О детской литературе, детском и юношеском чтении (сборник)
Шрифт:
Затем многократно марксистскими критиками отмечались эпохи, когда носительница искусства — интеллигенция (например, интеллигенция передовой буржуазии) не могла никак реализовать своих идеалов в действительности и уходила поэтому в мечту, делая зачастую эту мечту перлом и целью существования, возвеличивая ее над жизнью и тем самым придавая ей мистические, абстрактные черты.
Наконец, отмечу еще третью болезнь искусства в докоммунистические времена. Богатые и праздные классы, потерявшие в большей или меньшей мере свои подлинные жизненные цели и паразитирующие на обществе, окружают себя роскошью, в первую очередь художественной роскошью, бессодержательной, манерной, часто вымученной в соответствии с социальной нелепостью всего быта таких паразитарных классов.
Еще можно встретить людей, которые эти черты искусства принимают за основные его черты и поэтому доходят даже до совершенно нелепой мысли об исчезновении искусства как идеологии в коммунистическом будущем.
Искусство, говорят они, останется только искусством устроения вещей. Не может существовать ни искусства убеждающего, потрясающего, ни искусства мечты, ни искусства чистой роскоши. Все это принадлежит миру господствующих классов и будет смыто чуть что не пуританской волной пролетарской общественности.
Конечно, построение это поспешно и неверно. Во-первых, искусство как идеология не должно обязательно быть классовым. Энгельс говорил о скачке из царства необходимости в царство свободы, когда законы экономического материализма рухнут, когда человек перестанет действовать под давлением хозяйственной базы общества. Марксизм же учит, что все социальные явления происходят именно в результате импульсов, исходящих из хозяйства. Что же, надо ли предположить, что вся общественная жизнь остановится после такого скачка? Нет, она будет продолжать развиваться, хотя хозяйственный момент в ней займет подчиненную роль. Так же точно обстоит дело и с теорией классовой борьбы. Классовая борьба является двигателем в тот мучительный, в конце концов предварительный период человеческой истории, к концу которого мы подходим, а дальше потянется цивилизация на много веков, в которой с борьбой классов и государством так же мало будет общего, как у нашей культуры с бумерангом и костью, вставленной в переносицу. От этого, однако, разнообразие общественной жизни нисколько не уменьшится. Не уменьшится своеобразная борьба научно-философских направлений, стиля жизни, различного подхода ко всем проблемам, из которых иные только тогда возникнут, так что мы о них и представления никакого иметь не можем. И искусство как такая форма выражения определенных эмоций идейного содержания, которая рассчитана на наиболее могучее заражение окружающих, конечно, будет играть роль и тогда, по крайней мере на то обозреваемое время, пока под влиянием растущей культуры человечество не уходит настолько далеко от нынешних форм существования, что, так сказать, теряется из нашего вида.
Само собой разумеется, оторванные мечты мистика отомрут вместе с победой человека над природой (даже хотя бы и относительной), т. е. подъемом всего человечества до уровня сознания современных нам марксистов. Но значит ли из этого, что комбинирующий ум и фантазия человека сделаются ненужными? Это, конечно, совершенный вздор. Человека окружают огромные области бесконечности и вечности, всегда он видит впереди желанные цели, всегда приходится ему разрешать какие-то противоречия, согласовывать какие-то диссонансы. Чем дальше, тем более человечество будет действовать планомерно, т. е. согласно научно-предвосхищенного будущего; чем дальше, тем более вокруг завоеванной и освещенной уже научной мыслью области природы будут роиться всякого рода гипотезы.
Уже вследствие этого надо признать, что роль комбинирующей фантазии в будущем будет отнюдь не меньше, чем ныне. Очень вероятно, что она примет характер, своеобразно сочетающий научный элемент эксперимента с самыми головокружительными полетами интеллектуальной и образной фантазии. Это, однако, не все. В этой области мечты возможно и нечто другое. Именно гениальная игра образами, создание целого ряда не существующих и, может быть, невозможных, но внутренне все же логических миров. Почему, в самом деле, человечеству ограничивать свою фантазию миром существующим, как бы он ни был богат? Почему ему не творить в воображении, исходя из определенных предпосылок, целый ряд жизней, не существовавших, а может быть, по основным законам природы и не могущих осуществиться, творить в воображении, как поэт, музыкант, живописец, архитектор и скульптор, сочетая все элементы в эти новые миры? Это же колоссальное наслаждение для умов творческих, как и для тех более пассивных натур, которые явятся созерцателями такой игры воображения. С какой стати будем мы думать, что наши внуки откажутся от этого наслаждения, не разовьют его до Несравненного богатства и тонкости? При этом это искусство мечты, будет ли оно преследовать научно-практические цели или будет чистой игрой человеческого гения, всегда будет в высшей степени целесообразным, ибо, как всякая игра, оно будет упражнять самый играющий орган, т. е. в данном случае мозг наших потомков.
Коммунистическое хозяйство даст возможность сравнительно легко и просто вырабатывать необходимое. Все большее количество времени и труда останется избыточным. Вследствие этого самый уровень необходимого начнет расти, над ним будут клубиться явления роскоши, она утеряет свой одиозный характер, потому что не будет роскошью немногих за счет нищеты остальных. Это будет роскошь всех. Эта роскошь не сможет приобретать характера нездорового, манерного и вымученного, потому что это не будет роскошь паразитов, а роскошь трудового, только необычайно могучего своим трудом общества.
Поэтому суждение об искусстве прошлого как об искусстве классово-идеологическом, мечтательном или роскошном, что вовсе не к лицу материалистическому обществу будущего, должно совершенно отпасть. Искусство останется идеологическим, хотя утеряет классовый характер. В искусстве будет жить мечта, но она совершенно утеряет жизневраждебные элементы. Искусство будет роскошью, но от него ни капельки не будет пахнуть паразитизмом.
Удельный вес описанных мною форм искусства, как материально конструктирующего, так и идеологического, будет колоссально расти. Экономика уйдет в подвальный этаж, люди будут жить во многих этажах своей новой Вавилонской башни, и все эти этажи будут переполнены искусством. Мы можем только, как бедные варвары, как дикари, употребляющие створку устрицы вместо ножа, по отношению к нашей цивилизации, подымать в нашем воображении глаза на эту сверкающую культурную высоту, которой, однако, мы являемся сознательными строителями.
Но мы даже детей наших готовим не к жизни в законченном коммунистическом строе, а к участию в, борьбе за него, по крайней мере в первый период их жизни. Мы должны считаться с еще довольно скорбными условиями нашего предутреннего полурассвета.
И здесь могут раздаться голоса о том, что если искусство могло сыграть серьезную роль в прошлом, допролетарском классовом строе, если оно займет почтенную роль в будущем, т. е. после полной победы пролетариата, то в настоящее суровое время ему все-таки не должно быть места. Я думаю, что надо совершенно отбросить подобный неуклюжий, несообразный пуританизм.
Прежде всего: разрушаем ли мы только? Боремся ли мы только?
В высокой степени знаменателен тот абзац недавно опубликованной резолюции ЦК РКП по вопросам литературной политики партии 1 , где говорится о том, что мы уже вступили в такой период революции в отношении СССР, когда главными нашими целями являются цели мирного строительства.
Но возможно ли это мирное строительство нового мира без искусства? Что же, мы, в самом деле, бивуаки, какие-то бараки будем строить? Что же это новое строительство, в самом точном смысле слова — постройки новых зданий, новой деревни, новых городов, может не считаться с тем, какими должны быть эти здания, чтобы дать живущим в них живую радость? Что же, мы будем проходить мимо просыпающейся жажды впечатлений и отнесемся равнодушно к тому, какая музыка будет у нас звучать, какими картинами будут украшены наши клубы и т. д. и т. д.?.. Нет, конечно. С самого начала строительства, сперва, может быть, робкой струей, а потом все более могучим фонтаном будет пробиваться и творчество, удовлетворяющее так называемым эстетическим потребностям человека. Если несчастный полуживотный предок наш уже ритмизировал свою работу и наносил примитивные орнаменты на свою утварь, то неужели возможно коммунистическое строительство великих народов Союза, имеющих за своими плечами большую культуру, которое жило бы без искусства?
А сама борьба? Разве борьба не требует не только организации идей, но и волевых импульсов через эмоции? Кто может теперь отрицать, что борющийся класс должен осознать себя и свои идеалы художественно, т. е. сквозь призму чувств ориентироваться во всех ценностях мира? Недаром ЦК ВКП, хотя бы в области литературы только, признает это все насущно необходимым. Быть может, никогда так, как в борьбе, но именно в период относительного затишья борьбы, не расцветет гордое сознание величия роли идущего вперед класса и. не расцветут цветы презрительной и полной ненависти сатиры на класс, сопротивляющийся восходящему солнцу.