О смелых и умелых
Шрифт:
Раздался смех, вначале неуверенный, слабый, потом пошел все больше, сильней и наконец перешел в хохот.
– Дэнсай, соври про что-нибудь еще.
– Расскажите лучше вы, односельчане, как у вас дела с помещиками. Не собираются ли власти дать арендаторам хоть немного земли?
– Собираются, намереваются, Дэнсай. Этот вопрос уже разбирается в парламенте. Третий год уже. Мы ждем и радуемся. Свои дела мы знаем, расскажи про чужие.
– Про чужие? Видел я и чужие дела, когда проезжал домой по Маньчжурии и по Корее.
– Ну-ну, как они теперь живут без нас,
– О, там ужасно плохо: там пропали помещики.
– Как же они могли пропасть, Дэнсай?
– Не знаю. Как только пришли русские, так они и пропали. Они не могут жить в одной атмосфере с русскими.
– А как народ?
– Народ берет большие ложки.
– Ну да, ведь ему больше не нужно половину урожая отдавать помещикам!
– догадался простой парень.
– А к нам вот пришли американцы, - пробормотал кто-то тоном сожаления, - и наши помещики все целы!
– Давай о русских, Дэнсай, наш слух оскорбляется упоминанием о китайцах и корейцах. Довольно о них!
– крикнул староста.
– Еще о смешных русских.
– Да, они совсем смешные - у них, например, старший не может ударить младшего. Начальник не бьет подчиненного.
– Хо-хо!
– обрадовался старшина.
– Вот видите, какие там слабые начальники!
– Нет, я бы не сказал! Наши начальники подчинялись им, как трава подчиняется ветру, - ответил Дэнсай.
– И офицеры там не бьют солдат?
– Нет, это не полагается по их закону.
– Как же они постигают военную науку?
– На спинах врагов, очевидно. И лучше, чем мы. Мы били англичан, колотили американцев, а русские отшлепали нас, как школьников...
– Ну, это уж слишком! Ты заговариваешься, Дэнсай! Твой слабый ум не привык к долгой беседе. Я прекращаю эту беседу, чтобы не утомлять тебя, Дэнсай!
– сказал староста деревни.
– По домам, по домам!
– стал командовать полицейский.
– Дайте покой благословенному дому Китидзо!
Народ стал расходиться. Когда никого уже не было, к Дэнсаю, мягко ступая, подошел священник и сказал:
– А что ты скажешь о русских богах, Дэнсай? Есть ли у них боги?
– Есть. У них есть "бог войны", по-русски "артиллерия". И еще есть. Я всех не знаю. Знаю только, что русские боги сильней наших, - спокойно ответил Дэнсай.
– Как ты мог в этом убедиться?
– Очень просто: божественные русские танки не пробивались снарядами наших пушек, освященными росой богини Аматэрасу. Когда я это увидел, я решил, что простому человеку тут и делать нечего. Убежал в камыш и предоставил богам войны решать спор без меня... И хорошо сделал. Я цел, а пушка оказалась раздавлена танком, хотя на ней висело семь святых талисманов!
Священник помолчал и, смущенно пожевав губами, спросил:
– Какой же подарок ты принес нашим богам, Дэнсай? Чего ждать от тебя нашему храму в знак благополучного прибытия?
– Ничего.
Священник остолбенел от такой дерзости. Притихла вся семья Китидзо. Старый крестьянин как затянулся трубкой, так и проглотил дым. Тогда Дэнсай пошарил вокруг себя и, найдя ложку, протянул ее священнику:
– Вот, возьмите ложку.
Священник даже попятился от такого необычного предмета. Но, по обычаю, нельзя отказаться от приношения богам, какое бы оно ни было. Он взял ложку кончиками пальцев и, зашипев, как рассерженный гусь, стал кланяться, кланяться и исчез, подобрав полы халата.
Когда семья осталась в одиночестве, повеяло утренним холодком. От болот стал подниматься туман. Мать и Оеси стали сдвигать стенки дома и привернули лампу для экономии керосина.
– Что же ты наделал, Дэнсай!
– глухо сказал отец.
– Ты обидел всех сильных людей в деревне. Ох-ох, теперь ни от кого не жди помощи!
– А разве они тебе помогли чем-нибудь?
– ответил Дэнсай.
– Теперь я дома, и мы сами себе поможем.
– Но все же сильные люди есть опора слабых.
– Что они делают для них хорошего?
– Они хлопочут перед императором о наделении нас землей.
– Но земли у тебя еще нет.
– Они хлопочут в парламенте об отмене наших долгов.
– Но ты их еще платишь.
– Они, наконец, не дадут нас совсем в обиду американским воякам... Этим ужасным большим, громким, которые не говорят, а только кричат, словно всегда ругаются. И с нами и между собой. От них нас спасут только сильные люди.
– Ладно, отец, не бойся, будем надеяться на себя. Теперь я дома. Мои маленькие сестренки дома. Все мы будем работать. Мы их никуда не отдадим. Знаешь, я какой - как ударю мотыгой, так земля задрожит. Неважно, что у нас нет буйвола. Я своей силой заменю буйвола с плугом. Расплатимся и с налогами и с долгами. Главное, что война кончилась и я снова смогу трудиться для семьи.
– Да, да, мой добрый Дэнсай!
– И хорошо, что наших сильных поколотили русские, - они стали потише.
– Это верно, это мы замечаем, Дэнсай.
– И хорошо, что богатым стало худо: вот видишь, они выпустили из своих когтей Миэку-сестренку и Окику-сестренку. Разве это не счастье, отец!
Солдат прижал маленьких сестер к своей широкой груди, теплой и большой, как нагретая углями лежанка, и они прильнули к ней, жмуря глаза от удовольствия.
– Теперь я дома и вы дома. Я буду копать землю, канавы, управлять водой, а вы будете полоть рис, у вас такие ловкие пальчики, мои маленькие сестренки, бедные тоненькие вишенки, выросшие без ухода...
И, говоря это, Дэнсай гладил и ласкал Окнку и Миэку. И, казалось, их сморщенные личики начинают разглаживаться и розоветь. Это начинал розоветь туман над рисовыми полями. Незаметно наступал рассвет.
Мать глядела па потерянного сына, ласкающего дочерей, которых она тоже считала потерянными, и слезы выступали на ее сухих глазах. И она думала, что обязательно нужно сходить в храм и поблагодарить богов теми скромными подарками, что принес ей сын из своих странствий. Несколькими банками консервов, несколькими сухарями, от которых она решила отказаться, несмотря на их божественный вкус, когда они размочены в воде... А подаренные русскими сапоги, в которых он пришел, придется оставить. Он в них нарядится на свадьбу.