О Пифагоровой жизни

Халкидский Ямвлих

ГЛАВА XIII

(60) Если верить многим древним и замечательным рассказам о нем, Пифагор обладал способностью успокаивать и убеждать словами, распространявшейся даже на животных. Он учил, что обладающие разумом могут воздействовать на все обучением, даже когда они имеют дело с дикими, лишенными разума существами. Ведь говорят, что, поймав давнийскую медведицу [58] , причинявшую огромный вред жителям, он долго гладил ее и, покормив хлебом и орехами, отпустил, взяв с нее обещание никогда больше не касаться живых существ. Она тотчас ушла в горы и леса, и с той поры никогда не видели, чтобы она вообще на кого-нибудь нападала, даже на животных.

58

58 Давния— древнее название Апулии, где первым царем был Давн.

(61) Увидев в Таренте на лугу быка, жевавшего зеленые бобы, Пифагор, подойдя к пастуху, посоветовал ему сказать быку, чтобы он не ел бобов [59] . Когда пастух посмеялся над его предложением

поговорить с быком и сказал, что не умеет говорить по-бычьи, а если умеет он, то не нужно обращаться к пастуху, а лучше поговорить прямо с быком, Пифагор, подойдя к быку, что-то шептал ему долгое время на ухо, и бык не только сразу отказался от бобов, но и потом, как говорят, не ел бобов и жил очень долго, состарившись в Таренте при храме Геры, где все называли его священным быком Пифагора, и питался человеческой пищей, которую подавали ему посетители храма.

59

59 Порфирий следующим образом объясняет пифагорейский запрет есть бобы: «Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение — зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы» (Жизнь Пифагора, 44). Диоген Лаэртский, ссылаясь на Аристотеля, называет еще две, «божественных» причины запрета — то, что боб напоминает врата Аида, и что бобы «подобны природе целокупности» (V.34).

(62) Пифагор, как говорят, заставил спуститься к нему пролетавшего над ним орла, когда он беседовал с учениками на Олимпийских играх о гадании по полету птиц, о символах и небесных знамениях, говоря, что все это — послания от богов и видения орлов — предназначено для тех людей, которые наиболее любезны богам. Погладив орла, он отпустил его. Посредством этих и подобных случаев он показал, что обладает способностью Орфея повелевать дикими зверями, одновременно и очаровывая, и укрощая их силой своей речи.

ГЛАВА XIV

(63) За лучшую основу заботы о людях, которой должны овладеть те, кто собирается узнать истину также и о прочих предметах, он положил следующее. Он очень живо и ясно помнил многих людей, встречавшихся с ним в прежней жизни, которую прожила когда-то давно его душа перед тем, как была заключена в это тело, и он приводил доказательства того, что был Эвфорбом, сыном Панфоя, победителем Патрокла. Он особенно любил петь следующие стихи Гомера, мелодично аккомпанируя себе на лире, и часто повторял их, и эти стихи были его эпитафией:

Кровью власы оросилися, сродные девам Харитам, Кудри, держимые пышно златой и серебряной связью. Словно как маслина древо, которое муж возлелеял В уединении, где искипает ручей многоводный, Пышно кругом разрастается; зыблют ее, прохлаждая, Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым; Но внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим, С корнем из ямины рвет и по черной земле простирает, Сына такого Панфоева, гордого сердцем Эвфорба Царь Менелай низложил и его обнажал от оружий. [60]

60

60 Илиада XVII, 51–60. Пер. Н.И. Гнедича.

Рассказ о щите этого фригийца Эвфорба, который был пожертвован в храм Аргивской Геры в Микенах в числе троянской добычи, мы опускаем, так как он слишком хорошо известен. Но мы хотим показать всеми этими рассказами, что он знал свои прежние жизни и на этом построил заботу о других людях, напоминая им о тех жизнях, которые они прожили прежде.

ГЛАВА XV

(64) Он считал, что воздействие на людей сначала осуществляется посредством чувств: если кто-либо видит прекрасные образы и формы или слушает прекрасные ритмы и песни, то такой человек начинает музыкальное образование с мелодий и ритмов, от которых излечиваются человеческие нравы и страсти и устанавливается первоначальная гармония душевных сил. Он также придумал средства сдерживать и исцелять болезни души и тела [61] . И, клянусь Зевсом, еще более достойно упоминания то, что он для своих учеников упорядочил и привел в систему так называемые настройки и аранжировки, с божественным искусством придумав сочетания диатонических, хроматических и энгармонических созвучий [62] . С их помощью он легко изменял и приводил в противоположное состояние страсти души, если они только что беспорядочно возникли и усилились (печаль, гнев, жалость, глупую зависть, страх, различные влечения, приступы ярости, желания, чувство превосходства, приступы лени, горячность). Он направлял каждую из этих страстей к добродетели с помощью соответствующих мелодий, словно с помощью правильно подобранных лекарств.

61

61 Платон в «Государстве» говорит о двух видах воспитания, которые рекомендованы для стражей: о воспитании мусическом и гимнастическом. Задача мусического воспитания — привести человека к пониманию прекрасного, уравновесить его душу и развить ее благородные качества. Гимнастическое воспитание закаляет тело и развивает волю стража.

62

62 Диатоника (букв.: «идущая по тонам») — семизвуковая система, все звуки которой могут быть расположены по чистым квинтам. Диатонический тетрахорд выглядит следующим образом:¹/₂Ф — Т — Т (полутон и два тона, например е — f— g — а). В хроматическом наклонении третий тон тетрахорда понижался на полтона:¹/₂Ф —¹/₂Ф — 1¹/₂Ф (напр. е — f— fis — a). Энгармоническое наклонение было двух видов: более древнее основывалось на пропуске второго тона: 1¹/₂Т — Ф (напр. е— g — а). Более позднее делило первый полутон диатонического тетрахорда на два четверть-тона:¹/₄Ф —¹/₄Ф — 2Т. Об открытии Пифагором диатонического наклонения см. 118–120.

(65) Когда его ученики вечером засыпали, он освобождал их от дневных волнений и впечатлений, очищал смятенный ум, и они спали спокойно и хорошо, их сны становились вещими. Когда они просыпались, он освобождал их от сонного оцепенения, расслабленности и вялости особыми напевами и простыми мелодиями, исполняемыми на лире, либо сопровождая игру на лире пением. Но для самого себя он не предназначал и не устраивал такой процедуры с помощью инструментов или голоса, но, используя некую невыразимую и трудно постижимую божественную способность, напрягал слух и вперял ум в высшие созвучия космоса. Он один, по его словам, слышал и понимал всеобщую гармонию и созвучие сфер и движущихся по ним светил [63] , которые издают пение более насыщенное и полнозвучное, чем любые смертные, происходящее от движения и обращения светил, мелодичного и прекрасного в своем разнообразии, и это движение слагается из их неодинаковых и разнообразных шумов, скоростей, величин и констелляций, которые расставлены в некой исключительно музыкальной пропорции.

63

63 Александр Афродисийский в комментариях к «Метафизике» Аристотеля пишет, что пифагорейцы «утверждали, что вся Вселенная составлена согласно некоторому гармоническому отношению». Он выделяли 10 движущихся сфер: в центре «Очаг» Вселенной, или центральный Огонь, вокруг него семь планет (включая Солнце и Луну), сфера неподвижных звезд, Земля и Антиземля. Каждое из движущихся тел издает звук определенной высоты (движущиеся быстрее звучат выше, а движущиеся медленнее — ниже). Скорость движения и звуки, издаваемые телами, пропорциональны расстояниям между ними. Отсюда, по представлению пифагорейцев, движению Неба присуща музыкальная гармония и небо «звучит» как гармоничный аккорд. (Подробнее см. Фрагменты ранних греческих философов, I, 58B.)

Платон в «Тимее» (38b—39е) и в «Государстве» (616d—617d) развивает эту пифагорейскую теорию.

(66) Вдохновляясь этим движением, утвердившись в своих принципах и, если так можно выразиться, укрепив свое тело, он задумал открыть ученикам, насколько возможно, подобия этих звуков, воспроизводя их инструментами или одним пением. Он думал, что ему одному на земле понятны и слышны космические звуки, и от этого природного источника и корня он считал себя способным учиться и учить других и уподобиться небесным существам соответственно стремлению и способности подражания, поскольку он один был так счастливо наделен породившим его божественным началом. Он верил, что другим людям достаточно смотреть на него и от этого получать пользу и исправляться от его дара посредством образом и знаков, если они не способны правильно воспринимать первичные и чистые первообразы. [64]

64

64 О подобном методе привыкания к созерцанию чистых первообразов говорится у Платона в мифе о пещере (Государство, кн. 7), когда он объясняет, как после созерцания теней не ослепнуть от света солнца. Естественно, и пещера, и тени, и солнце — некие аллегории: под пещерой подразумевается иллюзорный мир материальных форм, под тенями — отражение Идей, под вещами, проносимыми перед пещерой, — сами Идеи, а под солнцем подразумевается идея Блага, которая дает свет и жизнь всему сущему. «Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем — на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом — на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет. И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах». (Государство, 516b, см. также Федон, 99d).

(67) Он придумал все это точно так же, как мы для тех, кто не может прямо смотреть на солнце из-за слишком яркого света его лучей, придумываем показывать затмение солнца через толщу воды или через расплавленную смолу или с помощью темного зеркала, щадя слабость зрения этих людей и изобретая возможность равносильного восприятия для тех, кто должен довольствоваться им, даже если оно и не достоверно. Эмпедокл, как представляется, намекает на Пифагора, на его исключительные способности, данные от бога и превышающие обычные человеческие, когда говорит:

Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем, Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным, В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший, Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к познанью, То без труда созерцал любое, что есть и что было, За десять или за двадцать провидя людских поколений. [65]

Слова «безмерное познание», «созерцал любое, что есть и что было», «сокровище мыслей высоких» и тому подобные выразительно указывают на исключительную остроту зрения, слуха и ума Пифагора, превосходящую способности других людей.

65

65 H. Diels. Die Fragmente der Vorsokratiker / Ed. W. Kranz. — Berlin, 1956. — B129. Пер. МЛ. Гаспарова.