О богах, шакалах и детях
Шрифт:
— Ага, — кивает парень. Потом задумывается. — Мы вообще собак в комнаты не пускаем, можно я его внизу привяжу?
Кир тут же вцепляется в ошейник пса и с вызовом спрашивает:
— На улице?
— Да нет, зачем, у нас есть тёплая пристройка, где охотники своих собак оставляют.
— Не врёшь? — прищуривается мальчишка.
— Кир! — возмущённо окликает его Азамат. — Ты не мог бы повежливее разговаривать?
Тот только поджимает губы.
— Пойдёмте посмотрим на эту пристройку, — предлагаю я. Очень спать хочется, скорее
Хозяйский сын отводит нас через кухню, где прихватывает кусок мяса на кости, и какое-то складское помещение в пристройку, где действительно тепло, на полу навалено сено, сильно пахнет собаками, а у дальней стены привязаны два больших длинномордых охотничьих пса.
— Юного князя устраивают условия? — насмешливо спрашивает парень.
Кир молча кивает, треплет Филина по холке и самолично привязывает поводок к слеге. После этого пёс получает ужин, которому радуется так, как будто неделю не ел, а мы идём обратно в комнаты, где Азамат уже организовал мне и Киру по горячей ванне и принёс из унгуца сменную одежду.
Отмытый Кир выглядит несколько лучше, чем немытый. По крайней мере, серые свалявшиеся космы сменились на блестящие чёрные волосы. Мы спускаемся в обеденный зал, где получаем по солидной порции бараньего шашлыка с чомой и грибной подливкой. Кир смотрит на мясо, как будто это платиновый слиток, и как только наш метрдотель отворачивается, хватает куски мяса руками и принимается стремительно уминать, почти не жуя.
Азамат ловит его за руку. Кир вздрагивает и сжимает кусок так, что сок течёт по руке.
— Тише, тише, — укоряет его Азамат. — Не спеши, не убежит.
— И никто у тебя из тарелки еду не отберёт, — добавляю я.
Кир послушно умеряет темп, но всё время зыркает на нас исподлобья, то ли боится, что и правда отберём ужин, то ли надеется, что отвернёмся. Азамат наливает ему молока, чтобы не икал после скоростного заглатывания, но ребёнок и молоко опорожняет одним глотком, а потом переводит дыхание. В итоге мы ещё и по полтарелки не одолели, а Кир уже сидит, со скучающим видом ковыряет ложкой в чоме.
— Наелся? — спрашивает Азамат. Ребёнок пожимает плечами. — Подливку попробуй, очень вкусная.
Кир послушно пробует подливку, но, видимо, не разделяет Азаматовых вкусовых предпочтений. Мы продолжаем жевать в молчании, Кир только время от времени косится на нас, и наконец набирается храбрости спросить:
— А можно ещё мяса?
Азамат открывает рот, чтобы разрешить, но я его перебиваю:
— Думаю, на сегодня хватит. Утром ещё съешь.
Кир сникает, а Азамат вопросительно хмурится.
— Как бы ему плохо не стало, — говорю. — Жареное в сухомятку на голодный желудок, не жуя… Тем более, он, видимо, нечасто мясо ест. Пускай сначала это переварит.
Кир корчит рожицу и отворачивается.
— Можешь ещё молока выпить, — говорю. Он тут же оживляется. — Только медленно.
Азамат наклоняется ко мне и тихо говорит:
— Лизонька, иди спать. Ты устала, золотко. Я прослежу, чтобы всё было в порядке.
Я ухмыляюсь.
— Что, я уже настолько всех заклевала? Ладно, спокойной ночи, воспитанием займёмся завтра.
Встаю, обхожу стол, целую Кира в макушку и ползу на второй этаж. Ребёнок провожает меня неприязненным взглядом.
Глава 12
Я просыпаюсь через какие-то жалкие шесть часов, на дворе ещё светло. Не могу сказать, что отдохнула, но и заснуть обратно не выходит — нервничаю. Ладно, пойду проверю, всё ли хорошо у моих мальчиков.
Картина, открывающаяся мне в соседнем номере, в чём-то комична. Оба спят в совершенно одинаковой позе, засунув голову под подушку и положив сверху локоть. Я не сдерживаюсь и фыркаю. Азамат вздрагивает и просыпается. Тут же вытаскивает голову на волю и вглядывается в Кира. Тот спит. Я открываю рот, чтобы привлечь к себе внимание, но Азамат сам меня замечает, подрывается с лежанки и выводит меня в коридор, тихо, но плотно закрыв дверь.
— Ты чего? — удивляюсь я.
— Не буди его, — понизив голос, отвечает муж. — Он только недавно заснул. Сначала всё на меня таращился, сам себя будил, встряхивался, как будто боялся спать. Я тоже всё дёргался, как бы он не сбежал, но потом усталость пересилила.
Я только головой качаю.
— Ох и намучаемся мы с ним…
— Лиза, ты можешь полностью переложить все заботы о нём на меня, — тут же говорит Азамат. — Он мой сын, и тебе с ним мучиться совершенно необязательно. Ты и так уже подвиг совершила, что его приняла в семью и меня простила. Никто от тебя не может ждать большего!
— Ну ты что, Азамат! — возмущаюсь я. — Какая же у нас будет семья, если я не буду общаться с твоим ребёнком? Тем более, у тебя времени на него будет — с кошкин зуб, а с мальчиком надо много заниматься, чтобы он как-то обжился, привык к нам… Я словами на ветер не бросаюсь, если уж назвалась матерью, то матерью и буду.
Азамат хмурится и явно колеблется, но наконец говорит:
— Это очень благородно с твоей стороны, но не думаю, что тебе стоит себя заставлять… Он ведь тебе не понравился.
Я на пару секунд теряю дар речи.
— С чего ты взял?
— Ну, я же вижу, как ты на него смотришь, как разговариваешь. Ты даже к Ирих лучше относилась.
— Солнце, да я с ним общалась-то часа три максимум, и, согласись, за это время он успел создать кучу проблем. Нельзя же сразу прям полюбить!
— Конечно, нельзя, — соглашается Азамат. — И не нужно. Если он тебе неприятен — так не общайся с ним. Я разберусь. Ему и так досталось в жизни, я хочу, чтобы ему было хорошо, а ты только будешь его понукать и напоминать ему, что он чужой.