О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Шрифт:
Граф сказал в раздумье:
— Может, он и не опасен?
Гай сказал твердо:
— У нас не Франция, дорогой граф!.. Никто не имеет права строить замки без позволения короля.
Граф пробормотал:
— Ну, а если он для собственной безопасности?
— За безопасность подданных отвечает король, — отрезал Гай. — Я понимаю вас, любезный сэр Вальтер, этот Хейнц как бы отстаивает свои вольности, вы ему симпатизируете, но скажите, а вам лично нужен такой опасный сосед?.. С сэром Канцергом, что у вас слева,
Удар попал в цель, граф Вальтер потемнел, стиснул челюсти, а пальцы на подлокотниках кресла сжались с такой силой, что могли выдавить сок, будь дерево чуть помоложе.
Оруженосец смотрел на обоих умоляющими глазами, уже зачуял возможность отличиться и страшился, что все сорвется.
Граф медленно выпустил из груди воздух, лицо становилось все мрачнее.
— Кажется, — произнес он с неохотой, — вы меня поймали. Вот уж не думал, что пойду на брата-барона под знаменем шерифа!
— Вы пойдете под своим знаменем, — заверил Гай. — Если хотите, я сам с удовольствием встану под него!
Граф фыркнул, посмотрел на него внимательно.
— Вы серьезно?.. Странный вы человек. Это же надо так отдаваться работе, чтобы мчаться под дождем всю ночь… Но, похоже, вы не сомневались в моем решении, раз просили послать за отрядами? Да, вы правы, мне лучше вмешаться. Тем более что окажусь, как ни странно, под защитой закона, вот уж диво дивное… Конрад, распорядись насчет обеда, а то, пока соберут отряд, помрем с голоду.
Гай надеялся быстро перекусить и в седло, однако стол накрыли в большом зале, они с графом сели на противоположные концы длинного стола, а под стеной выстроилось шестеро слуг, будто здесь пирует целое войско.
Когда подали первое блюдо, граф улыбнулся и посмотрел поверх плеча Гая.
Гай обернулся, поспешно вскочил: по лестнице грациозно спускается, словно плывет лебедь, Вильгельмина, сказочно прекрасная, с чарующей улыбкой, в ярко-зеленом платье, удивительно гармонирующем с ее золотыми волосами, перевязанными лентами изумрудного цвета.
Гай заторопился навстречу, подал ей руку и помог сойти с последней ступеньки, словно она, такая дура, обязательно промахнется и рухнет в невесть откуда взявшийся подвал.
Она позволила проводить себя к столу, села ровно посредине между отцом и гостем, слуга тут же поставил перед нею свежий букет только что срезанных цветов, но красавица есть их не стала, перевела взгляд прекрасных глаз на Гая.
— Вы сравнительно галантны, — произнесла она несколько озадаченно. — Где вы этому научились?.. Я такие манеры видела только во Франции, где побывала в прошлом году у родственников, мне посчастливилось съездить с ними в Париж и…
Она запнулась, щеки ее порозовели, а глаза заблестели, как две утренние звезды, омытые росой.
— И что там? — спросил он осторожно.
Она вздохнула.
— Я побывала в сказке. И как подумаю, что наши грубые солдаты подминают те прекрасные земли и вводят свои грубые английские порядки и обычаи…
Он произнес несколько уязвленно:
— Солдаты, леди Вильгельмина, везде грубые. Французы ничуть не лучше…
Ее щечки вспыхнули алым.
— Французы? Как вы можете такое говорить?.. Французы все деликатные, галантные, умеют говорить комплименты, всегда хорошо одеты…
— Солдаты? — переспросил он. — Леди Вильгельмина, наши вельможи в Лондоне тоже одеты… неплохо, я бы сказал.
Она чуть откинула голову, глаза ее сердито сузились.
— Вы со мной спорите?
— Как я посмею, — возразил он галантно, — я лишь дополняю вами сказанное.
— Вы не так дополняете! — возразила она. — И дополнять не умеете, во Франции бы сказали именно то, что нужно…
— Что хочет услышать женщина, — сказал он и тут же уточнил: — А это и нужно, как мы понимаем.
Она сердито блеснула глазами, еще не разобравшись, сказал ли он комплимент, как обычно, по-английски непонятный, англичане все говорят с серьезными лицами, а французы сами начинают хохотать еще до того, как начнут рассказывать что-то веселое или смешное. Наверное, потому, что у них там солнца больше и виноград растет всюду…
Граф неторопливо ел и наблюдал за ними с веселой насмешкой. Перед Вильгельминой поставили медовые пирожки и фигурное печенье, еще один слуга налил ей в чашу темно-красный сок из ягод.
— А здесь в Англии, — сказала она капризно, — так холодно, уныло и серо… А я вижу в грезах, как прекрасный благородный рыцарь на белом коне спасает меня из рук злодеев, повергая их направо и налево могучими ударами, а потом мы сливаемся в сладостном поцелуе и клянемся в вечной любви…
— Гм, — сказал он, — как красиво и возвышенно… И очень жаль, что конь у меня серой масти.
Она сказала насмешливо:
— Как и вы сами, сэр Гай.
Он развел руками.
— Что делать, весь сплошная серость.
— И что, — спросила она ядовито, — вас это не тревожит?
— Господь сказал, — заметил он благочестиво, — надо жить незаметно.
— То есть серо?
— Леди, — произнес он мирно, — серенький и невзрачный соловей поет лучше всех. А вы слышали, как отвратительно орут павлины?
Она окинула его надменным взглядом.
— Значит, вы у нас соловей?
— Вообще-то я не у вас, — напомнил он, — хотя, возможно, не отказался бы, наверное… оказаться в ваших нежных лапках.
Она мило наморщила носик и оглядела его сверху вниз и обратно.