О неповиновении и другие эссе
Шрифт:
Наиболее важным приложением концепции социального характера является выявление будущего социального характера, свойственного социалистическому обществу, каким его видел Маркс, основываясь на социальном характере капитализма XIX века с его основополагающим желанием владеть собственностью и богатством, в отличие от социального характера XX столетия (капиталистического или коммунистического), который делается все более распространенным в высоко индустриальных обществах, – характера homo consumens [5] .
5
Человек потребляющий. – Примеч. пер
Homo consumens – это человек, основной целью которого является в первую очередь не владение вещами, а все большее и большее потребление, компенсирующее внутреннюю пустоту, пассивность, одиночество и тревожность. В обществе, характеризующемся огромными предприятиями и огромными промышленными, правительственными и профсоюзными бюрократиями, индивид, лишенный возможности контролировать условия своей работы, чувствует себя бессильным, одиноким, скучающим и беспокойным. В то же время необходимость для большой потребительской
Этот дух потребления – прямая противоположность духу социалистического общества, каким его себе представлял Маркс. Он ясно видел опасности, скрытые в капитализме. Целью Маркса было общество, в котором сам человек представляет собой многое, а не то, где он много имеет или много потребляет. Он хотел освободить человека от цепей материальной алчности, чтобы он смог полностью пробудиться, стать живым, восприимчивым, перестать быть рабом своей жадности. «Производство слишком многих полезных вещей, – писал Маркс, – приводит к созданию слишком многих бесполезных людей». Он хотел уничтожить нищету, поскольку она не дает человеку полностью стать человеком; он также хотел предотвратить чрезмерное богатство, из-за которого индивид становится узником своей алчности. Его целью был не максимум, а оптимум потребления, удовлетворение тех истинных человеческих потребностей, которые служат средством создания более полной и духовно богатой жизни.
Ирония истории проявляется в том, что дух капитализма – удовлетворение материальной алчности – завоевывает коммунистические и социалистические страны, которые со своей плановой экономикой должны были бы иметь средства его ограничивать. Этот процесс имеет собственную логику: экономический успех капитализма произвел чрезвычайное впечатление на те беднейшие страны Европы, в которых победил коммунизм, и победа социализма стала идентифицироваться с успешным соревнованием с капитализмом – в соответствии с духом капитализма. Социализм подвергается опасности выродиться в систему, которая может достичь индустриализации бедных стран быстрее, чем капитализм, но не способна стать обществом, главная цель которого – развитие человека, а не экономическое производство. Этому способствовал тот факт, что советский коммунизм, принявший грубую версию «материализма» Маркса, утратил, как и капиталистические страны, контакт с гуманистической духовной традицией, одним из величайших представителей которой был Маркс.
Действительно, социалистические страны все еще не разрешили проблемы удовлетворения законных материальных потребностей населения (и даже в Соединенных Штатах 40 % населения не относятся к пользующимся изобилием). Однако очень важно, чтобы социалисты – экономисты, философы, психологи – осознали опасность того, что оптимальное потребление как цель может с легкостью превратиться в максимальное потребление. Задачей теоретиков социализма является изучение природы человеческих потребностей: нахождение критериев различий между истинными, удовлетворение которых делает индивида более живым и чувствительным, и искусственными, созданными капитализмом, ослабляющими человека, делающими его пассивным и скучающим, рабом вещей.
Я хочу здесь подчеркнуть, что не производство как таковое должно быть ограничено; как только оптимальные нормы индивидуального потребления окажутся удовлетворены, производство должно быть ориентировано на социальные цели: школы, библиотеки, театры, парки, больницы, общественный транспорт и т. д. Постоянно растущее индивидуальное потребление в высокоразвитых странах говорит о том, что конкуренция, алчность и зависть порождаются не только частной собственностью, но и неограниченным личным потреблением. Теоретики-социалисты не должны упускать из вида тот факт, что цель гуманистического социализма – построение индустриального общества, образ производства которого будет служить самому полному развитию целостного человека, а не созданию homo consumens; что социалистическое общество – это индустриальное общество, пригодное для того, чтобы человек в нем жил и развивался.
Существуют эмпирические методы, позволяющие изучать социальный характер. Целью такого изучения является выявление частоты различных характерологических синдромов среди населения в целом и в пределах каждого класса, интенсивности воздействия новых и противоречивых факторов, порождаемых различными социоэкономическими условиями. Все эти переменные позволяют определить силу существующей характерологической структуры, процессы ее изменения и меры, которые могут способствовать таким изменениям. Нет необходимости говорить, что понимание этих явлений важно для стран, переходящих от сельского хозяйства к индустриализации, так же как для рабочего класса при капитализме или государственном капитализме, то есть существующего в неблагоприятных условиях, при переходе к истинному социализму. Более того, подобные исследования показывают направление желательных политических акций. Если мне известны лишь политические «мнения» людей, выявляемые при опросах, я знаю, как, вероятно, люди будут действовать в ближайшем будущем. Если я хочу определить влияние психических факторов (которые в данный момент, возможно, еще не проявились), таких, например, как расизм, воинственность, миролюбие, исследования структуры характера покажут мне мощность и направление действия лежащих в основе социальных процессов сил, которые могут проявиться только через какое-то время [6] .
6
Так, например, деструктивность, присущая немецкой мелкой буржуазии, проявилась, только когда Гитлер предоставил ей возможность найти себе выражение.
Здесь нет места для подробного обсуждения методов, которые могут использоваться для получения упомянутых выше данных о характере. Общее качество, присущее им, заключается в том, чтобы не принимать ошибочно идеологию (рационализацию) за выражение внутренней – и обычно неосознаваемой – реальности. Один из методов, доказавший свою полезность, – это опросник, включающий открытые вопросы, ответы на которые имеют ненамеренное или неосознанное значение. Так, если на вопрос «Какие личности в истории вызывают у вас наибольшее восхищение?» следует ответ «Александр Великий, Нерон, Маркс, Ленин» или «Сократ, Пастер, Маркс, Ленин», то можно сделать вывод о том, что первый респондент преклоняется перед силой и жесткой властью, а второй ценит людей, работающих на благо жизни, благодетелей человечества. Используя расширенный проективный опросник, можно получить достоверную картину структуры характера человека [7] . Другие проективные тесты – анализ излюбленных шуток, песен, рассказов – и наблюдаемое поведение (в особенности «мелкие поступки», столь важные для психоанализа) помогают получить точные результаты. Методологически упор при таких исследованиях делается на способ производства и классовую стратификацию, наиболее значимые характерологические черты и образуемые ими синдромы и на взаимосвязи между этими двумя наборами данных. Благодаря методу стратифицированных выборок обследование менее тысячи респондентов позволяет оценивать целые нации или большие социальные классы.
7
Этот метод впервые был использован мной совместно с Э. Шехтелем, П. Лазарфельдом и другими в Институте социальных исследований Франкфуртского университета в 1931 году, а позднее – в Колумбийском университете. Целью исследования было определение частоты авторитарных/неавторитарных характеров среди немецких рабочих и служащих. Результаты довольно точно совпали с фактами, показанными последующим историческим развитием. Тот же метод был использован при психологическом исследовании, поддержанным Фондом психиатрических исследований и проводившимся под моим руководством и с участием Т. и Л. Шварц и М. Маккоби, в маленькой мексиканской деревушке. Статистические методы, разработанные Л. Макквитти, сделали возможной обработку с помощью компьютера сотен тысяч отдельных ответов таким образом, что ясно выявлялись синдромы типичных связанных характерологических черт. См. Фромм Э., Маккоби М. Социальный характер в мексиканской деревне. Социо-психоаналитическое исследование. Энглвуд Клиффс: Прентис Холл, 1970 (E. Fromm and M. Maccoby, Social Character in a Mexican Village. A Sociopsychoanalytic Study (Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1970); Фромм Э. Немецкие рабочие и служащие в канун возникновения Третьего Рейха. Социо-психоаналитическое исследование. Штуттгарт: Дойче Верлаг Анштальт, 1980 (E. Fromm, Deutsche Arbeiter und Angestellte am Vorabend des Dritten Reiches. Eine sozialpsychologische Untersuchung, edited by W. Bonss.(Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1980).
Другим важным аспектом аналитической социальной психологии является то, что Фрейд называл «бессознательным». Однако если Фрейд интересовался в основном подавлением у индивида, тот, кто изучает марксистскую социальную психологию, должен основное внимание уделять «социальному бессознательному». Эта концепция относится к подавлению внутренней реальности, общему для больших групп. Каждое общество должно делать все от него зависящее, чтобы не позволить своим членам или представителям определенного класса осознать импульсы, которые, будь они сознательными, могли бы вести к социально «опасным» мыслям или действиям. Эффективная цензура действует не на уровне печатного или произнесенного слова, а благодаря препятствованию определенным мыслям когда-либо стать осознанными, т. е. благодаря подавлению опасного сознания. Естественно, содержание социального бессознательного меняется в зависимости от многих форм общественной структуры: агрессивности, бунтарства, зависимости, одиночества, несчастья, скуки, если упомянуть только некоторые. Подавленный импульс должен оставаться подавленным и быть заменен идеологией, его отрицающей или утверждающей противное. Скучающего, беспокойного, несчастливого человека в современном индустриальном обществе учат думать, что он счастлив и испытывает удовольствие. В других странах индивид, лишенный свободы мысли и слова, приучается думать, будто он почти достиг самой полной формы свободы, пусть в этот момент только вожди провозглашают эту свободу. В некоторых системах подавляется любовь к жизни и вместо нее культивируется любовь к собственности; в других подавляется осознание отчужденности и пропагандируется лозунг «В социалистической стране не может быть отчужденности».
Другой способ выразить феномен бессознательного – говорить о нем в терминах Гегеля или Маркса, то есть как о совокупности сил, действующих за спиной человека, пока он наслаждается иллюзией свободы в своих действиях; как говорил Адам Смит, «экономический человек ведом невидимой рукой к цели, которая не входит в его намерения». Если для Смита эта невидимая рука была благодетельной, то для Маркса (как и для Фрейда) она представлялась опасной; ее следовало выявить, чтобы лишить действенности. Сознание является социальным феноменом; по мнению Маркса, это по большей части ложное сознание, работа сил подавления [8] . Бессознательное, как и сознание, также социальный феномен, определяемый «социальным фильтром», не позволяющим большинству реальных человеческих ощущений перейти из бессознательного в сознание. Социальный фильтр состоит в основном из языка, логики и социальных табу; его маскирует идеология (рационализация), субъективно переживаемая как истина, в то время как в действительности это всего лишь социально выработанная и разделяемая фикция. Такой подход к сознанию и подавлению может эмпирически продемонстрировать валидность утверждения Маркса: «Общественное бытие определяет сознание».
8
Интересно отметить, что Маркс использовал термин «вытеснение» – Verdrangung – в «Немецкой идеологии». Роза Люксембург говорила о бессознательном (в логике исторического процесса) как возникающем раньше сознания (в субъективной логике человеческого существа) в работе «Ленинизм или марксизм» (издание на английском языке: The Russian Revolution and Leninism or Marxism? Ann Arbor: University of Michigan Press, 1961).