О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»
Шрифт:
Один из таких мифов описан Генрихом Сенкевичем. Его книга «В пустыне и пуще» посвящена судьбе двух польских ребятишек, оказавшихся в Судане во время восстания местного мусульманского «пророка» Махди. В этой повести описано противостояние «очень плохих» суданцев и «очень хороших» европейцев. На «хороших» жителей юга Судана нападают мусульмане. Хорошо, что в Судане есть англичане с пулеметами, они остановят плохих черных мусульман.
Эта книга настолько колонизаторская по духу, что в СССР ее даже запретили печатать. И в собрание сочинений классика польской литературы Генриха Сенкевича в середине 1980-х ее не включили.
Но вот, что интересно:
А вот Британская империя рисуется вполне симпатичной. Как модно говорить сейчас: политика двойных стандартов очевидна.
С 1812 года стало совершенно привычным осуждать Россию за любые территориальные приобретения, любые «округления» территории Российской империи. Это при том, что росла она совершенно по-иному, чем европейские.
Европейские империи возникали потому, что хотели жить за счет других народов. Приятно это слышать или нет, является ли мое высказывание «политически корректным» или не является, но это так.
Испанское завоевание Америки, конкистадоры, Писсаро и разрушение великих цивилизаций инков и ацтеков — все это было только первым актом мировой трагедии неевропейских народов. Самые передовые, промышленно развитые европейские державы начинали с того, что вели работорговлю в Африке и Азии. Постепенно европейцы укреплялись на территории других стран, заводили там свои армии, и уже не торговали с борта кораблей, а претендовали на политическую власть на далеких тропических берегах. Но и тогда главным для них было извлечение прибыли.
Жизнь в непривычном тяжелом климате, среди невиданных зверей и ядовитых рептилий и насекомых, среди враждебных (порой — поневоле враждебных) племен была опасной. Возвращались не все, даже если и не принимали участия в военных действиях. Но жизнь и служба в колониях могла сделать богатым даже самого бедного солдата колониальной армии или служащего торговой фирмы.
Испанцы возвращались из Америки с полными торбами золота. Тот, кто сделал карьеру в очередном отряде конкистадоров, получал землю, много земли, и притом с крепостными индейцами. Вчера еще нищий дворянин с прокаленных солнцем плоскогорий Кастилии или даже обитатель городского дна за считанные годы становился богатым помещиком.
История колониальных империй полна потрясающими случаями внезапного обогащения. Как сказал Валентин Пикуль, «удачи неожиданной и ослепительной, как ночной выстрел в лицо». [200]
В 1799 году, в Индии во время штурма Серингапатама некий солдат 74-го мадрасского батальона сорвал с трупа султана алмазные браслеты. В тот же день он продал их полковому врачу за 1500 рупий, а врач продал их за сумму, дававшую годовой доход в 2 тысячи фунтов стерлингов. Оба обогатились, хотя и в разной степени, из чего мораль: некоторых покойников обобрать бывает очень выгодно.
200
Пикуль В. С. Богатство // Пикуль B.C. Богатство. Каторга. М.: Вече, 2004.
Впрочем, были и другие способы, надежнее. Когда там еще повезет наткнуться на труп султана. Вот, полковник Вуд во время англо-мадрасской войны не отдавал своим солдатам выделенное продовольствие, а продавал его противнику. (А вы говорите, Чечня, интенданты воруют…)
Многие офицеры Ост-Индской компании не выключали убитых из списков, годами получая их жалованье. Половина добычи в войнах, которые велись компанией, официально полагалась офицерам, и лишь вторая половина — компании. Но служащие присваивали часть добычи, вымогали взятки у купцов. Очень многие британские джентльмены в Индии мало отличались от «джентльменов удачи», в том числе потому, что добивались там главным образом частного успеха «частными» методами, только для себя лично.
Показательна, как иллюстрация, живая легенда Британской Индии — Роберт Клайв. Будучи мелким клерком Ост-индской компании в Мадрасе, он в 19 лет (в 1744 году) пошел добровольцем в частную армию этой компании, сделал блестящую карьеру и награбил приличное состояние. Такое большое, что сумел путем серии подкупов получить титул лорда. Уже немало!
В 1765–1767 годах Роберт Клайв — губернатор Бенгалии, где он вводит знаменитую монополию Ост-Индской компании на соль и опиум. Отстраняя от власти местных раджей, компания начинает собирать подати с местного населения. Состояние губернатора растет. Методы, применяемые Клайвом, были таковы, что в Англии его даже не принимали в престижные клубы, а несколько дам, на которых он хотел жениться, отказали ему «по моральным соображениям». Что ж, надо отметить, что в респектабельной Англии не всегда подавали руку тем, кто возвращался из колоний с дурной репутацией.
В 1773 году видного строителя Империи, знаменитого полководца Роберта Клайва вызвали на парламентскую комиссию в Палату общин. [201] Обвиняли его в обмане Ост-Индской компании, в ограблении собственных солдат, присвоении огромных сумм.
Но комиссия оправдала Клайва, отметив: хотя он иногда и злоупотреблял властью, но «оказал великие и достойные услуги Англии». На сим основании он и был оправдан.
Что характерно: ни один российский генерал-губернатор или «туркестанский генерал» в XIX веке не побывал под судом за такие же обвинения.
201
Шапошникова В. Годы и дни Мадраса. М.: Мысль, 1968. С. 38.
Торговля в колониях давала невероятные возможности обогащения.
Можно как угодно относиться к капитализму, но поведение более патриархальных, не буржуазных русских колонизаторов как-то симпатичнее. В том числе и потому, что грабили они, конечно, тоже, но как-то поприличнее, что ли… «Успех» для русского офицера означал в первую очередь возможность заработать очки на службе, а затем получить от своего официального руководства какие-то материальные блага — пенсию, землю, крепостные «души». И уже в последнюю очередь «преуспеть» означает награбить что-то для себя.
К тому же каша колонизация вовсе не была реализацией агрессивно-параноидальных царских замыслов подневольными русскими, как это любят представлять некоторые историки. На восток, на юг и на север продвигались, в основном, свободные «элементы» — казаки, купцы и крестьяне, ищущие воли, да лучшей доли, да собственной выгоды. Нужно быть совсем уж упертым, чтобы в русских первопроходцах и предпринимателях конца ХІІІ — начала XIX века, осваивавших, скажем, Аляску, видеть подневольных людей, которые руководствуются депешами из Санкт-Петербурга.