О кораблях и людях, о далеких странах
Шрифт:
– Да скажите вы хоть слово кто-нибудь!
Один из юнг останавливается и говорит:
– Эх, зря мы это все!.. Они с нами со всеми поодиночке расправляются. Старик говорит: "Неподчинение приказу!", а там еще двое. Один, из Трудового фронта, только и делает, что записывает за ним. Да и из гитлерюгенд тоже. Кто не желает дальше учиться здесь, того откомандировывают, но не как матроса, а как мальчишку на побегушках: каюты чистить, чай подавать - обслуживающий персонал.
Один за другим ребята возвращаются от капитана и почти все со
– Эх, зря мы это все...
Кое-кто уже начинает проклинать застрельщиков.
– Из-за вас все!
– говорит кто-то Руди.
– Ты виноват во всем, задавала!
Руди глотает слезы.
– Да вы сами ведь тоже...
– Это вы нас подбили! Вы нас науськивали!
На трапе показывается Латте. Не взглянув на Руди, ой проходит мимо. Руди долго смотрит ему вслед. Куделек, стоящий рядом, спрашивает:
– Что же это такое?
Над потемневшим городом гудит эетер. Он свищет в осях. Из темноты вырываются ослепительно белые молнии и заставляют зажмуривать глаза. Молча стоят рядом Руди и Куделек. Снова слышатся шаги. Из каюты капитана выходит Зепп.
– Ну, как?
Зепп останавливается. Дико оглядывает своих товарищей и сплевывает.
– Все кончено! Все! Чтоб вы знали!
– Зепп вытирает себе глаза.
– И ты?
– спрашивает Руди, и в голосе его звучит глубокое разочарование.
– Слышишь? Я хочу быть моряком, настоящим моряком, а не подметалой, который убирает за другими. Я не хочу никому прислуживать.
– Зепп резко поворачивается, собираясь спуститься в спальню.
– А на тебя я плевал, понял?
– И он быстро сбегает по ступенькам.
Но Руди заметил, что глаза Зеппа полны слез. Тут он слышит, как выкрикивают его имя.
У трапа, ведущего к капитанской каюте, Руди наталкивается в темноте на какого-то человека с морским мешком за плечами.
– Извините, пожалуйста!
– Ничего, ничего!
– произносит незнакомец.
Руди узнает боцмана Иогансена. Чуть согнувшись под тяжестью мешка, боцман покидает судно.
– Руди Роттер!
– кричит Глотка.
– Живо!
Руди быстро взбегает по трапу. Небо раскалывает ослепительно яркая молния. Кажется, она вот-вот рассечет пополам грот-мачту. Руди слышит, как по палубе начинает барабанить дождь. Он снимает бескозырку и входит в каюту капитана.
– Стало быть, ты и есть зачинщик?
– громко спрашивает капитан, развалясь в креслах. Он перелистывает тоненькую тетрадку и даже не смотрит на Руди. В каюте полутемно - горит только настольная лампа.
Слева от капитана сидит бледный темноволосый человек. Перед ним блокнот, и Руди замечает, как он, оторвав полуисписанный листок, передает его капитану. На новом листке он печатными буквами медленно выводит фамилию Руди, а затем ставит за ней жирный красный крест. Напротив сидит баннфюрер * из гитлерюгенд. Он откинулся на спинку стула. От левого погончика к нагрудному карману спускается толстый витой шнур. "Как у Эде", - вспоминает Руди и сразу исполняется доверия к этому человекуУ баннфюрера
Играя карандашом, капитан поглядывает на Руди и говорит: "А ну-ка, подойди поближе!"
Руди подходит к столу. Руки у него вытянуты по швам, и ему все время хочется глотнуть, будто у него в горле чтото застряло. Неуверенным взглядом он осматривает всех
* Баннфюрер - руководитель районной организации гитлерюгенд.
присутствующих. На столе толстая книга, на переплете написано: "Адольф Гитлер, "Моя борьба".
– Так, стало быть, ты и есть зачинщик?
– повторяет капитан.
И трое взрослых смотрят на юнгу.
Руди не знает, как ему отвечать. "Что это им надо?" думает он.
Тихо в каюте. Руди слышит, как тикают часы на руке у бледного человека. По стеклу иллюминатора стекают капли дождя.
– А мы все сказали, что никто больше не будет заниматься у боцмана Хеннигса, потому что он сегодня...
– выпаливает он вдруг.
– Кто это первый сказал?
– прерывает его бледный человек, а капитан снова принимается играть карандашом.
– Да...
– Руди никак не может понять, что этому человеку от него надо. Он пытается вспомнить.
"Да кто ж в самом деле-то сказал?.. Латте, что ли?" Внезапно слезы застилают ему глаза.
– Мы все были на палубе. Вот и разговорились об этом... Эрвин себе руку сломал, - говорит он громко и возбужденно, а боцман Хеннигс его терпеть не мог. А разве он имеет право?
Кто-то кашляет. Руди поворачивается. В углу, оказывается, сидит еще один человек - Медуза.
– А ты говорил, чтобы вы все вместе выступили?
– спрашивает капитан.
Руди молчит. Настольная лампа начинает мигать, вотвот она погаснет совсем. Снаружи доносятся раскаты грома. Кажется, что дрожит весь корабль.
– Не знаю я, - произносит Руди запинаясь.
– Так, так! Не знаешь, стало быть?
– Капитан кивает. Лоб его покрыт капельками пота.
– Сначала ты вон какие речи произносил, а теперь струсил? Эх ты, дрянь!
– вдруг начинает кричать он.
Руди весь дрожит. Он смотрит на баннфюрера, как бы ожидая от него помощи, но тот что-то пишет в своем блокноте.
– А я и не трушу вовсе. Разве боцман имеет право... слова застревают у Руди в горле.
– Итак, ты признаешься, что подговаривал ребят?
Руди быстро оборачивается. Это баннфюрер сказал.
У Руди по щекам бегут слезы. Он не пытается больше сдерживаться. "Баннфюрер же не знает, как было все на самом деле. Баннфюрер должен мне помочь!
– думает он.
– Почему это мне не дают говорить?" - Руди смотрит на портрет фюрера на стене, точно ища у него защиты. Но лицо фюрера сурово и холодно, как лицо жандарма под шлемом.
– Да, я говорил!
– выкрикивает Руди вдруг упрямо.
– Но остальные тоже говорили.