О любви
Шрифт:
Женская тонкость чувств есть следствие того опасного положения, в которое жизнь ставит их очень рано. Она проистекает из необходимости жить вечно среди жестоких и прелестных врагов.
Во Франции найдется, может быть, пятьдесят тысяч женщин, которых материальный достаток освободил от всякого труда. Но без труда нет счастья (самые страсти понуждают нас к трудам, и к трудам очень тяжелым, поглощающим всю деятельную силу души).
Женщина, имеющая четверых детей и десять тысяч франков годового дохода, работает,когда вяжет чулки или шьет платье для своей дочери. Но нельзя согласиться, что женщина, имеющая собственную карету, работает, вышивая узор или диванную подушку. Если не считать мелких проблесков тщеславия, она не может вложить в этот труд никакого интереса, и, следовательнв, она не работает.
Поэтому счастье ее серьезнейшим образам поставлено под угрозу.
А еще более — счастье поработившего ее деспота, ибо женщина, сердце которой в течение двух месяцев подряд не знает никаких волнений, кроме тех, которые связаны с вышивкой, быть может, возымеет дерзость почувствовать, что любовь-склонность, или любовь-тщеславие, или даже, наконец, любовь физическая есть великое счастье сравнительно с обычным ее состоянием.
Женщина не должна давать повод говорить о себе,на что я снова отвечу: о какой женщине говорят потому только, что она умеет читать?
И кто мешает женщинам в ожидании переворота в их судьбе скрывать научные занятия, доставляющие им ежедневно изрядную порцию счастья? Мимоходом открою им один секрет: если мы поставим себе какую-нибудь определенную цель, например, пожелаем составить себе отчетливое представление о заговоре Фьеско, имевшем место в Генуе в 1547, году, самая несносная книга приобретает в наших глазах интерес такой же, как в любви — встреча с человеком, для нас безразличным, но видевшим недавно того, кого мы любим. И этот интерес усугубляется из месяца в месяц, пока наконец мы не перестанем заниматься заговором Фьеско.
Истинное поле деятельности для женских добродетелей — комната больного.Но можете ли вы добиться у всеблагого божества увеличения числа болезней, чтобы предоставить достаточно занятий нашим женщинам? Ведь это значит рассуждать, основываясь на исключениях.
К тому же я говорю, что женщина должна ежедневно заполнять три или четыре часа свободного времени так же, как разумные мужчины заполняют свое свободное время.
Молодая мать, у которой сын болен корью, не могла бы, если бы даже захотела, найти удовольствие в чтении путешествия Вольнея по Сирии, подобно тому как ее муж, богатый банкир, не смог бы в минуту банкротства найти удовольствие в размышлениях над теорией Мальтуса.
Вот единственный способ для богатых женщин возвыситься над женщинами вульгарными: надо обладать нравственным превосходством. После этого они естественным образомначинают испытывать другие чувства [202] .
Вы хотите сделать из женщины писательницу?Совершенно так же, как вы намереваетесь сделать вашу дочь оперной певицей, приглашая к ней учителя пения. Я утверждаю, что женщина должна писать по примеру г-жи Сталь (Делоне) лишь произведения, которые должны быть изданы после ее смерти. Для женщины моложе пятидесяти лет печататься — значит подвергать свое счастье ужаснейшему риску: если она настолько Счастлива, что имеет любовника, она прежде всего потеряет его.
202
Вспомните миссис Хетчинсон, отказавшуюся быть полезной своей семье и мужу, которого обожала, потому что для этого надо было выдать некоторых цареубийц министрам клятвопреступного Карла П. Т. III, стр. 284.
Я вижу только одно исключение: если женщина пишет книги, чтобы прокормить и воспитать свою семью. В этом случае она должна постоянно выдвигать на вид денежный интерес, когда говорит о своих сочинениях; например, она может сказать командиру эскадрона: "Ваша должность приносит вам четыре тысячи франков в год, а я при помощи двух переводов с английского имела возможность в прошлом году затратить лишних три тысячи пятьсот франков на воспитание моих двух сыновей".
За исключением этого случая, женщина должна печататься, как барон Гольбах или г-жа де Лафайет: лучшие друзья их ничего об этом не знали. Лишь для публичной женщиныиздание книги может пройти без каких-либо ощутительных неудобств: пошлая толпа, имеющая возможность вдоволь презирать ее за ее положение, превознесет ее до небес за талант и даже преувеличит размеры этого таланта.
Во Франции немало мужчин, имеющих шесть тысяч ливров годового дохода, полагают все счастье своей жизни в занятиях литературой, не печатая при этом ни одной строчки. Для них прочесть хорошую книгу — величайшее удовольствие. По прошествии десяти лет оказывается, что они удвоили силу своего ума, и никто не станет отрицать, что, по общему правилу, чем больше у человека ума, тем меньше у него страстей, не совместимых с чужим счастьем [203] . Никто, полагаю, не станет также отрицать того, что сыновья женщины, читающей Гиббона или Шиллера, приобретут больше ума, чем сыновья женщины, перебирающей четки и читающей романы г-жи де Жанлис.
203
Это заставляет меня много ожидать от подрастающего поколения привилегированных кругов общества. Надеюсь также, что мужья, которые читают эту главу, станут менее деспотичными на три дня.
Молодой адвокат, купец, врач, инженер могут вступить в жизнь, не имея никакого образования: они приобретают его ежедневно посредством своего ремесла. Но какие средства имеют их жены, чтобы приобрести почтенные и необходимые качества? Для этих существ, целиком ушедших в домашнее хозяйство, великая книга жизни и необходимости запечатана. Они расходуют неизменно одним и тем же способом, проверяя счета кухарок, те три луидора, которые муж выдает им каждый понедельник.
Я скажу в интересах деспотов: самый ничтожный из мужчин, если ему двадцать лет и у него розовые щеки, опасен женщине, которая ничего не знает, потому что она вся находится во власти инстинкта; а на умную женщину он произведет не больше впечатления, чем красивый лакей.
Смешная сторона нынешнего воспитания заключается в том, что молодых девушек обучают лишь таким вещам, которые они должны забыть вскоре после выхода замуж. Надо трудиться по четыре часа в день в продолжение шести лет, чтобы научиться хорошо играть на арфе; для того, чтобы хорошо писать миниатюры или акварели, необходимо затратить половину этого времени. Большая часть молодых девушек не достигает даже сносной посредственности; отсюда вполне справедливая пословица: любитель — это невежда [204] .
204
В Италии справедливо обратное: там самые прекрасные голоса встречаются среди любителей, чуждых театру.
Возьмем молодую девушку, обладающую некоторым талантом: через три года после замужества она даже раз в месяц не возьмется за арфу или за кисть; эти занятия, на которые ею было затрачено столько труда, наскучили ей, если только случайно она не обладает душою художника — вещь всегда чрезвычайно редкая и делающая женщину малопригодной для домашних забот.
Равным образом под пустым предлогом приличия молодых девушек не обучают ничему такому, что могло бы послужить для них руководством в разных жизненных обстоятельствах; более того, от них скрывают, в их присутствии отрицают эти обстоятельства, тем самым прибавляя к их действию, во-первых, чувство удивления, во-вторых, недоверие к полученному ими воспитанию в целом, оказавшемуся лживым [205] . Я утверждаю, что с хорошо воспитанными девушками надо говорить о любви. Кто решится, положа руку на сердце, утверждать, что при нынешнем состоянии наших нравов шестнадцатилетние девушки ничего не знают о любви? От кого получают они столь важное представление о ней, которое так нелегко правильно сообщить? Вспомните, как Жюли д'Этанж жалуется на познания, которые она получила от своей горничной Шальо. Надо быть благодарным Руссо, осмелившемуся в век ложных приличий быть правдивым художником.
205
Воспитание, полученное г-жой д'Эпине, см. ее "Мемуары", T. I.