О Пифагоровой жизни
Шрифт:
(119) Благодаря этому эксперименту, словно с помощью точного инструмента, он распространил наконец свой опыт на различные инструменты: цимбалы, флейты, свирели, монохорды, тригон [110] и подобные им и нашел, что во всех них арифметическое отношение было одинаково гармоничным. Он назвал звук, соответствующий числу 6, гипатой [111] , звук, соответствующий числу 8 и находящийся в отношении 4:3 к гипате, — месой [112] , звук, следующий за месой, выражающийся числом 9 и звучащий тоном выше, чем меса, и находящийся к ней в отношении 9:8, — парамесой [113] , а звук, соответствующий числу 12, — нэтой [114] .
110
110 Монохорд—
111
111 Гипата— «крайняя» (струна), дававшая самый низкий тон.
112
112 Меса — «средняя» (струна).
113
113 Парамеса— «ближайшая к средней» (струна), то есть вторая из пяти струн лиры.
114
114 Нэта— «последняя» (струна).
Заполнив интервалы соответственно диатоническому роду пропорциональными звуками, он подчинил таким образом октахорд [115] числовой гармонии, существующей в отношениях 2:1, 3:2, 4:3 и отличном от них отношении 9:8.
(120) Таким образом он обнаружил в диатоническом роде необходимую и естественную прогрессию тонов от самого низкого звука к самому высокому. Начав с диатонического рода, он описал хроматический и энгармонический род, о чем мы расскажем, когда речь пойдет специально о музыке. Диатонический же род являет следующие ступени и такое естественное движение: полутон, тон, затем еще тон, и это есть кварта, соединение двух тонов и так называемого полутона. Затем, с прибавлением другого тона, вставленного в середину, образуется квинта, соединение трех тонов и полутона. Затем следуют полутон, тон и еще тон — другая кварта, то есть еще одно отношение 4:3. Поэтому в более древнем гептахорде [116] каждый четвертый звук, начиная с самого низкого звука, образовывал созвучие кварты во всем звукоряде, причем полутон занимал поочередно первое, среднее и третье места тетрахорда. В пифагорейском октахорде,
115
115 Октахорд — образуется из двух тетрахордов, так что верхний тон нижнего тетрахорда совпадает с нижним тоном верхнего тетрахорда.
116
116 Гептахорд — «семиструнник».
(121) представлял ли он сочетание тетрахорда с пентахордом или два несовпадающих тетрахорда, отделенные друг от друга целым тоном, мелодическое движение начиналось от самого низкого звука, так что каждый пятый звук образовывал созвучие квинты, а полутон здесь последовательно занимал четыре места: первое, второе, третье и четвертое. Вот так, рассказывают, открыл он искусство музыки и, изложив систематически, передал его ученикам для всех самых прекрасных целей.
ГЛАВА XXVII
(122) Восхваляют также многое из того, что сделали в общественной жизни его ближайшие ученики. Говорят, что, когда у жителей Кротона появилось желание совершать пышные выносы и погребения, один пифагореец сказал народу, что он слышал рассуждение Пифагора о богах: Пифагор якобы говорил, что Олимпийские боги обращают внимание на образ мыслей жертвующих, а не на количество жертв, подземные же боги, напротив, из-за того, что им досталась худшая доля, радуются битью в грудь и рыданиям и, более того, постоянным возлияниям и приношениям на могилу и заупокойным жертвам, совершаемым с большой расточительностью.
(123) Поэтому Аида из-за его предпочтения к такого рода подношениям называют Плутоном [117] , и тем, кто скромно воздает ему честь, он позволяет подолгу оставаться в верхнем мире, а кого-нибудь из тех, кто проявляет расточительность в горе, он всегда сводит под землю, чтобы получить приношения на могилу. Этим наставлением Пифагор внушил слушателям убеждение, что они будут благополучны, если в невзгодах будут проявлять умеренность, а проявляя расточительность, все погибнут раньше положенного срока.
117
117 Плутон получил имя от слова πλοΰτοσ «богатство».
(124) Другой пифагореец взял на себя роль третейского судьи в деле, где не было свидетелей. Каждого из ведущих тяжбу он по отдельности подвел к какому-то надгробному памятнику и, остановившись, сказал, что лежащий здесь был в высшей степени достойным человеком. Когда один из тяжущихся восхвалил умершего за многие добрые дела, а другой лишь спросил: «И что он от этого получил?», пифагореец стал с подозрением относиться ко второму и не без основания взял сторону того, кто похвалил добронравие умершего. Еще один пифагореец взял на себя важное судебное разбирательство. Убедив одного из тяжущихся уплатить четыре таланта, другого — получить два, он вынес решение относительно трех талантов и, как представляется, дал каждому по таланту. [118] Однажды два человека со злым умыслом оставили у женщины с рынка плащ, договорившись с ней, что она отдаст его, только когда они явятся за ним вместе. Затем они так обманули ее: вскоре один из них взял то, что они оставили вместе, сказав, что другой разрешил ему это сделать, второй же, который не пришел, донес на нее и рассказал должностным лицам о первоначальном договоре. Один пифагореец, взявшийся рассудить это дело, сказал, что женщина выполнит договор, если они явятся вместе. [119]
118
118 Вероятно, пифагореец создал видимость разрешения тяжбы для того, чтобы удовлетворить обе тяжущиеся стороны, которые никак не хотели мириться без решения судьи, потому что обе стороны ничего не проиграли и не выиграли из этого спора.
119
119 Вероятно, один из злоумышленников уже успел бежать.
(125) Еще два человека, как казалось, были очень дружны, но потом стали взаимно подозрительны, ничего не говоря друг другу, потому что кто-то, заискивая, сказал одному из них, что другой соблазнил его жену. Один пифагореец случайно зашел в кузницу тогда, когда считавший себя обесчещенным показывал острый нож кузнецу, выражая ему недовольство за то, что он его недостаточно наточил. Догадавшись, что этот нож заготовлен против того, кого оклеветали, пифагореец сказал: «Нож у тебя острее всего чего угодно, но только не клеветы». Этими словами пифагореец заставил его переменить решение, и он не совершил необдуманно ошибки в отношении друга, которого уже пригласил к себе домой.
(126) Когда один посетитель в храме Асклепия уронил пояс с золотом и сетовал, потому что закон запрещал поднимать упавшее в храме, то другой пифагореец велел вынуть золото, которое не падало на землю, пояс же оставить, так как он лежал на земле. А вот что произошло, как говорят, в Кротоне, хотя неосведомленные люди относят это происшествие к другим местам: когда во время представления над театром пролетали журавли, один зритель, вернувшийся из плавания, сказал соседу: «Видишь свидетелей?» Один пифагореец, услышав это, отвел их на заседание Совета Тысячи [120] , предположив (что и было установлено в результате допроса их рабов), что они утопили в море каких-то людей, свидетелями чего были журавли, пролетавшие над кораблем. Еще пример: два человека, недавно примкнувшие к Пифагору, по-видимому, поссорились. Младший, подойдя к старшему, предложил примириться, говоря, что не нужно брать судьей третьего, но они сами способны забыть о гневе. Тот сказал ему, что он в других отношениях совершенно удовлетворен, но стыдится того, что, будучи старшим, не подошел для примирения первым. [121]
120
120 Высший государственный орган.
121
121 Пропуск в тексте.
(127) Он рассказал ему это, а также истории о Финтии и Дамоне, о Платоне и Архите, о Клинии и Проре [122] . Кроме того, об Эвбуле из Мессины в самом деле рассказывают, что он, плывя домой, попал в плен к этрускам и был увезен в Этрурию. Этруск Навсифой, будучи пифагорейцем, узнал, что Эвбул — ученик Пифагора, поэтому он похитил его у пиратов и в полной безопасности вернул его в Мессину.
(128) Когда карфагеняне собирались отправить на пустынный остров больше пяти тысяч пленников, карфагенянин Мильтиад увидел среди них аргивянина Посида (оба были пифагорейцами). Он подошел к нему, и, не раскрывая ему того, что готовилось, убедил его как можно скорее бежать к себе домой, посадил его на плывший мимо корабль, дал припасы на дорогу и спас таким образом человека от опасности. В общем, если бы кто-нибудь стал излагать все случаи общения пифагорейцев друг с другом, то он превзошел бы объем и должную меру этой книги.
122
122 Платон в седьмом письме говорит, что Архит спас его от рук наемников и помог отплыть в Грецию. Рассказы о дружбе Финтия и Дамона см. ниже, 234–237, Клиния и Прора — 239.
(129) Лучше я перейду вот к чему: как пифагорейцы были государственными деятелями и правителями. Некоторые из них соблюдали законы и управляли городами Италии, проявляя то, что они считали наилучшим, и обсуждая это, и притом они не пользовались общественными доходами. И хотя против них стали выдвигать множество клеветнических обвинений, до некоторых пор все-таки одерживало верх добронравие пифагорейцев и воля самих городов, желавших, чтобы государственными делами управляли пифагорейцы. Считается, что именно в это время в Италии и в Сицилии были наилучшие государственные устройства.