О любви
Шрифт:
Провансальцы не подарили нам великой поэмы, вроде "Божественной комедии", в которой отражаются все особенности нравов эпохи. Мне кажется, что они были менее страстны, но гораздо более жизнерадостны, чем итальянцы. Этим веселым отношением к жизни они обязаны своим соседям, испанским маврам. Любовь вместе с весельем, празднествами и удовольствиями царила в замках счастливого Прованса.
Видели ли вы в Опере финал прекрасной комической оперы Россини? Все на сцене — одно веселье, красота, идеальное великолепие. Мы бесконечно далеки от низких сторон человеческой природы. Опера кончается, занавес падает, зрители расходятся, люстра поднимается кверху, тушат кенкеты. Запах лампового чада заполняет залу, занавес приподнимается до половины, и видишь каких-то грязных оборванцев, которые расхаживают по сцене; они суетятся на ней самым уродливым образом, сменив молодых женщин, за несколько мгновений до того блиставших там своею грацией.
Так же подействовало на Провансальское королевство завоевание Тулузы армией крестоносцев. Любовь, грацию и веселье сменили северные варвары и святой Доминик. Не стану омрачать эти страницы рассказом об ужасах инквизиции, проникнутой в ту пору юным пылом, рассказом, от которого волосы становятся дыбом. Что касается варваров, это были наши отцы; они убивали и опустошали все сплошь; они разрушали — ради простого удовольствия разрушать — то, чего не могли унести с собою; их воспламеняла дикая ярость против всего, что носило какой-нибудь отпечаток цивилизации, к тому же они не понимали ни слова из этого прекрасного южного языка, и бешенство их от этого еще усиливалось. Весьма суеверные и предводительствуемые ужасным святым Домиником, они верили, что попадут на небо, если будут убивать провансальцев. Для тех все было кончено: конец любви, конец веселью, конец поэзии; не прошло и двадцати лет после завоевания (1335), как они сделались почти такими же грубыми варварами, как французы, наши отцы [186] .
186
См. "Состояние военной мощи России", правдивое сочинение генерала сэра Роберта Уильсона.
Откуда появилась в этом уголке мира та прелестная форма цивилизации, которая в течение двух веков составляла счастье высших кругов общества? По-видимому, от испанских мавров.
ГЛАВА LII
ПРОВАНС В XII ВЕКЕ
Я приведу в переводе один рассказ из провансальских рукописей; случай, который в нем излагается, произошел около 1180 года, а рассказ был написан около 1250 года [187] .
Монсеньер Раймонд Русильонский был, как вы знаете, доблестный барон и имел женою мадонну Маргариту, прекраснейшую из женщин, каких только знавали в те времена, одаренную всеми прекрасными качествами, добродетелями и учтивостью. И вот случилось, что Гильем де Кабестань, сын бедного рыцаря из замка Кабестань, прибыл ко двору монсеньера Раймонда Русильонского, предстал перед ним и спросил, не угодно ли ему, чтоб он сделался пажом при его дворе. Монсеньер Раймонд, видя, что Гильем красив и привлекателен, сказал, что он будет желанным гостем, и предложил ему остаться при дворе. Итак, Гильем остался: и так учтиво вел себя, что все от мала до велика его полюбили. И он сумел так отличиться, что монсеньер Раймонд пожелал, чтобы он стал пажом мадонны Маргариты, жены его. Так и было сделано. После этого Гильем постарался отличиться еще больше и словами и делами. Но, как обычно бывает в любовных делах, случилось, что любовь пожелала овладеть мадонной Маргаритой и воспламенила ее мысли. Так угодны были ей поступки Гильема, и слова его, и повадка, что однажды она не могла удержаться и сказала: "Вот что, Гильем, скажи: если бы какая-нибудь женщина сделала вид, что любит тебя, осмелился бы ты полюбить ее?" Гильем, который сообразил, в чем дело, ответил ей вполне откровенно: "Да, конечно, госпожа моя, только бы видимость эта была правдивой". "Клянусь святым Иоанном, — сказала дама, — ты хорошо ответил, как подобает храброму мужчине; но теперь я хочу тебя испытать, сможешь ли ты познать и уразуметь на деле, какая видимость бывает правдива, а какая нет".
187
Рукопись эта находится в Laurentiana. Г-н Ренуар воспроизводит ее в т. V своих "Трубадуров", стр. 189. В его тексте немало ошибок; он слишком восхвалял и слишком мало знал трубадуров.
Когда Гильем услышал эти слова, он ответил: "Госпожа моя, пусть будет так, как вам угодно".
Он стал задумываться, и любовь тотчас же повела против него войну. И мысли, которые любовь посылает своим слугам, проникли в самую глубину его сердца, и с того времени сделался он слугою любви и стал сочинять маленькие стихотворения, приятные и веселые, и песни, служащие для пляски, и песни, служащие для приятного пения [188] , что всем весьма нравилось, а больше всего той, для которой он пел. И вот любовь, которая дарит своим слугам, когда ей заблагорассудится, должную награду, пожелала наградить Гильема. И начала она донимать даму любовными мечтаниями и размышлениями так сильно, что та не знала отдыха ни днем, ни ночью и все время думала о доблести и достоинствах* которые в таком изобилии находились и обитали в Гильеме.
188
Он сочинял и слова и мелодии.
Однажды случилось так, что дама позвала к себе Гильема и сказала ему: "Вот что, Гильем, скажи мне, как ты полагаешь: вид мой правдив или обманчив?" Гильем отвечает: "Мадонна, бог мне свидетель, с того мгновения, как я стал вашим слугою, в сердце мое ни разу не проникла мысль, чтобы вы могли не быть самою лучшею из всех когда-либо живших женщин и самой правдивой на словах и по внешнему виду. Этому я верю и буду верить всю жизнь". И дама ответила: "Гильем, говорю вам, если бог мне поможет, вы никогда не будете мною обмануты, и ваши мысли обо мне не будут тщетны или потрачены напрасно". И она протянула руку и ласково обняла его в комнате, где оба они сидели, и они предались утехам любви [189] ; но вскоре наветчики — да поразит их бог своим гневом — начали говорить и толковать об их любви по поводу песен, которые Гильем сочинял, утверждая, что он полюбил госпожу Маргариту, и до тех пор болтали об этом вкривь и вкось, пока дело не дошло до ушей монсеньера Раймонда. Тот был весьма удручен этим и сильно опечалился прежде всего потому, что ему надлежало теперь потерять своего оруженосца, которого он любил, а еще больше из-за позора своей жены.
189
A far all'amore.
Однажды случилось, что Гильем отправился на соколиную охоту, сопровождаемый только одним стремянным; и монсеньер Раймонд велел спросить, где он; и слуга ответил, что Гильем поехал на соколиную охоту, а другой прибавил, что он находится в таком-то месте. Тотчас Раймонд прячет под платье оружие, велит привести коня и направляется совсем один к тому месту, где был Гильем. Ехал он до тех пор, пока его не отыскал. Когда Гильем увидел его, то сильно удивился, и тотчас пришли ему зловещие мысли, и он отправился к нему навстречу и сказал:
"Сеньер, добро пожаловать! Почему это вы совсем один?" Монсеньер Раймонд ответил: "Гильем, для того ищу я вас, чтобы развлечься с вами вместе. Вы ничего не поймали?" "Я ничего не поймал, сеньер, ибо ничего не нашел, а кто мало находит, ничего и не ловит, говорит пословица". "Ну, так оставим эту беседу, — сказал монсеньер Раймонд. — И, помня о той верности, которою вы мне обязаны, ответьте правдиво о тех вещах, о которых я хочу спросить вас". "Клянусь богом, сеньер, — сказал Гильем, — если это такая вещь, какую можно сказать, я вам скажу ее". "Я хочу, чтобы без всяких уловок, — сказал монсеньер Раймонд, — вы ответили мне полностью на то, о чем я спрошу вас". "Сеньер, о чем бы вы ни пожелали спросить меня, — сказал Гильем, — я на все отвечу вам правдиво". Тогда монсеньер Раймонд спросил: "Гильем, если бог и святая вера вам дороги, скажите: есть ли у вас возлюбленная, для которой вы поете и к которой вы охвачены любовью?" Гильем ответил: "Сеньер, как бы мог я петь, если бы любовь не нудила меня? Узнайте истину, монсеньер: любовь всего меня держит в своей власти". Раймонд ответил: "Охотно верю, ибо иначе как могли бы вы так хорошо петь? Но я хочу знать, кто ваша дама". "Ах, сеньер, ради господа бога! — сказал Гильем. — Подумайте сами, чего вы от меня требуете. Ведь вы хорошо знаете, что негоже называть имя своей дамы и что Бернарт де Вентадорн сказал:
Разум мне служит для одной вещи: Никогда еще никто не спрашивал меня о причине моей радости Без того, чтобы я охотно ему не солгал, Ибо не кажется мне добрым правилом, Но скорее безумием и ребячеством, Чтобы кто-нибудь счастливый в любви Открыл свое сердце другому человеку. Разве что только тот может услужить и помочь ему" [190] .Монсеньер Раймонд ответил: "Я вам даю слово, что буду служить вам, поскольку это в моей власти". Раймонд так настаивал, что Гильем ему сказал:
190
Я даю дословный перевод провансальских стихов, которые привел Гильем.
"Сеньер, знайте, что я люблю сестру госпожи Маргариты, вашей жены, и думаю, что она тоже меня любит. Теперь, когда вы это знаете, прошу вас помочь мне или по крайней мере не чинить мне помехи". "Вот моя рука и слово, — сказал Раймонд. — Я клянусь вам и обещаю употребить в вашу пользу всю мою власть". Тут он поклялся ему и, поклявшись, сказал: "Я хочу отправиться вместе с вами в ее замок, который близко отсюда". "И я вас очень прошу об этом, — сказал Гильем, — клянусь богом". Итак, они направились к замку Льет. И когда они прибыли в замок, их очень хорошо принял там эн [191] Роберт Тарасконский, который был мужем госпожи Агнесы, сестры госпожи Маргариты, и сама госпожа Агнеса. И монсеньер Раймонд взял госпожу Агнесу за руку, отвел ее в опочивальню, и они сели рядом на кровать. И монсеньер Раймонд сказал: "Теперь скажите мне, свояченица, со всею правдивостью, которою вы мне обязаны, любите ли вы кого-нибудь с любовью?" И она сказала: "Да, сеньер". "А кого?" — спросил он. "О, этого я вам не скажу! — ответила она. — О чем это вы толкуете со мной?"
191
"Эн" на провансальском языке означает "господин".
Но он так ее упрашивал, что наконец она сказала, что любит Гильема де Кабестань. Она сказала это потому, что видела Гильема задумчивым и печальным, и хорошо знала, что он любит ее сестру, и потому боялась, что Раймонд замыслит злое против Гильема. Такой ответ доставил Раймонду большую радость. Агнеса все рассказала своему мужу, и тот сказал, что она очень хорошо сделала, и обещал предоставить ей свободу делать и говорить все, что только может спасти Гильема. Агнеса не преминула так поступить. Она позвала Гильема к себе в опочивальню и оставалась с ним наедине столько времени, что Раймонд подумал, что они предаются любовным утехам; и все это было ему приятно, и он начал уже думать, что все, что ему наговорили, было неправдой и что люди болтали это на ветер. Агнеса и Гильем вышли из опочивальни. Подали ужинать, и все поужинали в большом веселье. А после ужина Агнеса велела поставите кровати их обоих около самой ее двери, и Гильем и дама так искусно притворялись, что Раймонд поверил, что Гильем спит с нею.