О чем я говорю, когда говорю о беге
Шрифт:
В итоге я и на этот раз не смог — хотя не уложился совсем чуть-чуть — пробежать марафон за четыре часа. Да, я бежал от старта до финиша. Да, я остался верен своему правилу не сходить с дистанции и пробегать до конца каждый марафон (а их за моей спиной двадцать четыре штуки). Да, этот результат был лучше худшего из моих показателей. Но он был оскорбительным — ведь я так тщательно все продумал, так упорно тренировался.
Казалось, желудок постепенно заполняют клочья мрачных облаков. Нет, я просто не в состоянии это понять! Ведь я же так много тренировался, откуда эти судороги?! Неужели нельзя было обойтись без них? Я не утверждаю, что каждая попытка должна вознаграждаться, но если там, на небе, есть Тот, кого мы называем Богом, не мог Он хоть
Через полгода, в апреле 2006-го, я бежал Бостонский марафон. Как правило, я бегаю марафон раз в году, но от Нью-Йоркского забега остался такой неприятный привкус, что я решил попытать счастья еще раз. Однако теперь я намеренно тренировался гораздо меньше. Ведь усиленные тренировки перед Нью-Йоркским марафоном мне не помогли. Возможно, я даже слегка перетренировался.
На этот раз у меня не было жесткого расписания, я просто бегал немного больше, чем обычно. Просто бегал — в свое удовольствие, стараясь не забивать себе голову философией. Я пытался относиться к этому спокойно. «Всего лишь еще один марафон», — говорил я себе. Поживем — увидим.
Это был уже седьмой мой забег в Бостоне. Я хорошо знал трассу — знал все подъемы и спуски, все повороты и изгибы. Не то чтобы это гарантировало успех, но все-таки.
Ну и какой же результат, спросите вы?
Почти такой же, как в Нью-Йорке. Усвоив полученный там урок, на этот раз я довольно жестко контролировал себя во время первой половины забега. Я не увеличивал темп, чтобы поберечь силы. Я получал удовольствие от бега, наслаждался видами, готовясь к моменту, когда наконец смогу совершить рывок. Но этот момент так и не наступил. На промежутке между тридцатым и тридцать пятым километрами, там, где Холм разбитых надежд [10] , я еще чувствовал себя абсолютно нормально. Друзья, которые поджидали меня у холма для моральной поддержки, потом говорили, что я выглядел отлично. Я бежал вверх, улыбаясь, и махал им рукой. Я был уверен, что если дальше все пойдет в том же духе, то ближе к концу я смогу набрать темп и показать достойный результат. Но после того как я миновал Кливленд-серкл и вбежал в бостонский даунтаун, ноги вдруг отяжелели. Навалилась усталость. Никаких судорог не было, но на последних километрах трассы, уже за мостом Бостонского университета, я еле плелся. О том, чтобы прибавить скорости, не могло быть и речи.
10
Холм разбитых надежд (Heartbreak Hill) получил свое название в связи с эпизодом, произошедшим во время забега в 1936 г. Именно здесь, на самом тяжелом участке трассы, действующий чемпион Джон Келли настиг лидера гонки Эллисона Брауна по кличке Тарзан и, обходя соперника, сочувственно похлопал по его плечу. Этот жест подстегнул Брауна. Он неожиданно ускорился, оставил чемпиона позади и победил в забеге, по словам корреспондента «Бостон глоуб», «вдребезги разбив надежды Джона Келли».
Конечно же, я добежал до финиша. Под небом, неаккуратно затянутым облаками, я пробежал без единой остановки сорок два километра и пересек финишную черту, расположенную напротив Пруденшл-центра. Я завернулся в серебристое спасательное покрывало, чтобы не замерзнуть, и получил из рук волонтеров медаль. Волна схлынула — я почувствовал великое облегчение от того, что больше никуда не нужно бежать. Пробежать марафон — это замечательно. Это достижение, но. Но я был недоволен результатом. Обычно, едва финишировав, я начинаю предвкушать кружку холодного «Сэма Адамса». Но сейчас мне совершенно не хотелось пива. Мой организм, буквально каждый орган, был на грани физического истощения.
«Да что с тобой? Что случилось? — удивленно спросила жена, встречавшая меня на финише. — Тренировался ты вроде достаточно, да и слабым тебя не назовешь».
Так что
Одно знаю наверняка. Вплоть до того дня, когда я снова смогу сказать себе: «Молодец, хорошо сегодня пробежал», — я буду продолжать бегать марафоны. Даже когда я стану очень старым и окружающие будут говорить мне: «Мураками-сан, хватит вам, уж в ваши-то годы», — я все равно буду бегать. До тех пор, пока мне это будет по силам. И пусть с каждым разом у меня будет уходить все больше времени, я буду стараться — все усердней — добежать до финиша. Во что бы то ни стало. Люди могут говорить, что хотят, — меня это не волнует. Таков уж я от природы. Каждому свое — скорпион жалит, цикада цепляется за дерево, лосось возвращается на нерест в родную реку, дикие гуси выбирают себе пару на всю жизнь.
Не слышно музыки из «Рокки», да и заката, в который можно было бы достойно уйти, что-то не наблюдается. Такой вот у этой истории финал, банальный, как резиновые спортивные тапочки. Антикульминация, если вам угодно. Попробуйте сделать из этой книжки сценарий, и голливудский продюсер, кинув взгляд на последнюю страницу, не задумываясь отправит рукопись в мусорную корзину. Но не могу сказать, что этот финал противоречит моему представлению о себе самом.
Я ведь стал бегуном не потому, что кто-то просил меня об этом. Точно так же, как я стал писателем не потому, что кто-то предложил мне им стать. Просто в один прекрасный день мне вдруг захотелось написать повесть. А в другой прекрасный день я решил заняться бегом — просто потому, что захотел. В жизни я всегда делал то, что считал нужным. Меня пытались остановить, меня отговаривали, но я не менял курса.
Вглядываюсь в небо над головой, пытаясь уловить в нем хоть подобие благосклонности. Но нет. Все, что я вижу, — это плывущие над Тихим океаном летние облака. Им нечего мне сказать. Облака бессловесны. Думаю, вообще не стоит на них смотреть. Вместо этого стоит заглянуть в себя самого, как в глубокий колодец. Сумею ли я разглядеть благосклонность там, в глубине? И снова нет. Все, что я вижу, — это моя индивидуальность, моя натура, упрямая, несговорчивая, зачастую эгоистичная, все так же не уверенная в себе и в каждой неприятной ситуации пытающаяся найти что-то смешное или кажущееся смешным. Я бреду по длинной пыльной дороге и несу свой характер, как старый чемодан. Не потому, что мне это нравится (что тут может нравиться? чемодан тяжелый и изрядно потертый) — просто больше мне нести нечего. Впрочем, я, пожалуй, уже к нему прикипел. Да-да.
Итак, теперь я ежедневно тренируюсь — готовлюсь к соревнованиям по триатлону, которые пройдут первого октября в городе Мураками, префектура Ниигата. А значит, мой чемодан все еще со мной. Зажав его в руке покрепче, я иду навстречу очередной антикульминации. Навстречу молчаливой зрелости в стиле барокко, или — назовем вещи своими именами — прямой дорогой в тупик.
Глава 9
Во всяком случае, он так и не перешел на шаг
1 октября 2006 г. г. Мураками, префектура Ниигата
Однажды лет в шестнадцать, когда дома никого не было, я разделся догола, встал перед зеркалом и внимательнейшим образом осмотрел свое тело с ног до головы. По ходу я составлял в голове список изъянов, ну, или, по крайней мере, того, что мне не нравилось. Например (и не более того), слишком густые брови, странная форма ногтей, ну и так далее. Добравшись до двадцать седьмого пункта, я прекратил это занятие. Мне стало как-то не по себе. Я тогда подумал, что если моя внешность так неидеальна, то список других моих недостатков (к примеру, таких, как слабосильность) и несовершенств характера и интеллекта вовсе будет бесконечным.