему (даже если он не спросит), что он утратил мою любовь, и я не стану ликовать по случаю того, что его друзья и льстецы называют его победой. По-моему, в этом деле он вел себя не так, как подобало бы нашему милому, благодушному полковнику и доброму христианину, каким я доселе его считала.
А теперь вам следует рассказать о том, какие, действия предприняли Клайв с полковником и чем именно заслужили они столь различные отзывы двух упомянутых критиков. Отказ лондонского банкирского дома учесть векселя славной Индийской компании, разумеется, сильно подорвал ее кредит в Англии. Совет лондонских директоров разослал повсюду успокоительные сообщения; опубликовал блистательные отчеты о заграничных операциях Компании; представил бесспорные доказательства того, что Бунделкундский банк никогда еще так не процветал, как во дни, когда "Братья Хобсон" отказались учесть его векселя. И все же не подлежало сомнению, что действия лондонской фирмы сильно поколебали положение Компании и нанесли ей жестокий, если не сокрушительный удар.