О, как убийственно мы любим…
Шрифт:
– Гея, НЕТ! – крикнул принц, но было слишком поздно. Девушка прыгнула в воду, и ее сердце заменило собой то, что было у Земли раньше.
Юноша не смог пережить ее потерю и прыгнул в озеро вслед за ней. Два сердца слились вместе и забились сильнее, чем прежде. Гея пожертвовала собой, чтобы продолжали жить другие, а принц – чтобы остаться с ней.
Целых три века Земля жила силой этих влюбленных сердец, которые, наконец, слились в одно.
Максим Кузин
Кузин
Зеленый крепдешин
Матвей Данилович Сторожук ушел на фронт в первые дни войны, оставив в родном Акмолинске большую семью – жену Ульяну и пятерых детей: старших, Петра и Марию, и младших – Володю, Тамару и непоседу Ленку. Он прошел, проехал вместе со всем советским народом от Бреста до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина. Все военные годы он не выпускал из рук шоферской баранки, – возил боеприпасы на передовую, а из самого пекла вез в тыл раненных. Все годы хранила его и сохранила маленькая иконка Божьей матери, повешенная ему на шею перед самым расставанием плачущей женой Ульяной. Хотите – верьте, хотите – нет, но кто тогда еще спасал Матвея Сторожука от прямых попаданий в его груженную снарядами до верха машину? Других разрывало на части, а его только выкидывало взрывной волной из кабины. И что удивительно, все три раза, когда Матвею Даниловичу по всем мыслимым законам надо было прощаться с жизнью, – на нем не было ни царапины, и лишь только в третий раз контузило его. Но война для него кончилась только студеной зимой 45-го года, после разгрома группировки японских войск в Манчжурии. Автобатальон, в котором служил Матвей Сторожук, прямо из Берлина перебросили через одну шестую часть суши на Дальний Восток, и там тоже сохранила его Божья мать. Отлились слезы и молитвы его жены Ульяны – вернулся домой муж целым и невредимым, в ладно сидящей военной форме и с орденами и медалями во всю широкую грудь.
Эта история произошла весной 1946 года. Ярким и солнечным выдался день празднования первой годовщины окончания страшной войны – 9 мая. Уже знал Матвей Данилович, что на торжественном собрании в акмолинском Дворце железнодорожников ему прилюдно будут вручать медаль «За отвагу», долго плутавшую по штабам и канцеляриям, и поэтому особенно тщательно он начищал свои сапоги. Еще раз он махнул суконной тряпкой по голенищу, последним критическим взглядом оценил его влажный глянец и крикнул через плечо:
– Ульянка, где же ты? Пойдем уже, люди ждут!
– Нет, Мотя, ты иди, а я не пойду, – тихо прислонилась к косяку двери его жена.
– Как это ты не пойдешь? – аж вскинулся Матвей. – Я что – один пойду на праздник? Я что – парень, что ли?
– Ты у меня сегодня такой красивый, – подошла и ласково прижалась к его сильному плечу Ульяна. – А я – что? У меня вот даже и одеть нечего… Что я буду тебя позорить своим рваньем?..
И как ударило в грудь старого солдата. Он и не думал, каким тяжким трудом далась война его жене, долгие годы растившей и хранившей его детей. Тогда, в довоенные годы Матвей с каждой получки нес своей Ульяне подарки: то колечко прихватит, то сережки или монет на монисто. И всегда была нарядна
– Ты иди, Мотя, один, а я детей посмотрю… – сказала она мужу и, повернувшись, ушла в дом, чтобы тихо плакать в темном углу.
Шел Матвей Сторожук по улице широким солдатским шагом и ничего не видел вокруг, как будто ничего и не было. Не было радостных улыбок вокруг, не было счастливого людского смеха, не было праздника. Слезы застилали его глаза, обида распирала его грудь, но не людей, а на себя. Почему не спросил, как далась жене война, эти долгие холодные, голодные военные годы, бессонные ночи у постели заболевшего ребенка? Почему даже не сказал жене спасибо за то, что сохранила и вырастила его детей, жертвуя ради них всем – своим здоровьем, красотой, своей жизнью? Шел солдат и плакал – кончился для него праздничный день.
Торжественное собрание шло своим чередом. На сцене Дворца железнодорожников стоял покрытый красным кумачом стол, на котором грудой лежали подарки – отрезы материи, вручавшиеся председателем собрания земля-кам-фронтовикам, чествование которых проходило под оглушительные рукоплескания зала. Матвей Данилович сидел среди радостных, улыбающихся людей в каком-то оцепенении. Его не было в этом праздничном зале, он был со своей Ульяной, заново переживая ее боль. Из оцепенения его вывел сосед, наклонившийся сзади:
– Матвей, ты что? Очумел от радости? Иди, слышь, тебя на сцену кличут…
Как во сне поднялся Матвей Данилович со своего места и под аплодисменты пошел на сцену. Он уже и не помнил, как ему вручили медаль, и что говорил при этом председатель, очнулся он только тогда, когда ему в руки начали совать отрез ткани. И тогда он отдал его обратно и сказал:
– Нет, дайте мне вон тот, зеленый…
– Матвей Данилович, вы что? Он же женский, берите, вот, ваш, – растерянно бормотал председатель, продолжая протягивать отрез.
Но если украинец что решил, то решил, и будет стоять на этом насмерть, хоть стреляй. Насупился Матвей Данилович, нахмурился и опять показал рукой:
– Вы мне вон тот дайте…
В зале потихоньку начал подниматься недоумевающий ропот. Председатель растерянно оглянулся, дернул головой, бросил нас стол отрез, выхватил из груды материи зеленую ткань и сунул в руки старому солдату. И тогда улыбнулся Матвей Данилович, кивком головы поблагодарил и председателя и народ и пошел на свое место. На смех и подначки соседей он лишь улыбался в ответ.
Ульяна споро накормила детей и, налив в корыто воды, собралась уже затеять стирку, когда гулко хлопнула входная дверь, в сенях раздались тяжелые шаги и, наклонив голову перед низкой притолокой, в кухню шагнул Матвей Данилович, держа перед собой в руках сверток, как малое дитя. Ребятня при виде веселого отца радостно было загомонила, но он властно повел на них бровью: «А ну, тихо!» И, прокашлявшись, сказал:
– Дорогая жена моя, Ульяна! За все твои труды, за все бессонные ночи, за любовь твою бесценную, за то, что уберегла детей наших, говорю тебе большое спасибо! И в подарок от меня прими вот это…
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
