О чем я говорю, когда говорю о беге
Шрифт:
Шестнадцать — мучительный возраст. В шестнадцать ты принимаешь близко к сердцу даже самые незначительные вещи, ты не можешь четко и объективно сформулировать свою позицию, приобретаешь довольно странные и по большей части бессмысленные навыки, плюс ко всему — ты чудовищно закомплексован. Однако с возрастом мы учимся — методом проб и ошибок — получать желаемое и избавляться от ненужного. Мы начинаем осознавать (и покорно принимать), что раз уж перечень наших несовершенств стремится к бесконечности, то разумнее выявить свои сильные стороны и научиться на полную катушку пользоваться тем, что имеем.
Но память о том чувстве неловкости, которое я испытал в шестнадцать лет, стоя голышом у зеркала и занимаясь подсчетом своих физических недостатков, еще жива во мне и даже стала своего
С тех пор прошло лет сорок. И сейчас — когда я стою на берегу океана в черном гидрокостюме, с очками для плавания на голове и жду команды «На старт!», которая откроет соревнования по триатлону, — я снова вспоминаю себя у зеркала. И в который раз понимаю, насколько жалок и незначителен этот маленький сосуд под названием «я». Насколько он неэффективен и непригляден. Мне начинает казаться, что все, что я сделал в своей жизни, ничего не стоит. Что все это пустая трата времени. Пройдет всего несколько минут, и я должен буду сначала проплыть полтора километра, потом проехать сорок километров на велосипеде и под конец пробежать десятикилометровую трассу. И что я этим пытаюсь доказать? Чем это отличается от попыток наполнить водой старую прохудившуюся кастрюлю?
Ну ладно, зато сегодня чудесный осенний день, погода будто нарочно для триатлона. Ветра нет, море спокойно. Солнце еще греет, температура — двадцать три градуса по Цельсию. Вода — идеальная. Я участвую в соревнованиях по триатлону в городе Мураками, префектура Ниигата, уже четвертый раз, но все предыдущие годы погода была ужасная. Один раз на море было такое сильное волнение, что пришлось заменить плавание пляжным бегом. Но даже когда обходилось без крайностей, всегда что-нибудь страшно мешало: то шел дождь, то из-за волн я не мог толком дышать во время заплыва, то замерзал на велосипеде от дикого холода. Преодолевая триста пятьдесят километров от Токио до Ниигаты, я пытаюсь в точнейших деталях представить свои действия и неизменно ожидаю от погоды какого-нибудь подвоха, какой-нибудь ужасной подлости. Даже в этот раз, увидев теплое и спокойное море, я первым делом подумал, что меня хотят обмануть. «Так я и поверил», — подумал я про себя. Мне было ясно, что все это сплошное притворство, западня. Что в океане я наткнусь на стаю ядовитых медуз, а на велосипедной трассе на меня нападет не успевший впасть в зимнюю спячку фрустрированный медведь. А может быть, молния ударит мне прямо в темечко. Или налетит рой пчел. Или моя жена, которая ждет сейчас на финише, узнает про меня какой-нибудь секрет или даже несколько, один другого гнуснее. («Интересно, — подумал я, — а ну как у меня и правда найдутся такие секреты?») Это соревнование по триатлону в Мураками — вечный повод для беспокойства. Совершенно невозможно предугадать, что тут случится.
Но сегодня, как ни посмотри, погода отличная. Я стою на старте в своем резиновом костюме и чувствую, как он нагревается.
Вокруг меня люди в таких же костюмах беспокойно переминаются с ноги на ногу, ожидая начала заплыва. Если вдуматься, мы являем собой довольно странное зрелище. Мы похожи на ждущую прилива кучку несчастных дельфинов, выброшенных на берег. Впрочем, у всех остальных вид куда более жизнерадостный, чем у меня. А может быть, мне это только кажется. В любом случае, нужно выкинуть из головы все лишнее. Раз уж я притащился в эту даль, то просто обязан приложить все усилия, чтобы достойно начать и достойно завершить гонку. Ближайшие три часа в голове у меня должно быть пусто — я буду просто плыть, просто крутить педали, просто бежать.
Ну когда же уже старт? Я смотрю на часы и обнаруживаю, что с тех пор, как я смотрел на них последний раз, прошло всего ничего. Когда состязание начнется, у меня уже не будет времени ни о чем думать.
До сегодняшнего дня я участвовал в шести триатлонах на разные дистанции. Правда, четыре года пропустил — с 2001-го по 2004-й. Этот пробел вызван тем, что на триатлоне в Мураками в 2000 году я вдруг не смог плыть и меня дисквалифицировали. Мне понадобилось время, чтобы оправиться от шока и собраться с духом. Кстати, я так и не понял,
По правде говоря, серьезные трудности на водном этапе триатлона у меня возникали и до этого. В бассейне или в океане, я могу без особого напряжения плавать кролем на длинные дистанции. Обычно я проплываю полтора километра за тридцать три минуты — не так уж быстро, но для триатлона совсем неплохой показатель. Я вырос на побережье и с детства привык плавать в океане. Тем, кто тренировался исключительно в бассейне, с непривычки может быть трудновато и даже страшно плавать в океане, но я не из их числа. В океане я чувствую себя гораздо лучше — здесь свободнее, да и плавучесть больше.
Но по какой-то загадочной причине, когда дело доходит до соревновательного заплыва, я не справляюсь. И даже в триатлоне «Тинмен» на гавайском острове Оаху [11] , несмотря на относительно короткую дистанцию, результат у меня был весьма и весьма скромный. Только я вошел в воду и приготовился к старту, как начались проблемы с дыханием. Точно так же, как обычно, я поднимал голову, чтобы набрать воздуха, но не попадал в такт. А когда я неправильно дышу, я пугаюсь и мышцы напрягаются. Сердце колотится как бешеное, руки и ноги не слушаются меня и двигаются, как хотят. В какой-то момент я начинаю бояться опускать лицо в воду и впадаю в панику.
11
«Тинмен» («Оловянный человек») — соревнования по триатлону, которые проводятся на о. Оаху с 1979 г. Дистанция «Тинмен», получившая свое название по аналогии со знаменитой дистанцией «Айронмен» («Железный человек»), отличается от олимпийской (плавание — 1500 м, велогонка — 40 км, бег — 10 км) укороченной дистанцией заплыва (800 м).
На «Тинмене» водный этап короткий — всего восемьсот метров. Поэтому я мог позволить себе перейти с кроля на брасс. Но стандартную полуторакилометровую дистанцию брассом не проплыть: во-первых, получается гораздо медленнее, чем кролем, а во-вторых, после этого ужасно болят ноги. Поэтому тогда, в 2000 году, мне ничего не оставалось, как подвергнуться дисквалификации, хотя я чуть не плакал.
Я вышел из воды и пошел по берегу, но так злился, что не мог идти, — я снова залез в воду и решил все-таки проплыть дистанцию от начала до конца. Остальные участники уже покончили с водным этапом и перешли к велогонке, поэтому я плыл один. Как я и подозревал, в этот раз не было никаких проблем ни с кролем, ни с дыханием. Я хорошо дышал и плавно двигался. Так что же мне помешало нормально проплыть вместе со всеми?
На моем первом триатлоне старт был из воды, и, пока мы ждали сигнала, пловец по соседству несколько раз пребольно пихнул меня в бок. Это соревнования — понятно, что все хотят получить преимущество перед соперниками и добраться до цели кратчайшим путем. Когда тебя пихают во время заплыва под локоть или лягают ни с того ни с сего так, что ты начинаешь глотать воду и очки падают у тебя с головы, — это все в порядке вещей. Однако те, первые в моей практике, пинки, надо сказать достаточно сильные, совершенно меня потрясли, и, может быть, именно поэтому я в какой-то момент утратил способность плавать. Может быть, подсознательно я вспоминал об этом неприятном событии всякий раз перед началом заплыва. Кто знает, ведь говорят же, что в состязаниях чуть ли не самое важное — правильный настрой.
Еще одна проблема — я плавал неправильно. Я научился плавать кролем самостоятельно, у меня никогда не было тренера. Я мог проплыть большое расстояние, но ни у кого бы не повернулся язык сказать, что я плаваю экономично или красиво. Я просто плыл изо всех сил, и все. Иной раз меня посещала мысль, что не помешало бы научиться плавать получше, но, когда я занялся триатлоном всерьез, вопрос встал остро. Не оставляя попыток найти психологическое объяснение, я решил параллельно работать над техникой плавания.