О маленьких рыбаках и больших рыбах
Шрифт:
Вдруг слышу голос:
— Ты что же, паренек, делаешь тут?
Я поднял голову. На другом берегу ручья стоял высокий, тощий старик с длинной седой бородой клином, в холщовой рубахе, с сумой через плечо и свернутым пастушьим кнутом в руках.
— Ты что же делаешь-то? — повторил он. — Али рыбу ловишь?
Опыт уже научил меня, что серьезно отвечать на такой вопрос не стоило — трудно в немногих словах ответить на него так, чтобы не вызвать новых вопросов. Поэтому я ответил то, что он сам мне подсказал:
— Рыбу
— Рыбу? В ручье-то? — простодушно удивился старик. — Какая ж тут рыба? Ты бы на реку шел рыбу-то ловить. Да не саком бы ловил, а удой. А в этом ручье какая рыба — гольцов и тех, поди, нет.
Что он, думаю, за дурака меня считает, что ли, и говорю ему иронически:
— Да что ты! А я и не знал!
Но дедушка моей иронии, видимо, и не заметил, а еще простодушнее сказал:
— Городской ты, видно, так и не знаешь. А здесь какая рыба!
Помолчав немного, он спросил меня опять:
— Корова тут не попалась ли тебе? Пестренькая такая коровенка. Рог у ней один сломан.
— Не попадалась.
— Ну, а парнишка не встретился ли? Этакой, с тебя будет. Внучок мой, подпасок.
— Нет, и парнишки не видел.
— Эко дело! Коровенка от стада отбилась… Парнишку послал за ней, а и он куда-то запропал. Надо идти искать… А здесь ты ничего не поймаешь. Уду наладь да на реку иди.
Сказав это, дедушка повернулся и зашагал бойко, как молоденький.
Какой чудной старик, думаю. Неужели он серьезно поверил, что я тут рыбу ловлю.
Посмеялся я про себя и снова стал сачком в воде шарить. Но так ничего интересного мне и не попалось. Надо, думаю, к Феде идти.
Окликнул его, сначала не очень громко, потом посильнее. Не отвечает. Я закричал что было мочи. Прислушался, показалось, что где-то далеко-далеко Федя, наконец, отозвался.
Я решил идти к нему. Переправился по жердочкам через ручей и пошел лесом туда, откуда был слышен голос. Для верности еще раз крикнул. Кто-то опять отозвался, все так же издалека. Но Федя ли? Как будто его голос, а может, и не его.
А солнышко уже садилось. В лесу стало быстро темнеть. Пора бы, думаю, и домой возвращаться. Поздно!
Я ускорил шаги и снова закричал. На этот раз мне ответили сразу два голоса, оба одинаковые, мальчишечьи, но с разных сторон — один справа, другой слева. Я остановился. Который же голос Феди? Куда мне идти? Я крикнул еще несколько раз. На каждый мой зов мне отвечал то один, то другой голос, то оба вместе. Так я и не мог решить, с какой стороны откликнулся мне Федя.
Как будто голос слева больше похож на Федин. Решил идти влево.
Долго ли я шел, не помню уж. В лесу совсем стемнело. Идти стало труднее. Ноги путались в валежнике, запинались за кочки, натыкались на обомшелые древесные стволы, лежащие на земле. За рубашку и штаны цеплялись острые сучки, ветки хлестали по лицу. Время от времени я кричал.
Голос, уже только один, отзывался все ближе
Наконец, когда я крикнул в последний раз, то услышал где-то совсем близко негромкий вопрос:
— Ну, чего тебе? Чего кричишь?
Я остановился, осмотрелся кругом, но ничего не мог увидеть, пока откуда-то из темноты не подошел ко мне мальчик одного роста со мной, одетый во что-то белое, с холщовой сумой через плечо. Я сразу догадался, что это и есть пропавший внучек старого пастуха, и говорю ему:
— Я ведь не тебе кричал, а товарищу своему.
И объяснил ему, почему я кричал.
Спросил его, как пройти к тропинке через болото: Федя меня там, думаю, обязательно станет ждать.
Пастушок просто и деловито, как взрослый, сказал:
— Болото — вот оно, — рядом. Ты иди возле него, обочиной, и придешь к тропе. Да, гляди, не ввались в него, завязнешь.
Очень не захотелось мне одному идти, в темноте, по незнакомому месту. Еще, того и гляди, в болото попадешь.
— Пойдем, — говорю, — вместе. Вместе — веселее.
— Зачем я пойду? Мне туда не надо. Я в деревню пойду, к деду. Может, нашлась уж корова-то. А ты и один дойдешь, тут недалеко.
Сказал, повернулся и через мгновение уже исчез в густой темноте между деревьями.
Остался я один. И так мне вдруг жутко стало, что чуть не бросился догонять пастушка. Но удержался. Думаю, ведь вот он один пошел себе по лесу и нисколько не боится. А я чем хуже его!
Приободрил так себя и тоже отправился в путь. Болото я нашел очень скоро — высокий лес скоро кончился, стало светлее, появился кустарник, и под ногами у меня захлюпал сырой мох.
Я опять вернулся под высокие деревья и осторожно-осторожно, стараясь не выходить из-под них и в то же время не заходить далеко в лес, стал пробираться по краю болота. Идти было трудно. Я оступался поминутно и даже падал. Раза два-три проваливался в ямы с водой. Ушибался, исцарапался весь. А главное, очень скоро устал.
Как далеко мне надо идти, я не знал. А ну, как, думаю, придется мне здесь где-нибудь заночевать одному, без Феди. Даже мурашки по спине пробежали, когда я себе это представил. Чего, собственно, я боялся, и сам хорошенько не знал. И все-таки боялся.
Особенно было жутко, когда я останавливался, чтобы передохнуть. Тогда становилось так тихо, что я слышал, как бьется сердце и стучит кровь в ушах. А через несколько мгновений в этой тишине я начинал различать множество едва уловимых шумов и звуков. Казалось, вокруг меня идет какая-то своя ночная затаенная жизнь. Вот хрустнул как будто сучок под чьими-то осторожными шагами, вот что-то скрипнуло, со стороны болота донесся как будто шепот, а потом глубокий вздох, словно кто-то сделал губами п-пу-ф-ф-ф, вот прожурчала струйка воды и рассыпалась звонкими каплями, вот кто-то жалобно пискнул в кустах…