О былом. Рассказы
Шрифт:
Немного погодя Роза появилась во всём своём величии. Пышно распустившиеся лепестки свешивались, как мантия, по сторонам; весь костюм её был великолепен; золотая корона сияла при лунном свете на головке красавицы-королевы. Гордо выступая за Лакфиолем, окруженная толпою фрейлин, придворных, состоявших из чайных, белых, ярко-красных, пунцовых и других оттенков Роз, она подошла к трону, нарочно для неё устроенному на плечах могучего Ревеня. Лакфиоль дал знак, и гимн раздался.
Миллионы тоненьких серебристых голосков пели; их нежные
Месяц всё ниже и ниже опускался, не переставая ярко освещать эту святую ночь. Мариулла чувствовала, что она сама цветок и, вместе с другими, поет гимн Христу-Младенцу.
Вдруг из месяца вышел сам Младенец-Христос. Он стал спускаться по лунным лучам к возносящим Ему хвалу цветам и….
Мариулла проснулась. Луч северного зимнего солнца бил ей прямо в глаза. Она взглянула на часы: было девять утра.
В дверь кто-то постучался. Она быстро оделась и отворила.
— Госпоже Мариулле Боншанс! — подавая письмо, сказал почтальон. — С праздником, барышня, — прибавил он.
Мариулла дала ему серебряную монету; он ушёл. Она начала читать; письмо было от матери; старушка извещала, что скоро думает приехать навестить дочь. Хорошее расположение духа овладело Мариуллой.
«А цветы-то надобно снести», — припомнилось вдруг девушке, и она еще раз открыла картонку и посмотрела на все эти фиалки, розы, маки, иномеи, так недавно оживившиеся во время её сна; она вздохнула, уложила опять их в коробку и понесла заказчице, перебирая в уме все подробности своего сновидения.
1895
Примечания
1
Вьюнок трехцветный — Е. Ш.
(обратно)
2
красоднев, лилейник (Hemerocallis)
(обратно)
Г. Г. Северцов (Г. Полилов) Две встречи
Почти тридцать лет миновало с тех пор… Случайная встреча в вагоне, знакомство и несколько лет отсутствия сведений друг о друге.
Судьба перетасовала карты — и новая встреча на новом поприще, случайная, закрепленная теперь многолетним приятельством.
Я вел крупную хлебную торговлю в Петербурге и каждым день приезжал со своей дачи из Таиц в столицу с тем, чтобы под вечер возвратиться из душного города на лоно природы, на чистый воздух тогда еще мало населенного уголка, обвеянного красивыми перелесками.
Ежедневно я возвращался из города с одним и тем же поездом, нагруженным множеством «дачных мужей», тоже ехавших к своим семьям.
В одной из таких поездок мне пришлось поместиться против какого-то молодого человека, всю дорогу читавшего различные газеты, которых у него была целая пачка.
На другой день судьба опять свела меня с моим вчерашним спутником; он по-прежнему, как трудолюбивая пчела, вытаскивал из пачки различные газеты, журналы, внимательно просматривал их, сортировал.
На этот раз я заинтересовался моим соседом. Худощавый, с темными пытливыми глазами, с легкой растительностью, он мне напоминал труженика — инженера, архитектора; но меня смущали его газеты. На репортера он не походил.
В молодости как-то легче сближаешься с людьми. Я вежливо спросил сидевшего против меня молодого человека:
— Вы что же, работаете в газетах? — и многозначительно указал ему на его неизменных спутников.
Молодой человек встрепенулся, оторвался от своей работы и серьезно, не спеша, ответил:
— Нет, я не работаю в газете, а так, просматриваю. У меня типография, хотя еще очень небольшая, — добавил он с улыбкой.
Мы познакомились, разговорились. Это был Петр Петрович Сойкин.
Деятельный молодой человек, даже отправляясь отдыхать на дачу, не забывал о своей обязанности, просматривал корректуру, окидывал глазами газетные статьи…
С этого дня нашего знакомства мы очень часто с ним встречались в вагоне, разговаривали о том, о сем. Я в то время уже немного писал, но как дилетант, в свободные минуты, никогда и не мечтая быть присяжным писателем. У меня было свое дело, я очень интересовался им, а, кроме того, занимался пением и весь ушел в вокальное искусство.
Если когда мой новый знакомый и рассказывал мне о типографии, о печатных делах, они меня мало интересовали.
Прошло лето. Встречи наши в вагоне прекратились, и мы расстались.
Новый взмах колеса фортуны. Спустя некоторое время мои торговые дела пошли неудачно: я разорился. Пришлось переменить специальность, сделаться певцом.
И вот, когда судьба меня снова заставила переменить профессию и окончательно встать в ряды литераторов, опять я встретился с моим старым знакомцем по вагону.
Случилось это так: совершенно незнакомый с редакциями, я работал только у покойного А. К. Шеллера в «Живописном Обозрении» да в «Ниве»; но нужно было искать и других источников для сбыта своих произведений, и в один прекрасный день я зашел в редакцию «Природа и Люди». Она помещалась там же, где и теперь находится, но только домик был маленький, деревянный; редакция ютилась в нижнем этаже, с левой стороны, во второй комнате; в первой же помещалась контора. На правой стороне дома был книжный склад.
В редакции я познакомился с покойным редактором Ф. С. Груздевым, впоследствии моим большим приятелем. Не помню теперь, какую вещь я принес ему тогда для напечатания; он принял рукопись, просил придти за ответом, и вот, выходя, я в дверях конторы встретил какого-то господина. Мне он показался почему-то знакомым.
Я ему поклонился, прибавив:
— Мы, кажется, с вами где-то встречались?
Посмотрел и он на меня, задумался на минуту, точно припоминая, потом весело сказал:
— Разве вы забыли Балтийскую дорогу и вашего спутника по вагону, помните тогда, с пачкой газет?