О маленьких рыбаках и больших рыбах
Шрифт:
Я напряженно прислушивался ко всем этим таким непонятным и странным звукам, и мне становилось так страшно, что я готов был бежать сам не зная куда. Но бежать было некуда, со всех сторон меня окружала все та же живая, жуткая темнота.
И я снова начинал торопливо шагать с сильно бьющимся сердцем, стараясь не глядеть по сторонам и не прислушиваться.
На ходу я наступил на сухой сучок, он звонко щелкнул у меня под ногой. И вдруг в двух шагах впереди меня кто-то закричал диким, ни на что не похожим грубым голосом: ка-ка-ка-ка!.. Громко захлопали
И странно — страх мой вдруг пропал, точно улетел вместе с куропаткой. И я пошел вперед уже спокойно. И даже стал самого себя ругать и стыдить за то, что так боялся.
Новый звук привлек мое внимание: где-то близко-близко негромко и как будто просительно замычала корова. Мычание повторилось несколько раз, и было ясно, что оно доносится с болота. Ага, думаю, это та самая корова, которая потерялась. «Пестренькая такая, с обломанным рогом», припомнилось мне. Что ж с ней делать?
Я попробовал было подойти к ней поближе. Да куда! Как только сделал два-три шага по болоту, сразу же стал вязнуть. Стало быть, и она тоже увязла. Вот бы дедушку встретить, сказать ему.
Пошел дальше. Чувствую, что устал сильно. Хоть бы скорее выйти мне на тропинку, к Феде. Что он меня ждет, в этом у меня сомнения не было: Федя — мой верный друг, не раз меня из беды выручал. Закричать, что ли, ему?
Только успел это подумать, как слышу, кричат… Федя? Федя. Его голос.
— Федя!! — завопил я, да так громко, что далеко-далеко и в лесу и над болотом крик мой отозвался гулким эхом.
— Шу-у-рик! — донеслось до меня явственно.
Ах, думаю, как славно! Сейчас приду к Феде, и все будет хорошо. Уж мы решим с ним, что дальше делать.
Федя мне тоже обрадовался. Когда я подошел, наконец, к знакомому пригорку, Федя мне навстречу побежал. И хоть не видно было в темноте, я знал, что он улыбается мне своей всегдашней милой улыбкой.
— А я уж думал, что ты заблудился, Шурик, — сказал он мне.
— Да я и в самом деле заблудился.
И рассказал все, что со мной было, а потом спрашиваю:
— Что ж мы делать будем, Федя? Домой пойдем?
— Нет, Шурик, в такой темноте по болоту идти опасно. Утонуть можно. Давай уж здесь дождемся свету.
На этом и порешили, хоть я и подумал с беспокойством: а что-то мне мама моя завтра скажет! Но делать было нечего.
Уселись мы с Федей на самом пригорке под большой развесистой сосной на мягком сухом белом мху и решили так до утра сидеть, жаль вот только, что спичек у нас нет, нельзя костер развести, а то бы совсем хорошо было. Поделили пополам кусочек хлеба с солью. Пожалели, что мал кусочек. Есть здорово захотелось.
Стало холодновато — мокрые сапоги и штаны дали себя знать. Мы вытащили из корзины теплый
Издалека донесся низкий протяжный заводской гудок.
— Лесопилка в городе свистит, — сказал Федя. — Одиннадцать часов.
— Батюшки, только одиннадцать! До рассвета еще часов пять ждать.
Перекинулись мы с Федей еще несколькими словами и примолкли. И опять, как тогда, когда я шел вдоль болота, со всех сторон обступила нас живая тишина, наполненная ночными шорохами и шептаниями и тысячью других, еле слышных, необъяснимых звуков. Но сейчас они мне не казались уже страшными, я был не один.
Вдруг где-то близко послышались голоса и шорох шагов, и из темноты поднялись к нам на пригорок две человеческие фигуры, большая и поменьше.
— Кто тут? Люди живые, али кто? — сказал знакомый мне стариковский голос с некоторой тревогой.
А, думаю, это опять старый пастух с внуком своим. И поспешил его успокоить:
— Люди, — говорю, — дедушка, да еще знакомые.
— Ну, коли люди, так хорошо. А вы что ж тут сидите?
— Свету ждем. Через болото ночью идти боимся.
— И верно! Не пройти ночью через болото! Завязнуть можно. Утонуть. А мы вот не спим. Корову все ищем. Сходили только поужинать в деревню, да и опять в лес.
— А я знаю, дедушка, где ваша корова.
И рассказал дедушке, где слышал мычание коровы.
— Ванюшка, — сказал старик внуку, — пройди вдоль болота да прислушайся, где она мычит. Да сюда приходи.
Пастушок послушно ушел, а старик подсел к нам.
— Вы что же без огня сидите? Холодно ведь без огня-то, скучно. У меня спички-то есть.
Скоро костер пылал ярко и весело. Вернулся пастушок и сказал кратко:
— Тут корова. Завязла.
— А завязла, так нам с тобой ничего не сделать. Беги в деревню, ночуй там, а на рассвете мужиков собери, пусть идут корову вызволять. А я, видно, здесь и останусь. Притомился я сегодня. Здесь и ночую.
Пастушок ушел, а мы с Федей обсушились у костра и согрелись. Дедушка дал нам две большие вареные картофелины и по кусочку хлеба с солью. Мы с Федей наелись и улеглись спать под сосной, с головой закрывшись платком. А дедушка так и остался у костра сидеть.
Утром нас разбудили голоса мужиков, которых привел маленький пастушок. Они столпились около нашего уже потухшего костра и громко разговаривали со старым пастухом. Было еще раннее утро, но солнце уже взошло.
Мы с Федей не стали ждать, чем кончится дело с коровой. Меня уже с новой силой мучила мысль о росянке. Мы решили идти домой, а по пути еще раз попытаться найти ее.
Попрощались с дедушкой и спустились с пригорка на болото. Оно было все такое же скучное, как и вчера, но теперь легкий туман поднимался над ним, и в тумане тонули дальние сосенки. Мы, как и вчера, разошлись с Федей и пошли вдоль тропинки, один справа, другой слева.