О раскольниках г. Риги
Шрифт:
«Принцип невмешательства во внутренние дела раскола, — пишет граф Сологуб, — существует собственно по имени, а на деле отступления от сего принципа повторяются беспрестанно. Высылка людей по этапам на увещание, запечатывание и разорение молелен, отбирание книг, икон и вещей, отлучение детей от родителей, жен от мужей, стариков от семейств, ссылка наставников, заключение их в тюрьмах — все эти случаи, имеющие свой источник в похвальном рвении к православию, но не подлежащие законности судебных приговоров, не подходят под правило невмешательства во внутренние дела раскольников. Справедливее было бы выразить, что принцип невмешательства соблюдается не для внутренних, а для внешних дел раскола».
«Что
В этом отношении смело утвердить следует, что первенство духовной власти, не достигая собственной цели, препятствует при совокупных действиях власти светской достигнуть цели возможной и тем впоследствии содействовать самой церкви».
«В 1834 году книги отобраны. Преосвященный Иринарх выразил правило, что следует теснить раскольников в самых обрядах богослужения, чтоб им дать почувствовать необходимость присоединения к единоверческой церкви. Вследствие того школа была уничтожена, две молельни закрыты, но третья оставлена. Рижские раскольники, не воспользовавшиеся в 1822 году правом скреплять законно свои браки, впоследствии сами о том многократно просили, но, несмотря на усиленное ходатайствование главного начальства, им было постоянно отказываемо.
Тут возникла явная несообразность. То, что сперва требовалось и потом запрещалось в Риге, гласно допускалось в Динабурге. Наставник тамошней часовни не только имел позволение совершать браки и записывать их в книгу, но выдавал брачные свидетельства, скрепленные местною полициею по предписанию губернского правления.
В 1837 году раскольник Наумов просил позволения у г. генерал-губернатора обвенчать своего сына в молельне, так как в Динабург их более не пускали, а совершать браков по их обрядам им никогда воспрещено не было. Просителю объявлено, что со стороны местного начальства, по существующим правилам, препятствия к тому же не предвидится. Снова возникло недоразумение, в коем раскольники были, конечно, не виноваты. Брак совершен при общей их радости, уступившей скоро гневу преосвященного, требовавшего, чтобы все раскольничьи супружества были объявлены незаконными, все их дети незаконнорожденными и лишенными права наследства».
«В 1838 году отобраны у раскольницы Леоновой, несмотря на ее сопротивление, трое детей и присоединены к церкви по той причине, что они были прижиты незаконно. Это самое условливало, что раскольники могут иметь детей законных, но закон о том умалчивает. Постановление же о крещении незаконных раскольничьих детей в православие действительно существует. Но могут ли быть законные дети там, где нет хотя гражданского законного брака? Что тут должно служить руководством? Куда следует приписывать новорожденных? В 1837 году были сделаны по сему предмету в Риге некоторые местные распоряжения, требовавшие продолжительных формальностей и до того взволновавшие раскольников, что одна женщина хотела при общем крике бросить мертвого некрещеного младенца в ноги частного пристава».
«Ныне в Риге, сколько известно, раскольники могут, но не обязаны, объявлять свои браки в полиции.
В
«В Дерптском уезде высланы из разных мест 8 наставников, некоторые уже умерли в ссылке и считаются пострадавшими за веру. Кроме того, 8 молелен закрыто. В настоящее время между дерптскими раскольниками нет ни одного ответственного по расколу лица и ни одного молитвенного дома, где бы они могли собираться. Таким образом, несмотря на правило невмешательства и неоднократно повторенное положение, что раскольникам не воспрещается исполнять свои требы, средства к исполнению таковых треб у них отняты. Им остается или обратиться к единоверию, или укореняться еще более в чувствах своего коренного неповиновения, тайно выбирать себе в наставники первых попавшихся, ни за что не ответственных людей и, наконец, не только удаляться еще более от начал порядка, но обратиться к явному разврату и пьянству, доселе бывших неизвестными».
«Дерптские раскольники не имеют перед законом ни наставников, ни молельни, ни жен, ни детей, ни прав, ни обязанностей! Они не возвышены до степени разумного общества, а унижены до степени стада без пастыря. А потому нравственность их должна упадать с каждым днем, что действительно и замечено.
Все вышеприведенные обстоятельства могут уже некоторым образом пояснить, с какими последствиями бывают сопряжены неточность и негласность узаконений там, где точность и гласность в особенности необходимы, и почему гражданская организация раскола была бы событием вполне желательным. Она бы положила конец мнимым преследованиям, которыми раскольники гордятся, и, между тем, лишила бы их действительных выгод, которыми они весьма сознательно пользуются».
«Смею думать, что безошибочно можно вывести cледующие заключения:
Расколу содействуют три причины:
1) историческое озлобление против духовенства,
2) невежество,
3) выгодная неопределительность постановлений.
Если причины оказываются верными, действия против них выказываются сами собой. Они обуславливают:
1) совершенное отделение в деле раскола власти духовной от власти гражданской, имеющих действовать не совокупно, а одновременно, с тем чтобы церковь содействовала обращению словом, поучением, молитвой, любовью, примером, а местные полиции — соблюдением определенного порядка;
2) учреждение школ, обязательных для всех раскольничьих детей;
3) издание правил для руководства местных властей и известности самим раскольникам.
Осуществление подобных мер представляет, однако, немаловажные затруднения. Мысль, что может возникнуть неосновательный упрек в заменении таинств полицейскими распоряжениями, опасение неудовольствия духовенства, боязнь открыть народу новый источник соблазна, недостаток в учебных пособиях и образованных сельских священниках, ненадежность полицейских орудий — таковы суть препятствия, останавливающие гражданскую организацию раскола. Но эти препятствия встречаются более для великороссийских губерний. Для остзейских они не существуют, по крайней мере, не в равной силе.
Остзейским губерниям принадлежит высокая честь стоять в челе нашего государственного благоустройства. Уничтожение крепостного права, водворение обязательного народного образования, деятельность высших училищ, образцовое учреждение городских обществ и земских полиций, уважение сословий к своим правам, развитие сельских хозяйств, преуспеяние общественной нравственности — таковы последствия долгого исторического развития и благодетельных правительственных мер.
Но при общей определительности прав, обязанностей и отношений нельзя не сознать, что постановления о проживающих в остзейских губерниях раскольниках одни только не согласуются со стройностью прочих частей управления.