О четверояком корне закона достаточного основания
Шрифт:
§ 50. Ряды оснований и следствий
По закону каузальности всякое условие всегда, в свою очередь, обусловлено, и притом одинаковым образом: поэтому a parte ante возникает series in infinitum. Так же обстоит дело и с основанием бытия в пространстве: каждое относительное пространство есть фигура, имеет границы, которые соединяют его с другим пространством и обусловливают фигуру этого другого, и так во всех измерениях in infinitum. Но если рассматривать отдельную фигуру в себе, то ряд оснований бытия обретает конец, потому что мы начали с некоего данного отношения; подобно этому и ряд причин имеет конец, если остановиться на какой–нибудь, любой, причине. Во времени ряд оснований бытия имеет бесконечное протяжение как a parte ante, так и a parte post, ибо каждое мгновение обусловлено предыдущим и необходимо влечет за собой последующее; следовательно, время не может иметь ни начала, ни конца. Напротив, ряд оснований познания, т. е. ряд суждений, каждое из которых сообщает другому логическую истинность, всегда где–либо завершается,— либо в эмпирической, либо в трансцендентальной, либо в металогической истине. Если основанием высшего положения служит первая, т. е. если мы приходим к эмпирической истине и продолжаем спрашивать «почему», то мы требуем уже не
§ 51. Каждая наука имеет своей путеводной нитью одну из форм закона основания преимущественно перед другими
Так как вопрос «почему» всегда требует достаточного основания и связь познаний по закону достаточного основания отличает науку от простого агрегата знаний, в § 4 «почему» было названо матерью наук.
Оказывается также, что в каждой науке одна из форм нашего закона служит путеводной нитью преимущественно перед другими, хотя и остальные находят в ней применение, только более подчиненное. Так, в чистой математике главной путеводной нитью служит основание бытия (хотя изложение доказательств продвигается только посредством основания познания); в прикладной математике одновременно выступает и закон каузальности; в физике, химии, геологии и т. д. он всецело господствует. Закон основания познания безусловно находит большое применение во всех науках, так как во всех них частное познается из общего. Но главной путеводной нитью и почти единовластным он служит в ботанике, зоологии, минералогии и в других классифицирующих науках. Если все мотивы и максимы, какими бы они ни были, рассматривать как данные для объяснения поступков, то закон мотивации служит главной путеводной нитью в истории, политике, прагматической психологии и т. д.; если же предметом исследования становятся сами мотивы и максимы по их ценности и происхождению, то этот закон служит путеводной нитью этики.
В 12–й главе второго тома моей главной работы (с. 126 2–го изд., с. 139 3–го изд.) дано высшее разделение наук, построенное по этому принципу.
§52. Два главных результата
В данной работе я пытался показать, что закон достаточного основания служит общим выражением для совершенно различных отношений, каждое из которых зиждется на особом и (так как закон достаточного основания синтетичен a priori) на a priori данном принципе; по принципу однородности следует заключить, что эти четыре закона, открытые по принципу спецификации, так же, как они совпадают в общем выражении, проистекают из одного и того же первоначального свойства всей нашей познавательной способности как из своего общего корня; в нем надо видеть внутренний зародыш всей зависимости, относительности, бренности и конечности объектов нашего сознания, пребывающего в границах чувственности, рассудка и разума, деления на субъект и объект или того мира, который великий Платон многократно низводил до и познание чего — только ’ 093 . И который христианство сообразно той
форме нашего закона, которую я определил в § 46 как его простейшую схему и исконный тип всякой конечности, метко называет временностью. Общий смысл закона основания сводится вообще к тому, что всегда и повсюду каждое есть лишь посредством другого. Однако так как закон основания во всех своих формах априорен, следовательно, коренится в нашем интеллекте, его нельзя применять к целому всех существующих вещей, к миру, вместе с этим интеллектом, в котором он пребывает. Ибо такой предстающий посредством априорных форм мир именно поэтому есть только явление, следовательно, все, что утверждается о нем только вследствие этих форм, не может быть применено к нему самому, т. е. к представляющей себя в нем вещи в себе. Поэтому нельзя сказать: «Мир и все вещи в нем существуют только посредством другого» — а это положение и есть космологическое доказательство.
Если мне в данной работе удалось достигнуть названного выше результата, то от каждого философа, который строит свои умозрения на законе достаточного основания или вообще говорит об основании, следовало бы, как я полагаю, требовать, чтобы он определил, какого рода основание он имеет в виду. Можно бы думать, что, когда речь идет об основании, это происходит само собой и спутать здесь что–либо невозможно. Однако есть слишком много примеров, когда либо путают выражения «основание» и «причина», употребляя их в одном значении, либо говорят вообще об основании и обоснованном,, о принципе и принципиате, об условии и обусловленном без ближайшего определения, — может быть, именно потому, что в глубине души сознают неоправданность употребления этих понятий. Так, даже Кант говорит о вещи в себе как основании явления (Критика чистого разума, 1–е изд., с. 590* [с. 497 рус. изд. 1964 г.]), об основании возможности всякого явления, об умопостигаемом основании явлений, об умопостигаемой причине, о неизвестном основании возможности чувственного ряда вообще (с. 499), о лежащем в основании явлений трансцендентальном объекте и основании того, почему наша чувственность подчинена этим, а не всем другим высшим условиям (с. 531); и так во многих местах. Все это, как мне кажется, плохо согласуется с его вескими, глубокомысленными, даже бессмертными словами: «Случайность** вещей есть лишь феномен и может привести только к регрессу, определяющему феномены, т. е. к эмпирическому регрессу» (с. 498).
То, что после Канта понятия «основание» и «следствие», «принцип» и «принципиат» и т. д. употребляются еще значительно более неопределенно и совершенно трансцендентно, известно каждому, кто знаком с новыми философскими работами.
Против этого неопределенного употребления слова основание, а вместе с тем и закона достаточного основания вообще, я высказываю следующее возражение, которое одновременно представляет собой второй, тесно связанный с первым, результат данной работы касательно ее подлинного предмета. Хотя четыре закона нашей познавательной способности, общим выражением которых служит закон достаточного основания, и свидетельствуют общностью своего характера и тем, что все объекты субъекта разделены между ними, о своем происхождении из одного и того же первоначального свойства и внутренней особенности познавательной способности, являющей себя как чувственность, рассудок и разум, так что, даже если вообразить возможность возникновения нового, пятого класса объектов, следовало бы предположить, что в нем также выступил бы в новой форме закон достаточного основания, — тем не менее нельзя говорить просто об основании, и основания вообще не существует так же, как не существует треугольника вообще; оно существует только в абстрактном, полученном в дискурсивном мышлении понятии, которое как представление из представлений служит только средством мыслить многое посредством одного. Так же, как каждый треугольник должен быть остроугольным, прямоугольным или тупоугольным, равносторонним, равнобедренным или неравнобедренным, и всякое основание (поскольку мы имеем только четыре, притом строго разделенных, класса объектов) должно принадлежать к одному из указанных четырех возможных видов оснований; оно должно иметь силу в пределах одного из указанных четырех возможных классов объектов нашей способности представления, который, следовательно, вместе с этой способностью, т. е. со всем миром, уже предполагает употребление этого основания данным и держится по сю сторону его; но оно не имеет силы вне этого класса или даже всех объектов. Если же кто–нибудь мыслит об этом иначе и полагает, что основание вообще есть нечто другое, чем выведенное из оснований четырех видов и выражающее их общность понятие, то мы можем возобновить спор реалистов и номиналистов, причем, я в данном случае буду на стороне последних.
* Далее в тексте ссылки на страницы «Критики чистого разума» Канта Шопенгауэр относит, как правило, к этому же изданию.
** Имеется в виду эмпирическая случайность, которая у Канта означает зависимость от других вещей; к моему несогласию с этим я отсылаю к моей «Критике кантонской философии», с. 524 2–го изд. (с. 552 3–го изд.).
О ЧЕТВЕРОЯКОМ КОРНЕ
ЗАКОНА ДОСТАТОЧНОГО ОСНОВАНИЯ
Философское исследование
("UBER DIE VIERFACHE WURZEL
DES SATZES VOM ZUREICHENDEN GRUNDE.
Eine philosophische Abhandlung)
Примечания составлены Б. В. Мееровским и И. С. Нарским.
Сочинение написано А. Шопенгауэром в 1813 г. в качестве докторской диссертации. Представленная в Иенский университет, диссертация получила высокую оценку, и 2 октября того же года Шопенгауэру была присвоена степень доктора философии. Значительно исправленное и дополненное второе издание сочинения вышло в свет в 1847 г. В русском переводе впервые было издано в 1892 г., затем вошло в Собрание сочинений Шопенгауэра в переводе и под редакцией Ю. И. Айхенвальда (т. 1, М., 1901).
Настоящее издание содержит новый перевод, выполненный М. И. Левиной по немецкому оригиналу: Arthur Schopenhauers samtliche Werke. Dritte, verbesserte und betrachlich vermehrte Auflage. Bd. 3. Munchen, 1912. Необходимость в новом переводе публикуемых. в настоящем издании сочинений вызвана погрешностями и пропусками, имеющимися в переводе Ю. И. Айхенвальда, и устранением встречающихся в нем архаизмов. Иноязычные цитаты даны в большинстве случаев в переводе Ю. И. Айхенвальда и сверены с соответствующими первоисточниками и сопоставлены с новыми русскими переводами Б. В. Мееровским и И. С. Нарским. При составлении примечаний использовался также справочный аппарат указанного выше немецкого издания.
Данная работа — введение и первая, методологическая часть философской системы Шопенгауэра. Учение о различных четырех видах (формах) основания (логическом — для познания, математическом через свойства времени и пространства — для стабильного бытия, каузально физическом — для материального преходящего бывания и мотивационно этическом — для бывания психического) создает схему для всей онтологии Шопенгауэра. Это учение было навеяно ему «критическим» Кантом с его различением логического, пространственно–временного, категориального и морально–практического трансцендентализма. Во время написания своей работы Шопенгауэр еще не знал, что различение между видами достаточного основания Кант заимствовал у Христофора Августа Крузия, автора «Очерка необходимых истин разума» (1754).