О нашем жилище
Шрифт:
XXI век - не за горами, уже ясно, чем и как будут застраиваться города до конца нынешнего столетия, и архитекторам вместе с конструкторами и технологами сегодня приходится ломать голову над структурой жилища, которое признают «своим» те, кто родился в год издания этой книжки. Наиболее, кажется, перспективное направление поиска (кроме, разумеется, совершенствования традиционных типов отдельного и блокированного типов) - это формирование «жилых структур» переменной этажности, легко позволяющих встраивать те помещения общественного назначения, которые сегодня «съедают» огромные площади в центре микрорайона. Детские ясли и сады, их прогулочные площадки, магазины, мастерские и клубные помещения - все это когда-то уже было «встроенным» - с множеством неудобств для всех. Сейчас за счет иных конструктивных решений (скажем, в два-три раза раздвигаются столбы каркаса или поперечные несущие стены) подобный путь вновь обнаруживает множество преимуществ.
Творческий поиск наших коллег на Западе и в ставшей «Западом» по уровню научно-технического развития Японии идет в целом в тех же направлениях, и потому «обмен ошибками» оказывается не менее важен и ценен, чем информирование друг друга о достижениях. Начнем с искренних заблуждений, крах которых позволяет четче ограничить поле целесообразного поиска в формально безграничном диапазоне возможностей. Небоскребы возводились в США уже во второй половине XIX века, преимущественно как конторские здания. Архитектор-мечтатель Л. Мис ван дер Роэ предложил «стеклянные башни» как жилые сверхдома в 1919 году, а к середине 60-х годов мечта архитектора стала реальностью и в США, и в крупных городах Западной Европы. Наверное, к счастью, подобные же проекты наших зодчих остались в эскизах: то, что сверхвысокие жилые дома экономически не выгодны, знали и раньше, но вдобавок выяснилось, что огромное число людей заболевает «болезнью небоскребов» - она так и определена. Отрыв от привычного уровня ясно видимой поверхности земли, масса металла в конструкциях, экранирующая нормальное магнитное поле Земли, и ряд других обстоятельств вызывают неврозы, бессоницы, раздражительность и прочие малоприятные вещи. К тому же, когда архитекторы догадались, наконец, выяснить мнение самих горожан о предпочтительном типе жилища, сомнений не осталось, и с конца 60-х годов жилых высотных зданий более не проектируют, делая исключение лишь для гостиниц.
Талантливый архитектор и одаренный публицист Ле Корбюзье, уже дважды упоминавшийся нами, в середине 50-х годов завершил в Марселе строительство жилого комплекса с встроенным внутрь общественным и торговым центрами. Приподнятый над уровнем земли на огромных опорах, поглотивших 10% стоимости здания, огромный дом тщательно обработан архитектором-художником в каждой детали, но… чудовищно неудобен для нормальной жизни: темные коридоры, давяще низкие жилые комнаты при высокой гостиной, нет взаимной изоляции помещений и т. п. После реализации схемы Ле Корбюзье доверие к умозрительному схематизму в проектировании жилища было утеряно, а принцип соавторства между архитектором и жильцами будущего дома начал привлекать все большее число сторонников.
Переболев «идеальными» программами, испытав великое множество формально-композиционных схем, авторы современного жилища повсеместно с конца 70-х годов возвращаются ко все более тонкой разработке традиционных типов, но наполняют их новым, тщательно взвешенным новым содержанием - не ради новизны как таковой. Что из удач и ошибок отсеялось сегодня как наиболее ценное? Появление в многоэтажных зданиях и тем более в домах средней этажности квартир в два и три уровня с собственными внутренними лестницами, что дает огромные возможности маневра в планировочном решении этажей и весьма экономно. В пятиэтажном доме отсутствие лифта не будет ощутимо, а в двенадцатиэтажном, к примеру, можно ограничиться меньшим числом лифтов при меньшем же числе остановок (при увеличении скорости сокращается расход энергии). Появление зданий со ступенчатым профилем, где нижние, многокомнатные квартиры с земельным участком заселяются наиболее многочисленными семьями, а верхние могут напоминать комфортабельные общежития. Формирование пешеходных «жилых улиц», тесно связывающих жилище и повседневное обслуживание. «Реабилитация» низко-этажной застройки, которая, как доказано, при талантливой планировке микрорайона обеспечивает и высокий комфорт, и экономически выгодную плотность застройки. Уменьшение площади «ничьей» зелени на больших дворах при развитии лоджий и террас с «садами Семирамиды» на несколько уровней выше поверхности земли. Придумано много.
Трудность в том, что этих находок, собранных, проверенных и перепроверенных множеством одаренных людей, чрезвычайно много, и еще в том, что для оценки их действительного содержания нужен более пространный и главное профессиональный рассказ. Приходится поэтому ограничиться таким неполным перечислением и несколькими иллюстрациями - к тому же и в выборе иллюстраций приходится отказаться от некоторых наиболее интересных по той причине, что изобразить многоуровневую жилую структуру на маленькой странице этой книжки автору не удалось.
Почти на всем протяжении долгой истории дома выражение его «личины» менялось. К сожалению, нам не известно, когда человек предпринял первые попытки придать особое выражение «лицу» своего дома, тем самым доказав, что облик этого рукотворного убежища и прибежища ему небезразличен. Не известно по той причине, что самые ранние постройки дошли до нас в фундаментах. Соблазнительно воспользоваться аналогией, указав на постройки племен Африки или Юго-Восточной Азии, по сей день возводимые кое-где «примитивным», то есть традиционным способом. Однако надежность такой аналогии невелика. Разумно предположить, что внимание к облику дома должно быть изначальным - хотя дом старше самой древней керамики, он не старше украшений, много моложе узоров, наносившихся на кость, живописи в пещерах. И все же дальше догадок продвинутым: не удается.
Единственное, что мы знаем со всей определенностью, это то, что уже в VI тысячелетии до н. э. обитатели дома-поселка Чатал-Хююк осознавали его как некоторое сложное целое в обособленности и контакте его с природой вокруг (иначе не было бы знаменитой фрески, где совместились «план» поселка и горный ландшафт). Мы знаем также, что в том же тысячелетии рядом с нынешней Кирокитией на острове Кипр круглые в плане дома мощеными площадками соединялись с мощеной же «улицей». Дальше - пауза: на мёсопотамских и египетских рельефах изображены крепости и дворцы, храмы и вновь дворцы, в эпоху египетского Среднего Царства к ним добавились изображения великолепных усадеб. Обычных домов, заурядных улиц в огромной иконографии древнейших цивилизаций нет.
Облик двух-трехэтажных жилых домов минойской эпохи схематически донесли до нас фаянсовые или из слоновой кости плакетки: аккуратные, правильные ряды каменной кладки, перемежающейся с деревянными балками, частично гасившими силу подземных толчков; открывающиеся оконные переплеты. Раскопки на острове Санторин, о которых уже говорилось выше, подтверждают эту информацию, но и только. Есть все основания полагать, что обычный «средиземноморский» дом с внутренним световым двориком, выходивший на улицу глухой стеной, был так же прост и суров, как дошедшие до нас традиционные постройки Средней Азии и Ближнего Востока - все внимание было обращено внутрь, во дворик, в интерьер помещений, служивших для приема гостей. По-видимому, то же относится и к римскому дому республиканской поры, и только в эпоху империи богатые и тщеславные владельцы «домусов» делают первые, поначалу робкие шаги к тому, чтобы внешняя поверхность дома информировала прохожего о том, чье это жилище. Грустный Петроний в «Сатириконе» опирается на собственный опыт:
«У самого входа стоял привратник в зеленом платье, подпоясанный ярко-вишневым поясом, и чистил на серебряном блюде горох. Над порогом висела золотая клетка, из коей пестрая сорока приветствовала входящих.
Об этот порог я, впрочем, чуть не переломал себе ноги, пока, задрав голову, рассматривал все диковинки. По левую руку, недалеко от каморки привратника, была нарисована на стене огромная цепная собака, а над нею большими квадратными буквами написано: БЕРЕГИСЬ СОБАКИ. Товарищи меня обхохотали. Я же, оправившись от падения, не поленился пройти вдоль всей стены. На ней был нарисован невольничий рынок с вывесками и сам Трималхион, еще кудрявый, с кадуцеем (жезл, оканчивающийся переплетенными «восьмеркой» змейками - символ бога Меркурия, покровителя торговцев - В. Т.) в руках, ведомый Минервой, вступал в Рим… В конце портика Меркурий, подняв Трималхиона за подбородок, возносил его на высокую эстраду. Тут же была и Фортуна с рогом изобилия и три Парки, прядущие золотую нить. Заметил я в портике и целый отряд скороходов, обучающихся под наблюдением наставника. Кроме того, увидел я в углу большой шкаф…» и т. п.
48, 49. Жилой квартал в древней части города. Традиционный жилой дом. Тунис. XV - XX века. Ситуационный план. План
На наших рисунках - пример древнейшей планировочной структуры города, сложившейся в Шумере более 5000 лет назад. Необычная для ново-европейского сознания, эта планировочная схема не имеет ничего общего с хаотичностью. Напротив, она в высшей степени упорядоченна. Каждый жилой дом представляет собой автономную планировочную единицу, ориентированную внутрь: доступ ко всем помещениям открыт с внутреннего двора по первому и второму этажам. В то же время квартал, отграниченный узкими улицами от соседних кварталов, образует самоуправляемое целое - это монолит, окруженный сплошной глухой стеной с редко расставленными узкими входами.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
