О любви и других чудовищах
Шрифт:
— Кого мне придется найти? — спросил я, хотя и знал, о ком она говорит.
— Рахула Може.
Его имя, не называвшееся так давно, ударило меня словно током. Мое призрачное «я» восстало во мне, словно только и ожидало звука этого имени. Меня подхватил гигантский вал тоски и страха.
Бинодини еще несколько дней убеждала меня, и наконец я поддался. Ведь она повторяла лишь то, что говорил мне мой собственный разум: не знать мне покоя в жизни, пока я не встречусь с Рахулом Може, не получу ответов на вопросы, донимавшие меня полжизни. А уж тогда мне придется принимать решение.
— Хорошо, — сказал я наконец. — Я стану охотником,
— Ты его найдешь, — уверенно сказала Бинодини. Однажды я поверил ей свой величайший страх: но что, если я, объединившись с Рахулом Може, обращусь против человечества?
— Он бы убил тебя не задумываясь, — сказал я ей. — Ты хочешь, чтобы и я стал таким?
— Послушай, Арун, какое бы решение ты ни принял, ты останешься собой. Пришелец, человек — это только слова, ярлыки. Ты то, что ты есть.
И я отправился на поиски. Не зная, где искать Рахула Може, я шел по следу катастроф, мятежей, необъяснимых жестокостей. Но все это оказывалось делом человеческих рук. Рахул Може, где бы он ни был, не стремился привлечь мое внимание.
Однажды, возвращаясь из такой поездки, я сидел в поезде. Шатабди-экспресс 24 разрывал ночь над долиной Ганга. Я ехал в купе второго класса, кондиционер работал, соседи по купе спали, но у меня сна не было ни в одном глазу. Я припал к окну, глядя на свое отражение в стекле. Непроницаемая тьма снаружи превращала купе в подобие кокона, в мир в себе. А поезд покачивался и ритмично напевал, повторяя, кажется, его имя.
«Рахул Може, где бы ты ни был, позволь мне найти тебя!» — сказал я мысленно со всем пылом отчаяния.
24
Шатабди-экспресс — самый скоростной и дорогой поезд в Индии.
Должно быть, я произнес это и вслух. Человек, лежавший напротив, завернувшись в одеяло, шевельнулся, распахнул черные глаза. Его разум мгновенно пробудился, но он тут же закрыл глаза и притворился спящим. Под его полкой стоял чемодан, украшенный золотыми буквами: «Амит Раджагопал».
Это был не он. Рахула Може я узнал бы где угодно по рисунку его сознания. Разум этого пассажира казался смутно знакомым, но, возможно, он просто напомнил мне кого-то из колледжа. Я не обратил на него внимания, потому что, едва я произнес свою мольбу, что-то пробудилось и в моем сознании.
Как описать это?
Это как заснуть при тихом звуке радио. Звук не мешает вам спать и не вторгается в ваши сны, разве что придает им что-то навязчиво-призрачное, но, проснувшись, вы все еще слышите его. Так и я, проснувшись, услышал мысленно его голос, тихо зовущий меня издалека.
«Иду!» — откликнулся я, и в тот миг во мне не было страха.
Он не стал ждать, встретил меня на полпути. Не знаю, как он добирался оттуда, где был, но ранним утром я вышел на платформу крошечного полустанка, где поезд не должен был останавливаться. Вероятно, он устроил остановку, вторгшись в разум машиниста. Я вздрогнул от этой мысли. Я понимал, что прибыл на место.
Кирпичную платформу окаймляли кусты бугенвиллеи с красными цветами. Кроме завернувшихся в одеяла людей, дремавших на платформе в этот ранний час, и стаи ворон, грабивших помойку, здесь никого не было. В поле за станцией молодые и старые мужчины, присев, совершали омовение, сосуды с водой блестели на утреннем солнце. Они смотрели на проходящий поезд и, не смущаясь, продолжали свое дело. Я прошел мимо полупустого станционного здания, вдохнув запах заваривающегося чая. По радио Лата Мангешкар пела бхаджан. 25 Я вышел на узкую улицу поселка.
25
Бхаджан — религиозное песнопение.
Он снял потрепанную комнатушку в отеле близ станции. Наши умы встретились, когда я поднимался по лестнице. Мне не пришлось стучать; он открыл дверь и впустил меня. Он был в том же обличье, в каком я видел его в последний раз: худощавый индус, казавшийся больше своего роста. Грязноватая комната, туалетный столик и потускневшее зеркало в фигурной латунной раме. Единственная продавленная кровать накрыта была голубым узорчатым покрывалом, а на беленых стенах проступали пятна от паана. 26 На стене у окна висел календарь с грудастой красоткой. Внизу была видна улица, уже забитая велосипедами, а сзади их подгоняли гудками несколько автомобилей. Воздух полон был дребезжанием велосипедных звонков.
26
Паан — лист бетеля, в который завернуты различные ингредиенты, способствующие пищеварению.
Рахул Може не прикоснулся ко мне, а пригласил сесть на единственный в комнате стул.
Как мне описать нашу встречу? Передо мной было создание, которого я боялся и ненавидел всю жизнь, убивавшее невинных людей, виновное в смерти единственного человеческого существа, которое любило меня и заботилось обо мне, — Джанани. И все же… он был мне родным. Между нашими разумами не существовало преграды. С ним я мог бы начать изучать словарь забытого мною языка.
Я опасливо коснулся его сознания: исследуя его слепящие очертания, можно было потерять себя. Когда же вся его масса шевельнулась и нависла надо мной, как поднимающийся из воды синий кит, я отпрянул в панике.
— Я забыл, — сказал он, и его голос, прозвучавший в комнате, заставил меня вздрогнуть. — Ты не привык к нашему способу общения. В прошлый раз следовало дать тебе больше времени.
Вопросы и обвинения застряли у меня в горле. Я не сразу сумел заговорить. И пока я молчал, он пожирал меня голодным взглядом. Глазами леопарда, горевшими на золотисто-смуглом лице.
— Я хочу узнать… мне нужно… больше узнать о том, что мы такое, — проговорил я. — Зачем мы здесь. Зачем ты делаешь то, что делаешь.
— Позволь мне коснуться тебя, — попросил он. — Не разума, коль это все еще пугает тебя. Но я не все могу объяснить словами. Мне необходим контакт.
Я положил ладонь ему на руку. Он содрогнулся, и на миг мне показалось, что его рука меняет форму, что он вот-вот изменится, — но он остался прежним.
— Ты не представляешь, как долго я тебя искал, — сказал он. — Я обошел весь мир. Потом понял, что должен ждать, пока ты сам ко мне вернешься. Все эти годы я ждал.
Не знаю, чего я ждал от нашей встречи, но она оказалась поразительно спокойной, почти скучной.