О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Шрифт:
— И не надейтесь! Да еще это ваши «возможно» и «наверное»! Вы подговариваете отца напасть на благородного Робина Гуда?
Граф смолчал, Гай переспросил в удивлении:
— Благородного? Вы сказали, благородного?
Она ответила с вызовом:
— Что, не нравится?.. А я вот знаю, он грабит богатых и отдает бедным! И вам это очень не нравится!
Он пробормотал:
— Да, мне это очень не нравится, вы правы, прекрасная леди.
— Я знала, — заявила она победно, — вам не нравятся борцы за справедливость!.. И то, что он больше всех собрал
Гай переспросил ошарашенно:
— Что-что?
Она сказала с удовольствием:
— Что, притворяетесь, что не знали? И не охотились за теми деньгами?
Глава 9
Он повернулся и посмотрел на графа. Тот спокойно запивал мясо вином, глаза оставались веселыми.
— Сэр Вальтер, — сказал он беспомощно, — это такой французский юмор?.. Но я англичанин… может, и туповат, но я… не понимаю!
Граф допил, медленно опустил кубок, улыбка исчезла с его лица.
— Увы, — произнес он, — она говорит всерьез. Даже не знаю, как это получилось. Мне как-то сообщили, как тот Робин Гуд гулял в трактире в городке Хельшир, угощал всех прохожих, а потом одаривал гулящих женщин серебром, а до этого, как известно, ограбил караван, идущий с серебряного рудника. Но для моей дочери, нахватавшейся столичных веяний при королевском дворе, это пустые слова и гнусный поклеп…
— Кто не желает верить в Господа, — заметил Гай, — верит во что-то иное. В человеке есть потребность в вере. Ваша дочь верит, сэр Вальтер!
Граф сердито поморщился.
— Ну спасибо, — сказал он сердито, — утешили…
Вильгельмина посмотрела на одного, на другого.
— Может быть, — заметила она ядовито, — перестанем обсуждать меня в моем присутствии?.. А без меня пожалуйста. Мужчины обожают посплетничать! Да, угнетенный простой народ Англии нуждается в защитнике. И Робин Гуд… защищает! Он борется против норманнов!
Гай взглянул на нее внимательнее. Ее красивая мордочка раскраснелась, глаза гневно сверкают, теперь стала прекрасной в своем справедливом негодовании. И то, что сама нормандка, ничуть не мешает, потому что за справедливость одну для всех…
Значит, на всех норманнов смотрит как на захватчиков, хотя сами норманны уже пашут землю, пасут овец и вовсе не догадываются, что они, родившиеся на этой земле и похоронившие здесь своих родителей, что тоже родились здесь, — захватчики.
Он покосился на графа, тот ответил беспомощным взглядом. Такие вот, говорило его лицо, кому заняться больше нечем или ничего не умеют, — самая большая трудность, потому что от безделья придумали себе борьбу за «восстановление справедливости», постоянно ковыряются в уже зажившей ране, напоминают себе и другим, что саксы — покоренный народ, норманны — зло, захватчики, их надо изгнать, а если изгнать не удается, то хотя бы постоянно напоминать им, что они — сволочи, как будто это принесет облегчение, а не новые ссоры и драки.
Он хотел сказать вслух, но такое нельзя за дружеским обедом, что те, кто пытается играть на подобных чувствах, вообще-то… мерзавцы. Уже два поколения норманнов похоронены в этой земле, она стала родной для тех, кто здесь родился, норманны берут в жены понравившихся женщин, не спрашивая, саксонка или нормандка.
Разбойники же грабят тех и других, но уверяют, что так они борются за свободную Саксонию.
— Справедливость, — пробормотал он наконец в затруднении, — справедливости надо добиваться в суде. Двенадцать присяжных рассмотрят любое дело и не дадут осудить невиновного. А стрела в спину… Еще при моем отце был законным такой суд, назывался «божьим». Это когда дрались в поединке, и кто победит — тот и прав. Как думаете, леди Вильгельмина, то был справедливый суд? Он и сейчас еще есть в глухих краях.
Она наморщила носик.
— Вы не верите, что Господь помогает правому?
— У Господа свои планы, — возразил он. — Он может помочь и неправому… чтобы испытать нас. Да и вообще… Неисповедимы пути Господа, как постоянно твердит мой священник Хильд, прикидывающийся послушником, а ему виднее.
— Милый мальчик, — сказала она. — Такой вежливый, образованный, учтивый… Так жаль, что идет в монахи! Может быть, познакомить его с моей подругой Мелиссой? Она точно собьет его с пути истинного…
Он улыбнулся, но, скорее, из вежливости. Женские чары действуют на полных бездельников и тех, кто явился с целью быть очарованным, а настоящим мужчинам эти хи-хи не что иное, как птичье щебетанье. А Хильд — мужчина, несмотря на порой смешной вид и нелепую рясу…
Граф прислушался к звукам, долетающим из окна, лицо стало отстраненным, через некоторое время сказал с облегчением:
— Уже и барон Гердер прибыл… Значит, остальные уже здесь. Сэр Гай?
Гай вскочил и учтиво поклонился, больше для леди Вильгельмины, чем для графа.
— Готов!
— Выступаем, — сказал граф коротко, и Гай понял, что сэр Вальтер берет на себя руководство боевым рейдом. — Вильгельмина, расти, дочь моя!.. И распоряжайся в наше отсутствие… гм… по справедливости.
Отряд двигался напрямик через лес, граф взял только конных рыцарей, не желая дожидаться подхода пеших, и сейчас тяжеловооруженная масса текла хоть и медленно, но неудержимо.
Дорога, достаточно протоптанная купцами и паломниками, иногда слишком уж ужималась, и тогда самые нетерпеливые, не желая дожидаться очереди проехать по одному, ломились справа и слева через чащу.
Так наткнулись на одно из логовищ разбойников, в одном даже застали двух вдрызг пьяных, повесили их тут же с разрешения шерифа. Граф помолодел, глаза блестят, шериф начинает нравиться, в самом деле не страшится брать на себя ответственность, другой бы велел арестовать обоих и везти в тюрьму, чтобы судить по всей долгой и утомительной процедуре.
— Некогда, — объяснил Гай. — У нас другая задача.
— Абсолютно с вами согласен, сэр Гай, — сообщил граф бодро. — Вы мне нравитесь, хоть и шериф! Чувствуется, что вы не родились шерифом.