О людях и нелюдях
Шрифт:
— Дык, соколенок теперь, вроде, один из нас? — засомневался медведь.
— Я б на его месте нелюдей стал еще сильней ненавидеть после того, что с ним сделали, — сказал Хват. — Давайте-ка так поступим. Заберем князя и уйдем в укрывище. Там пленника можно долго держать, хоть до следующей весны. А сами отправим к Беркуту посланца. Вот этого сосунка, — осторожно ткнул ногой беднягу-оруженосца, который уже полностью пришел в себя и дергался в путах, проверяя на прочность. — Пущай княжич к нам пожалует,
— Ты еще говорить с ним собираешься?! — едва ли не взвыл Сиплый, иной раз напоминавший Хвату погибшего Когтя.
— Почему бы и нет? Что мы теряем? Не понравится он нам — прикончим вместе с Соколиным. А вдруг парень согласится на наши условия? Он ведь теперь тоже нелюдь. Может, за эти годы людской спеси у него поубавилось?
— Он — сын душегуба… — начал было Сиплый.
— Погодь, волк, — перебил Колун. — Хват дело говорит. Мы ничего не теряем. Душегуб у нас в руках.
— Беркут пришлет сюда войско, вот тогда мы попляшем!
— С каких это пор ты стал трусить, Сиплый? — усмехнулся Хват. — Неужто можешь представить себе врага страшнее Соколиного? А ведь даже он с нами за столько лет не справился. Если мы убьем князя, Беркут точно пришлет войско. До тех пор у нас остается надежда на переговоры.
— Лады, уговорил, — сдался Сиплый. — Моим воинам все сам объясняй, мудрец. Говорил я, дружба с потаенным ничем хорошим не кончится… Еще добро бы из волков был ведающий, а так медоед какой-то…
— Что ты там бормочешь насчет медоедов? — насторожился Колун.
— Эй, мне Соколиного отпустить? — рассердился Хват. — Стоило одолеть общего врага, и вы готовы друг другу в глотки вцепиться? Вояки…
Волк и медведь зло зыркнули друг на друга, но промолчали.
— Господин Кречет! Вас требует государь!
Дрозд опустил меч и увернулся от очередного выпада противника.
— Бой окончен. Я должен идти.
Солдат с неохотой опустил меч. Да, с оборотнем сражаться интересно: можно как следует кровь пустить, а сам остаешься в относительной безопасности. Нелюдь не станет наносить тяжелых ран, царапины же привычны по поединкам с людьми.
— Ясные лорды.
Пес слегка поклонился кучке зрителей-дворян, оказавшихся в столице и принявших приглашение Беркута посмотреть на воина-оборотня. Все, конечно, уже знают, кто он такой. Да и наплевать. Как говорит Вьюн, пусть боятся!
Они, пожалуй, действительно боятся. Он в Венцеграде всего-то седмицу, а слухи уже разлетелись. Поглядеть на воинское искусство нелюдя пришли не только столичные жители, но и хозяева близлежащих земель. И рожи у всех были весьма кислые. Если даже их не пугает возможность мятежа оборотней под предводительством, естественно, Кречета, они всерьез боятся, что с его вольной или невольной помощью нелюди вольются в ряды благородного сословия. Позор, оскорбление святынь, колебание устоев… Во что он ввязался? И, кстати, зачем его так срочно хочет видеть Беркут?
Слуга торопит, переодеться не дал… Ну и ладно, пес привык и к более драной одежде, а государь сам виноват. Пускай теперь любуется кровавыми пятнами и прорехами. Солдат не сдерживал желания ранить оборотня, а тот не всякий раз уворачивался. Иначе как покажешь благородной публике, что воин-нелюдь не выходит из строя от первой же царапины? Конечно, сколько-то крови он потерял, но прийти в норму нетрудно. Нужно всего лишь поесть сырого свежего мяса в зверином обличье. Придется Вьюну снова топать на рынок за олениной…
Дрозд, очнувшись от своих мыслей, удивленно огляделся. Слуга привел его не к королевской приемной, а к одному из входов во дворец, небольшой дверке, которой обычно пользовались слуги. Сейчас она была распахнута настежь, на полу, едва ли не на пороге, лежал избитый мальчишка в драной грязной одежде, его осматривал, судя по всему, лекарь. Беркут стоял чуть поодаль, к нему оборотень и направился.
— Знаешь его, Кречет? — государь кивнул на паренька.
Дрозд подошел, наклонился к лежащему и взглянул в лицо.
— Это кто-то из челяди Соколиного, ясный государь? — синий и серый цвета пыльной, заляпанной кровью одежды были знакомы с детства.
— Если ему верить, оруженосец князя, Листвень. Он, конечно, очень молод, но, может, ты помнишь кого-то с таким именем?
— Листвень?.. Да, так звали сына княжеского виночерпия. И волосы у него были светлые, в мать-ярчанку, — оборотень прикоснулся к пшеничной пряди, испачканной засохшей кровью. — Я его в последний раз видел десятилетним мальчишкой. Он мечтал стать воином, служить Соколиному своим мечом… Что с ним случилось, ясный государь? — Дрозд быстро выпрямился. — И что с князем?
— Он говорит… — начал Беркут, но в этот момент паренек очнулся, резко сел и забормотал:
— Их было целое море… Факелы, горящие глаза… Клест, Змей… их сразу зарубили… И я не смог защитить господина…
Дрозд тут же присел рядом с мальчиком.
— Ты Листвень? Назови своего отца.
— Д-да, так меня зовут. Мой отец — Лист, виночерпий Соколиного, — паренек едва ли не со страхом уставился на незнакомца в испачканной кровью одежде.