О сказках, и не только о них
Шрифт:
— А чего они добиваются, как думаешь? — я на ходу попыталась заглянуть своему спутнику в глаза, и чуть не упала, не заметив неровность на тротуаре. Шеррайг, не сбившись с шага и не глядя, поймал меня и поддержал под локоть.
— Не знаю, но королева им зачем-то нужна. Так что вряд ли переворот… — задумчиво сказал он.
— Потому что принцу не велели её убить? — догадалась я.
— Угу, — сказал Шеррайг. — Но сам принц почему-то мешает… и жив он до сих пор, скорее всего, именно потому, что должен вывести на меня.
Мы уже почти подошли к гостинице, когда он вдруг спросил:
— Сильно
— Нет, — честно и заинтересованно ответила я. — Но кушать хочется.
— Пойдём встречать рассвет на пристань? Еду купим, там есть допоздна работающий ресторан. — неожиданно предложил он.
И мы сидели на рассохшейся деревянной скамейке на пристани, пили стремительно остывающий глинтвейн — алкоголь с утра, кошмар-кошмар, я знаю, закусывая его свежевыпеченным хлебом и сыром, смотрели на то, как оживает спящий порт — выходят в море и наоборот швартуются корабли, перекрикиваются моряки и чайки, любовались поднимающимся солнцем и молчали.
И уже засыпая в номере гостиницы я подумала, что если бы могла выбирать, как провести последний месяц своей жизни, я бы так и выбрала.
Итак, я снова на балу, — немного грустно констатировала я, обходя гостей с подносом, на котором стояли бокалы игристого вина. Если тенденция сохранится, то третий раз на бал я не хочу — вероятно, мне придётся мыть там полы или посуду. Впрочем, если мы всё же выживем, и принц выживет, и договорится с Его Величеством Бертраном Мудрым, милостью Трёхликого королём Мидании, — ух, как много «если»… Но если все эти «если» сыграют, возможно, я ещё побываю на балу так, как мне мечталось.
Днём — проснулась я поздно, мы с Шеррайгом ходили в архив, узнать про родословную молодой графини Гольдштайн. Её девичью фамилию и город рождения мы узнали у ары Георгины-Летиции, так что информацию нашли сравнительно быстро.
Инесса Валди происходила из семьи зажиточных горожан, но не дворян. Так что её брак с графом Гольдштайном действительно был мезальянсом. Но интересно было другое — её брат, Григ Валди, был магом. Порывшись в списках выпускников магических школ и академий, мы выписали всех менталистов, которые учились вместе с Григом. Их оказалось не так уж много — всего четверо, всё же ментальные способности, к счастью, большая редкость. Сам Григ специализировался на демонах и порталах, и мы уверились, что он именно тот, кто нам нужен. Не бывает таких совпадений.
— Эй ты, иди сюда! — вырвал меня из размышлений смутно знакомый голос. Я услужливо бросилась на зов, приклеив на лицо улыбку, а про себя размышляя о капризах и вывертах судьбы, — зачем-то она опять свела нас с Альбертом.
— Надо же, какая нерасторопность… — брюзжал Альберт на меня, обращаясь к своему собеседнику, высокому, седому мужчине. Лет мужчине было немало, но назвать его стариком не поворачивался язык. И даже мысль, и та не поворачивалась. Что он забыл в компании хлыща?
Альберт был уже с бокалом, причём, судя по его румянцу и блестящим, бегающим глазам, бокал был далеко не первый, но был ещё полон. Я приветливо улыбнулась седому и чуть подвинула к нему поднос, чтобы ему было удобнее брать.
— Благодарю, дитя, — ласково сказал он мне. Я искренне ещё раз ему улыбнулась,
— Итак, юноша, так Вы утверждаете, что Вас прокляли…
Я нашла взглядом элронца — он тоже щеголял в костюме официанта, но держал поднос с закусками. Надо будет у него спросить — не он ли всё же проклял хлыща… и если он, то поцеловать, — вдруг подумалось мне.
Продолжая обходить гостей, я периодически бросала взгляды на королеву. Она была удивительно хороша, и совершенно не похожа на сына — видимо, принц удался в отца. Его Высочество был высоким, плотного сложения, с рыже-русыми волосами. Королева же была миниатюрной и хрупкой, я среднего роста, но была, наверное, почти на голову выше Марии-Елизаветы-Синтии. Волосы у неё были тёмные, почти чёрные, а глаза — пронзительно синие. И она выглядела лет на двадцать моложе, чем я ожидала — дать ей больше тридцати пяти было невозможно.
Я поднесла бокал барону ван Бургу — посольство Мидании, естественно, тоже было тут с подарками для королевы, и у меня защемило сердце — так хотелось передать что-то родителям. Или хотя бы поговорить о них с тем, кто их хорошо знает. Но не время, не время… И я просто пошла дальше.
Увы, но голоса, так врезавшегося мне в память на первом балу, я так и не услышала, и, таким образом, у нас сформировалось трое подозреваемых: двое отсутствовали, а один говорил хриплым шёпотом, посетовав на сорванный на бегах голос.
Отсутствовали двоюродный дядя принца по линии отца — герцог Антуан-Иннокентий де Буре и герцог Шеридан-Георг д'Луар, чьи владения, кстати, примыкали к проклятому лесу. Вместо Шеридана-Георга приехала его дочь, она пояснила, что отец не смог прибыть по состоянию здоровья. Мне думалось почему-то на дядю, да и Шеррайгу, как выяснилось, тоже. Сиплого герцога мы исключили эмпирическим путём — элронец подстерёг его в коридоре, когда тот ходил в уборную, и, опрокинув на герцога бокал вина, невозмутимо выслушал поток ругательств, произнесённых всё тем же сорванным голосом.
Кроме внезапно проснувшейся у меня интуиции, совпадающей с натренированной интуицией элронца, в пользу того, что дядю надо проверить в первую очередь, говорило и то, что дядя находился в столице, а герцог д'Луар либо в своих владениях, до которых ехать и ехать, либо вообще неизвестно где.
Если бы это был любой другой герцог, не родственник королевской семьи, можно было бы просто прийти к королеве и изложить ей версию, сообщив, заодно, и о магическом влиянии на принца. Но о герцоге де Буре королева и слушать ничего не будет без железных доказательств — отношения у них были очень хорошие.
— И что будем делать? — спросила я, когда мы, телепортировавшись в двухстах метрах от дворца, направились уже привычным почти маршрутом по набережной в сторону гостиницы. Официантов, места которых мы заняли, и которых Шеррайг отправил порталом в заблаговременно снятую комнату в ближайшей к дворцу гостинице, мы возвращать не собирались. Проснуться — вернутся сами. Шеррайг и так был почти истощён — я это понимала каким-то шестым или седьмым чувством, а может быть, это подсказывал амулет, впаянный теперь в моё сердце.