О смелых и умелых
Шрифт:
– Повторите, дедушка, повторите!
– попросила я.
– Мне хочется записать эту забавную историю.
Старик не торопясь, попив чайку, еще раз спел нам про картежников-водяных, и теперь мы с Шереметьевым слушали так, что не пропустили ни слова. Когда пение окончилось, я взглянула в окно. Метель приутихла. Сквозь морозные узоры стекла можно было различить и сруб водяной мельницы и старинное колесо, покрытое сосульками. А ведь эта мельница построена как раз на протоке, соединяющей озера Бюля и Юля Ярви.
У меня мурашки пошли по коже, как у проигравшего водяного Юли.
– Товарищ Шереметьев, - сказала я, подавляя дрожь, - метель утихла. Нам нужно идти к самолету. В гостях хорошо, а дома лучше.
– Да, да, - вмешался старик, - если торопитесь, вам надо скорее идти. Один порыв бури пронесся, за ним налетит второй.
– Без лыж я не дойду. Я и шагу не могу больше сделать в таком рыхлом и глубоком снегу, - сказал Шереметьев.
Когда выяснилось, что в доме только одни лыжи и то женские, на которых ходит Импи, Шереметьев огорчился, а я сказала:
– Ладно, вы подождите здесь, товарищ инженер. Я сбегаю на лыжах к нашим - они здесь недалеко - и пришлю за вами собачью упряжку. Прокатитесь с ветерком... Вы одолжите мне свои лыжи? Не бойтесь, в залог я вам оставлю офицера!
– обратилась я к Импи.
Она пожала плечами, словно не понимая. Но, когда я вышла в сени, поманив за собой Шереметьева, она прокралась за нами бесшумно, как кошка.
Я попросила инженера помочь мне приладить к ногам лыжи и, когда он нагнулся, успела шепнуть:
– Оставайтесь и будьте начеку. Караульте Импи. Следите за мельницей. Оставляю гранаты и ракетницу. В случае нападения... Тсс! Ни слова, нас подслушивают.
Шереметьев ответил глазами, что понял.
– До скорого свидания!
– сказала я громко и скользнула прочь от крыльца.
Вначале я шла по льду ручья, вытекающего из Юля Ярви. Но он был слишком извилист. Пробираясь между гор, разделяющих озера Юля и Бюля Ярви, он петлял, как заяц. Лучше было подняться на водораздел и потом съехать с горы прямо к нашему аэродрому.
Снег снова повалил густо, хотя ветер утих. Сквозь снегопад все предметы казались неясными и движущимися. Корявую северную ель я принимала за волка; скалу, торчащую из-под снега, - за человека. И часто хваталась за револьвер.
Когда я стала подниматься на гору, позади вдруг раздался удивленный крик:
– Импи!
Сердце у меня так и упало. Кто же это меня принял за Импи? Уж не тот ли, для кого она пекла пироги?
Я ускорила подъем, стараясь поскорее добраться до вершины. Там я так припущусь с горы, что меня никто уж не догонит!
Очень тревожно мне стало за Шереметьева. Но ведь у него пистолет и пара гранат... И голова на
Собрав все силы, я наконец выбралась на гору. Снег па плоской вершине был твердый, как лед. Лыжи разъезжались, не оставляя следов. Я несколько раз упала. Испугалась, когда подвернула ногу. А что, если не дойду! Если не успею предупредить, и все получится наяву, как в сказке! Сядут на лед наши самолеты, а он...
Облака вдруг разорвались, проглянула полоса чистого неба. Я глянула вниз и увидела там, вдалеке, дымки, поднимавшиеся из солдатских землянок. До них было километров семь крутого, неровного спуска среди скал и корявых елок.
Страшно было решиться на такой спуск. Страшно, а нужно. Скатывалась я с больших гор, но с таких еще не каталась. Зажмурила глаза и скользнула вниз.
Лыжи пошли ходко, все больше разгоняясь. Открыла глаза и стала лавировать между скал и деревьев, стараясь править не по прямой, а наискось, чтобы спуск был не так крут. Однажды я оглянулась, и сердце похолодело: за мной мчался неизвестный лыжник. Он был в капюшоне, в белом халате. И шел прямо, по крутому спуску, ловко обходя все препятствия. Вот он повернул мне наперерез и со страшной быстротой пронесся прямо у меня перед носом, обдав вихрем снежной пыли.
При этом он заглянул мне в лицо. И я успела заметить злой, ястребиный взгляд, небритый подбородок и карабин под распахнутым халатом.
"Все кончено!
– подумала я.
– Он убедился, что я не Импи, и сейчас срежет меня меткой пулей".
На полном ходу резко затормозила и сумела повернуть за большую скалу. Обогнула одну, спряталась за другую. Стала петлять, как лиса, удирающая от волка. Только бы не упасть, только бы не наскочить на камни... Ветер свистел в ушах. Снежная пыль забивала глаза.
Вдруг передо мной возник огромный снежный наддув, громадным пузом нависший над крутым, скалистым берегом озера. Раздумывать некогда - я направила лыжи прямо. Будь что будет - прыгают же люди с трамплинов и не разбиваются...
Лишь только коснулась наддува, как вдоль скалы образовалась трещина и вся огромная масса снега стала оседать, обрушиваясь вниз. Вслед за мной весь снег пришел в движение. Я неслась впереди огромной лавины.
"Ну, - подумала я о моем преследователе, - если он попадет в обвал, конец ему..."
И в этот момент я почувствовала, что лечу в пропасть. Закрыла глаза... и очнулась внизу, в холодном сугробе. Левая лыжа сломалась, правая слетела с ноги вместе с унтом. Выбравшись из-под снега, я освободила левую ногу от лыжи и в одних носках побежала по укатанному озеру к палаткам и землянкам аэродромной команды. Солдаты охраны, мотористы, воентехники выбежали на грохот лавины. И, увидев меня, несколько человек бросились навстречу, подхватили на руки и внесли в теплую санитарную палатку.