О чем молчат мужчины… когда ты рядом

Перес Армандо Прието

Я оцениваю и ее попытку разрядить атмосферу. Нагибаюсь за мобильником, который выпал из кармана, когда я снимал брюки. Ева уже одета. Я притягиваю ее к себе и обнимаю, чтобы дать ей почувствовать, насколько ценю ее тактичность.

И в этот момент приходит эсэмэска. От Мануэлы.

«Жду тебя в девять сегодня вечером в парке у Порта Венециа, это важно», – читаю я, и в тот же момент Ева, уткнувшись лицом мне в грудь, шепчет:

– Сегодня Альберто попросил меня выйти за него замуж.

Глава 23

Вечерние

сумерки расползаются по парку, когда я вхожу в него через ворота с улицы Палестро. Я проводил Еву домой, почти не открывая рта по дороге после всех моих откровений, которые, впрочем, для меня потеряли всякий смысл, едва я узнал, что Альберто меня опередил. Ева тоже молчала, оставив меня в неведении, как намерена поступить. Может быть, она ждала моей реакции. Но что я должен был ей сказать? Она вольна поступать, как ей хочется: выходить или не выходить замуж. Для меня это ничего не меняло бы.

Но я прекрасно понимал, что лукавлю: еще как меняло бы. Я почувствовал выброс самой настоящей ненависти к Альберто, когда в пятницу он сообщил мне о своем решении. С чего бы это? Это была бы не первая чужая жена, с которой я бы спал. Если всех это устраивает, почему тот факт, что она собирается выйти замуж за другого, должен беспокоить меня?

Не знаю почему, но меня это здорово напрягло. И всю вторую половину дня мне так и не удалось настроиться на работу, несмотря на такое обещающее начало в Брере. Я сидел перед старинным обломком красного дерева, пялился на сделанные наброски Евы и пил, и пил ром.

Когда наступил вечер, я все еще сидел, беззвучно беседуя с деревяшкой, а потом решил заняться чем-нибудь другим. Для начала я принялся чистить карманы куртки, потяжелевшей оттого, что я, как обычно, во время своих прогулок по городу по рассеянности сую в них что ни попадя. Среди прочего хлама я обнаружил элегантный пакетик из веленевой бумаги, аккуратно перевязанный ленточкой в желтых и оранжевых тонах. Это же брошь, вспомнил я. Якобы подарок для Мануэлы, упакованный руками Евы. Я вскрыл пакетик и некоторое время всматривался в глубину сверкающей гранями на моей ладони ядовито-зеленой убогой стекляшки в изящной оправе серебряной филиграни. Положил пакетик обратно в карман. После всего происшедшего я реально мог бы подарить брошь Мануэле.

Может быть, она ждала моей реакции. Но что я должен был ей сказать?

Она уточнила, что будет ждать меня у входа в планетарий. «Кстати, как звали ту студенточку, которая всегда провожала меня на заседания миланской астрономической ассоциации?» – пытаюсь лениво припомнить я. Нет, не могу вспомнить ни имени, ни лица, а вот то, что заседания были порой очень интересными, помню хорошо.

Когда я подхожу к небольшому зданию из серого камня, Мануэла уже там. На ней желтая эластичная мини-юбка, оставляющая открытым километр ее длинных ног, и темная, кажется коричневая, блузка. Она набирает что-то на мобильнике, но, услышав мои шаги, отвлекается.

–

Ну что, здесь до сих пор организуют семинары по астрономии? – спрашиваю я вместо приветствия.

– Какого хрена ты несешь? – слышу я в ответ.

Девушка настроена явно недружелюбно. Вокруг ее больших глаз темные круги, словно она не спала несколько ночей.

– Ничего, просто так. – Я делаю попытку обнять ее.

– Побудем на расстоянии, хорошо? – останавливает она меня жестом.

– Ты уверена? – удивляюсь я.

– Ты действительно неисправим, – говорит она, покачивая головой и улыбаясь. – Хотела бы я рассердиться на тебя, но не получается.

– Ну так и не сердись. – Я делаю вторую попытку, и на этот раз она не останавливает меня. – Что случилось?

Она смотрит на меня долгим взглядом, в котором больше ни тени враждебности. И тем не менее она выглядит как человек, который задумал совершить что-то неприятное и несколько дней, а может, и ночей мучился вопросом, как это совершить.

– Давай пройдемся, – предлагает она, и мы шагаем бок о бок по аллее, посыпанной галькой. Я уже и забыл, как спокойно и приятно в парке в такой час. Он почти безлюден, пахнет свежестью и влажными листьями, что так необычно для Милана.

– Луис, прежде всего я хочу попросить у тебя прощения, – начинает неожиданно Мануэла. – Я не должна была закатывать тебе скандал, когда мы виделись в последний раз. В конце концов, это не мое дело, каким образом ты зарабатываешь себе на жизнь, – добавляет она, и на ее лице появляется обычная насмешливая улыбка. – Откровенно говоря, если поразмыслить получше, эта работенка действительно занимательная.

– Ты тоже прости меня, – говорю я в ответ. – Раз уж мы откровенничаем, скажу: я не работаю жиголо.

– Нет? – Она останавливается. – Тогда какого…

– Я просто сказал тебе то, что ты хотела услышать, – признаюсь я. – Я не собирался оправдываться перед тобой за то, что я общался с тем типом. И меня взбесило, что тебе это взбрело в голову.

– Но сейчас-то ты можешь сказать мне, с какой целью ты разговаривал с этим отвратительным типом?

– Ну, насчет отвратительного я бы поспорил, – возражаю я. – Не заслуживающий доверия – это да, и к тому же жлоб.

– Только не говори мне, что ты встречался с ним ради того, чтобы составить его психологический портрет.

– Что-то в этом роде, – улыбаюсь я.

И в нескольких словах рассказываю ей о своем фильме, о многочисленных интервью, о работе инкогнито с сайтом свиданий. Она слушает меня, изумляясь, но не перебивая. А потом, остановившись посреди аллеи, взрывается неудержимым хохотом.

– Не могу в это поверить! – восклицает она наконец, вытирая выступившие слезы. – Ты что-то типа Маты Хари мужского рода!

– Ну да, типа. – Я тоже от души смеюсь.

– Как мне хотелось бы подвергнуть тебя пытке, чтобы вытянуть все твои тайны… – произносит она чуть охрипшим голосом, глядя мне прямо в глаза, и между нами пробегает искра знакомой нам обоим магии.