Нюрнбергские призраки. Книга 1

Чаковский Александр Борисович

Какое-то время Браузеветтер внимательно смотрел на друга, потом сказал:

— Нет, Адальберт, я с тобой согласен. — В его словах был какой-то подтекст, которого Адальберт не понимал. Бессильное сожаление? Или какое-то потаенное знание, что-то такое, чем он не мог поделиться? — Ты человек крайностей, — сказал Браузеветтер.

— Когда дело касается врагов рейха, я беспощаден.

— И не только врагов, — сказал Браузеветтер, — ты беспощаден даже по отношению к собственной жене.

— Она предала меня!

— Где доказательства? Почти год она не имела от тебя никаких вестей. Благодари бога, что она не бросила

твой дом, сберегла его, не переехала в одну из трущоб, а лишь отдала верхний этаж этому американцу.

— Он стал ее любовником!

— Послушай, Ади, — тихо сказал Браузеветтер, — месяц назад я встретил Ангелику на улице. Мы говорили о тебе. Она сказала, что уйдет из жизни, если узнает, что тебя нет в живых.

— Женское лицемерие! — вскричал Адальберт. — Не смей мне больше говорить о ней!

«Нибелунги»

Старый учитель, казалось, по голову был погружен в гимназические заботы. Все чаще к нему приходили какие-то люди, в основном мужчины, а иногда и подростки. Браузеветтер обычно приглашал их в кабинет, на ночь становившийся спальней Адальберта, и вполголоса беседовал с ними несколько минут за закрытой дверью. Адальберту он объяснил, что это родители учеников, которых он, щадя самолюбие, вызывает не в гимназию, а сюда, домой, чтобы сделать те или иные замечания относительно успеваемости и поведения их детей. А когда приходили подростки лет четырнадцати — шестнадцати, Браузеветтер говорил, что принимает у них экзамены. При той неразберихе, которая царила в городе, это было неудивительно, тем более что Браузеветтер жаловался: в гимназии не топят, от холода сводит руки и у преподавателей и у учеников. Впрочем, Адальберта все это мало интересовало в отличие от грозившего стать бесконечным процесса во Дворце юстиции.

Судя по информации в «Нюрнбергер Нахрихтен», уже были опрошены все подсудимые, давно отгремела речь Главного обвинителя от СССР Руденко — его Адальберт видел еще в Берлине в первых выпусках кинохроники, и обвинителей от других стран-союзников, уже все обвиняемые были подвергнуты допросу — обычному и перекрестному, один за другим выступали свидетели обвинения, и от их показаний трещала по швам система оправданий, выработанная обвиняемыми.

А суд все продолжался. Он представлялся Адальберту гигантским молотом, непрестанно бившим по наковальне, где корчились в конвульсиях обвиняемые, или непрерывно действующим вулканом, каждый день извергавшим лаву — все новые и новые обвинения против вчерашних властителей Германии и самой души немецкого народа…

Вечера Адальберт проводил обычно в разговорах с Браузеветтером. Он убеждал своего старого друга, что надежды, будто ненависть к коммунизму перевесит чувство мести у англичан и американцев, по меньшей мере наивны, что если сама Германия, в частности весь Нюрнберг, не найдет способ сказать свое веское слово в защиту узников, то их жизнь можно считать конченной. Старик обычно отмалчивался.

Однако наступил день, который зажег в сердце Адальберта новую надежду. В этот день Браузеветтер, проводив очередного посетителя, уселся на диван и знаком указал ему место рядом.

— Настало время действовать, бригадефюрер, — произнес он очень серьезно. Неожиданное обращение сначала разозлило Адальберта, он увидел в нем плохо скрытую насмешку, но Браузеветтер повторил: — Настало время действовать.

— Что ты имеешь в виду? Какие

действия? Разве у нас есть организация, способная если не взорвать весь этот проклятый процесс, то хотя бы показать всем, что немецкий народ питает к нему ненависть?

— Есть! — коротко ответил Браузеветтер.

— И ты… ты, — захлебываясь от обиды, вскинул Адальберт обезображенное лицо, — держал это в тайне? От меня?!

— Не кипятись, Ади, дело слишком серьезное. Ты появился внезапно. Я не мог сказать тебе об организации, пока не разрешит Мастер.

— Кто?! Какой мастер? Как его зовут?

— Мы все зовем его просто Мастер. И принять кого-либо в члены организации без разрешения Мастера, я повторяю, не могу.

— Так что же, он мне не доверяет? Мне, бригадефюреру СС? — Возмущению Адальберта не было предела.

— О недоверии речи нет, — успокаивающе кладя руку на колено Адальберта, объяснил Браузеветтер. — Просто Мастер отсутствовал, связи с ним не было, а теперь он вернулся в Нюрнберг.

— Сколько же вас? Нас? — все еще не веря, поспешно спросил Адальберт. — И какие задачи поставлены перед нами?

— Сейчас все узнаешь, не торопись, — спокойно ответил Браузеветтер. — Пока наша организация — она называется «Нибелунги» — невелика, в ней чуть больше ста человек.

— А какова структура? И главное: задачи?

— Слушай. Организация разделена на низовые ячейки, в каждой пять отчаянных голов, готовых к решительным действиям. Они знают друг друга по фамилиям и порядковым номерам: первый, второй, третий, четвертый, пятый. А нижний эшелон — это двадцать четыре обособленные ячейки, обозначаемые, в свою очередь, буквами алфавита.

— Но такая раздробленность…

— Погоди. Дослушай до конца. Так вот, из конспиративных соображений рядовые члены ячейки не вступают в контакт с рядовыми членами другой ячейки. Но староста находится в тесном контакте со старостами других ячеек. Ты меня слушаешь?

— Ну, говори, говори! — нетерпеливо воскликнул Адальберт.

— Таким образом образуется группа, состоящая только из старост. Из этой группы выделяется человек для связи с Мастером.

— Так кто же он?

— Я тебе уже сказал: Мастер. Никто, кроме членов высшего эшелона организации, не знает ни имени его, ни фамилии… Теперь о задачах, — после короткой паузы продолжил Браузеветтер. — Первая: акции, направленные против суда, включая физическое устранение членов так называемого Трибунала. Вторая: освобождение подсудимых. Задача третья: обеспечение безопасности скрывающихся от оккупантов людей, таких, как ты, например, изготовление необходимых документов; и наконец, задача четвертая: организация планомерной переброски таких людей в Южную Америку, скажем, в Аргентину. А уже их задача, рассчитанная на длительный период, — руководство национал-социалистским движением в Германии.

Браузеветтер умолк.

— Какая же из акций намечена первой? — после долгого молчания спросил Адальберт.

— То, о чем ты мечтаешь: нападение на здание суда и захват арестованных. Акция готовится тщательно, сто хорошо вооруженных людей могут в принципе устранить охрану, проникнуть в тюрьму и захватить арестованных.

— А что делать с ними дальше? — нетерпеливо спросил Адальберт.

— Это серьезный вопрос, он тоже продуман досконально. Тебе известен завод «МАН» на южной окраине Нюрнберга?