О бывшем наемнике и взрослой женщине
Шрифт:
Словно не о браке, не о семье, а о делах. Пока не время для подобных обременительных соглашений.
Наверно, я должна была чувствовать обиду или… хоть что-нибудь. Но было лишь облегчение. Счастье для меня, что все сложилось именно так, и я не совершила ошибку. И я не постесняюсь выбить из Фаурицо денег, столько, сколько смогу, но жить с ним не буду. Счастье для меня, что я успела понять.
— Хочу спросить еще, Диури, — и все же, Фаурицо неуверенно замялся, такие вещи давались ему с трудом. — Для тебя так важно сейчас установление отцовства? Ты ведь все равно уйдешь. Я готов предоставить тебе некоторую сумму, все же, благодаря тебе я получил контракт. Но ты уедешь. Подальше. И если возникнут вопросы к тебе, относительно этого дела, ты не будешь вмешивать меня. Я тут не причем, это ваши дела и ваши игры. Я не причем… — пальцы нервно постукивали... Фаурицо боялся. Что-то напугало его. — Если потом, — сказал он, — когда ребенок родится, и все эти разбирательства закончатся… если потом ты получишь свидетельство, что отец я — то готов обеспечить его всем необходимым. Конечно. Но пока, давай будем считать, что отец — твой муж.
Если мы пойдем завтра к колдуну, и тот скажет, что отец Фаурицо, ему уже так просто не откупиться от меня.
Возможно, я еще чего-то не знаю.
ГЛАВА 31. Свадебное фото
Марис, набережная
Сняв ботинки, закатав штаны до колен, Итан бродил по линии прибоя, глядя куда-то вдаль.
— Хочешь искупаться? — спросила я.
— Нет, — он даже не глянул в мою сторону.
Вода холодная, середина осени. Да, пусть в Марисе не бывает зимы, но купаться уже поздновато, пробирает до костей.
Хотя Итана это никогда не останавливало. Меня тоже.
— Да ладно, брось! Я же вижу, что хочешь.
— Сейчас твой фотограф вернется, — хмуро сказал он.
Наш фотограф. И мы должны выглядеть прилично. Да к хугам все!
Сегодня утром мы стали мужем и женой, официально. Никаких торжеств, никаких застолий, гостей. Мы расписались в мэрии, выпили шампанского — отец, Кита, еще пара близких друзей семьи. Нас поздравили, сделали красивые фотографии: всех вместе и нас с Итаном вдвоем — официально-торжественные, красивые. Я толком и обнять-то Итана не могла среди всей этой суеты.
Потом мы с Итаном пошли посидеть в кафе, прогуляться. А к обеду должен был снова подойти фотограф, сделать несколько фото на набережной, в свободной, неофициальной обстановке.
Волны шумели…
«Ты счастлива?» — на днях спросил отец, глядя, как я примеряю платье. Простое, тонкого льна, с изящным кружевом… Очень красивое платье и мне очень шло, но не о таком девушка мечтает для свадьбы. Когда женился мой брат, Салех, полгорода гуляло неделю, а платье его невесты — из тончайшего ллойского шелка и органзы, расшитое жемчугом…
Только не в платье дело. Если бы я захотела, отец устроил бы все это для меня, и даже еще роскошнее, легко, сейчас он куда богаче, чем был тогда.
Не в роскоши дело, не в сотнях гостей.
Итан бы не смог.
Нет, он не пытался возражать и настаивать на своем, но он бы выдержал это, я знаю. Он стиснул бы зубы, нарядился бы в дорогой костюм, он стоял бы рядом со мной и улыбался, принимая поздравления, но… это бы добило его окончательно. И мне бы не принесло никакого счастья.
И каждый из этих гостей бы за нашими спинами посмеивался, что хитрый мальчик удачно устроился, влез к богатой девочке под юбку… Я знаю, я слышала. За глаза. В глаза они не решались.
Мне плевать на гостей, мне нужен только Итан.
Я видела, как выходят замуж девушки из хороших семей. За тех, кого выберут родители, кого сочтут достойной и подходящей парой. Иногда, даже толком не зная жениха до свадьбы. Иногда за мужчину, старше вдвое. Без любви. Торжественно, богато, все в золоте, но без любви. Я не хотела бы так. Для меня важнее быть с тем, с кем я хочу сама, кто мне дорог.
Но чем дальше…
Итан привыкнет к такой жизни. Конечно, привыкнет, теперь у него всего есть, и можно не беспокоиться о деньгах. Злые языки перемоют кости и успокоятся, привыкнут. Любые сплетни приедаются.
Нужно только чуть-чуть расслабиться, не думать о них.
Итан никогда не жаловался, никогда ни в чем не упрекал меня.
Но…
Два дня назад они с отцом вернулись из Книфа, что неподалеку. У нас там тоже есть пара магазинчиков, иногда отец отравляется проверить, как идут дела, и в этот раз взял Итана с собой. Теперь он старается брать Итана всегда, объясняет ему, как когда-то мне, знакомит с партнерами, учит всему, что знает сам. Говорит, что раз судьба забрала у него сыновей, то пусть хоть этот парень… будет, кому передать дела, кому позаботиться о дочери-вертихвостке. Я, кончено, и сама могу позаботиться о себе, но иногда нужна твердая мужская рука.
Итан очень старался, я видела. Не подвести, оправдать, сделать все, что в его силах и даже больше…
Два дня назад, он вернулся, уже поздно вечером. Ужинать не стал, отмахнулся. Молча. Я уже знала — надо дать ему немного времени, он посидит сейчас, все пройдет. Не трогать. Он всегда садился на высокую табуретку на кухне у окна, глядя на улицу. Обычно, долго сидеть без дела не мог, у него начинали чесаться руки.
Если приходил не слишком поздно, то брался готовить ужин, у него выходило куда лучше, чем у меня. Если ужин уже готов, то брался мыть кастрюли и сковородки, мыть полы. Наша горничная сначала пугалась, «не надо, сенаро, я все сделаю сама», потом привыкла, даже стала оставлять что-то специально для Итана. Простая работа руками — его успокаивала и возвращала душевный покой.
Но в тот раз он долго сидел… просто сидел, слепо глядя в окно, крутил что-то между пальцев. Уже давно стемнело.
Я зажгла лампу, поставила рядом на стол, осторожно обняла Итана со спины.
Он вздрогнул.
— Тану? — тихо спросила я. — Что-то случилось?
Он покачал головой.
— Все хорошо, Джу.
Глухо, бесцветно.
— Тану, я же вижу. Зачем ты врешь мне? Отец что-то сказал тебе?
Он вздохнул. Бросил на стол стальную ложку, скрученную узлом, уже пятую… надо б сходить, купить новые.
— Прости… Нет, ничего. Даже наоборот, твой отец похвалил меня.
Зажмурился. Крепко. Поджал губы.
Я нежно погладила его волосы, взъерошила на затылке. Грудью прижалась к его спине, скользнув ладонями на живот. Обняла.
— Отец говорит, ты очень быстро все схватываешь.
Почувствовала, как он напрягся. Поймал мою ладонь, накрыл своей.
— Иногда мне кажется — я дрессированная обезьянка, Джу. Меня нарядили в красивое платье, научили паре фокусов. Все, что я делаю — хожу за хозяином и радостно киваю, когда он прикажет, развлекаю своими дурацкими вопросами приличных людей. За это хозяин меня кормит и позволяет… — он скрипнул зубами, не хотел говорить, но все же решился, — позволяет спать в постели своей дочери.