О русском пьянстве, лени и жестокости
Шрифт:
Югурта, вождь племени гарамантов из Северной Африки, зло пошутил в свой последний час: «И холодные же бани у вас, римляне!» Шутка понравилась, ее передавали с веселым смехом. Югурта умирал, «похороненный» заживо в стене здания.
Самого известного из вождей галльского сопротивления – Версенжеторикса Юлий Цезарь [170] привез в клетке, как дикое животное, и держал в ней несколько лет, пока пленник не умер. Может от невыносимых условий заточения, может, от тоски.
170
Славившийся,
Этот опыт отразился на психологии «варваров» – племен готов, франков, бургундов, лангобардов… Впрочем, долго перечислять. Эти дикие племена и сами были еще более жестоки и бесчеловечны, как все первобытные люди.
Дикое племя истребляет другое племя, чтобы захватить его землю, истребляет до беременной бабы и до младенца в люльке, – да и не считает первобытный человек иноплеменников такими же людьми, как он сам. И на всякой меже обязательно валяются черепа.
Дикое племя грабит иноплеменников, весело захватывает их имущество, накладывает дань и очень радуется, что можно жить чужим трудом.
Дикари знают рабство, но патриархальное. Рабство, при котором раб живет в одном доме с хозяином, ест с ним за одним столом: такой личный и не свободный батрак.
А цивилизованные римляне подсказали дикарям еще одну прекрасную идею – превращать пленных в «рабов с виллы» и «использовать» их по полной программе.
Практически в один исторический период возникли народные эпосы: германский – «Песнь о Нибелунгах», испанский – «Песнь о моем Сиде», франкская «Песнь о Роланде», скандинавские Саги.
Войны, борьба с врагами – основные сюжетные линии сказаний, созданных разными народами в период раннего Средневековья. В них в полной мере отражена идеология и психология народов Европы того времени.
В «Песне о Нибелунгах» воинственные дружинники варварской эпохи проявляют поистине варварскую жестокость. Благородство, презрение к смерти и опасностям сочетается с дикостью воина-зверя.
В «Песне о Нибелунгах» спокойно описывается, как рыцари на поле брани утоляют жажду кровью убитых врагов. Кровь «льется рекой», практически в каждом четверостишии перед читателем предстают картины кровавых битв или поединков. Не только мужчины, но и женщины участвуют в жестоких кровопролитных побоищах, не щадя никого: ни старого, ни малого.
В сказаниях очень подробно описывается, каким оружием сражались, как именно убивали врагов, какую добычу захватывали с трупов врагов и в их лагере.
Нападайте дерзко, грабьте проворно…Не брезгуйте там ни добром, ни казною…«Песнь о моем Сиде»Война – доблесть для героев, их слава. Они лично возвышаются за счет того, что они – славные воины. И как же они чудовищно, неправдоподобно жестоки…
На Ортлиба обрушил жестокий Хаген меч,И голова ребенка, слетев со слабых плеч,Кримхильде на колени упала тяжело,И тут кровопролитие у витязей пошло.«Песнь о Нибелунгах»Вот они, традиции племенной первобытной войны.
Как говорится, «почувствуйте разницу» с былинами. Конечно, Илья Муромец и его боевые товарищи, рубясь с «погаными», тоже особым гуманизмом не отличались – a la guerre, comme a la guerre, [171]
Еще один интересный штрих. Всем известно, что такое рыцарское отношение к женщине. Но, опять-таки, обратимся к первоисточникам:
171
На войне как на войне (фр.). (Прим. ред.)
Такая вот галантность…
Конечно, если внимательно читать германские сказания, то примеры настоящего благородства и действительно рыцарского отношения к женщине тоже можно найти, но и эти слова из песни не выкинешь.
Рыцарство, поклонение прекрасной даме – еще одна тема эпоса. Она присутствует и в «Песне о Роланде», и в цикле о короле Артуре. Но параллельно с этим присутствует описание насилия как по отношению к женщине-крестьянке, так и физическое наказание жен.
Герои былин не целуют дамам ручки и не таскают за собой по половецким степям надушенную перчатку любимой. Да и вообще в былинах нет любовных сцен, наш эпос целомудренно-сдержан. Но и сцен насилия нет. Нет и сцен наносимых женщинам побоев.
Древние герои «Песни о Нибелунгах» весьма своеобразно «отразились» в идеологии XX века. Когда немецким нацистам понадобилось избавиться от морали и этики христианства («от химеры, именуемой „совесть“») и в то же время не оставить народ без идеологической опоры, в сжатые сроки, на скорую руку была создана новая мифология, основой которой послужил древний германский эпос.
Герои эпоса идеализировались и воспевались, чему служила и музыка Вагнера. Новым образцам оружия давались названия, заимствованные из древних источников, обыгрывалась благородная символика, начиная от мифологии «высшей расы» и кончая народными преданиями об оборотнях-вервольфах (люди-оборотни, по ночам превращающиеся в волков). Вервольфы, гитлеровские отряды добровольцев-диверсантов, действовали в тылу наступавших войск союзников.
В отличие от наших партизан-любителей, [172] это были как бы спортсмены-профессионалы.
172
Были, конечно, и инструкторы НКВД из спецуправления по организации партизанского движения, но основная 90 % масса – гражданские лица от бывших партработников (помните, «подпольный обком действует»?) до ушедших в лес колхозников – Герасимов Куриных нового времени.
Разумеется, древние герои совершенно не виноваты в том, как их использовал колченогий Геббельс и его сотрудники. Но таков уж этот фольклор, что из него можно сделать такие вот выводы.
А на Руси было не так! Мы брали опыт цивилизации и христианства в Восточной Римской империи, Византии.
Во-первых, эта империя была меньше поражена раковой опухолью рабства, в частности, поэтому она устояла во время нашествий варваров, смогла отбиться и сохранить сама себя.