О святых и тенях
Шрифт:
Молодая пара сидела по другую сторону окна, они пришли сюда пообедать и сейчас смущенно поглядывали на священника, который сердито смотрел, как они едят свои чизбургеры. Он снова улыбнулся и хихикнул — сценка рассмешила его.
— Извините, — одними губами произнес он, пожал плечами и двинулся дальше.
Жуткие события снова всплыли в его памяти, и он знал, что так будет до тех пор, пока ситуация так или иначе не разрешится.
Вечно зарабатывавший синяки маленький мальчишка, в чьих жилах текла кровь рыцарей Нормандии, постепенно превратился в робкого умного молодого человека. Воспитанный в жесткой католической вере, Анри мечтал получить более серьезное образование, чем те драгоценные крохи, которые выпали на его
Они сейчас считал, что это било самое правильное и важное решение в его жизни.
Церковь дала ему образование, возложила на его плечи ответственность и необходимость исполнять божественную миссию. Став священником в маленькой церкви неподалеку от Палермо, он выучил французский, латынь, а затем и английский. В Париже получил сан епископа и в конце концов пять лет назад удостоился мантии кардинала.
Тогда он мечтал только об одном — оказаться в Риме. Его завораживала смена епископов и кардиналов, королей и королев, президентов и даже Пап. Годы, проведенные в Париже, открыли ему, что церковь точно так же подвержена коррупции, как и любая другая организация, управляемая людьми. Ему причинило боль открытие, что лишь немногие представители высших кругов католической церкви сохранили веру. Он знал, что вековая борьба за власть продолжается, только используются в ней более изощренные и тонкие приемы. Церковь пожертвовала благоговением и ощущением чуда ради земной, материальной власти, и порой Жискар испытывал физическое отвращение в присутствии тех, для кого сутана являлась всего лишь символом.
Однако в Риме каким-то непостижимым образом все обстояло иначе. Этот город успокаивал его и восхищал. Этот город вернул ему магию веры, придал ему сил и помог выстоять в борьбе с циничным миром, и Жискар, несмотря на возраст, с новым восторгом посвятил себя наукам. Днем он делился со своими братьями идеями современной теологии, а по ночам штудировал бесценные тома, имевшиеся в библиотеке Ватикана, все глубже и глубже погружаясь в ее богатства и узнавая совершенно поразительные вещи.
Сначала его не слишком беспокоило, что в библиотеке есть комната, в которую он не мог попасть, он обратил на нее внимание, лишь когда лихорадочно занялся целиком поглотившими все его мысли исследованиями таких сложных материй, как правда и реальность. Больше всего его огорчало, что он не знает, какие тайны скрыты от него. В это крыло библиотеки можно было войти только по особому разрешению Папы, но за время, проведенное в Риме, Жискар ни разу не слышал и не видел, чтобы кто-нибудь вошел в тайную комнату. Любопытство, как бы невинно ни звучало это слово, стало для него тяжелой ношей.
Однажды вечером Жискар, как обычно, читал в библиотеке, погруженный в свои исследования. Было довольно поздно, но он редко спал больше пяти часов в сутки и часто засиживался до ночи. Работа сегодня не шла, он почти ничего нового не узнал и страшно устал. Он снял очки и потер уже слипавшиеся глаза.
Освещение в этом самом старом из длинной череды старых помещений библиотеки было очень тусклым Жискар сидел за длинным дубовым столом на невероятно неудобном — впрочем, других здесь и не было — деревянном стуле с высокой спинкой. Все в этой комнате было мрачным, старым и неудобным, казалось, обстановка комнаты подтверждала, его давнюю догадку: церкви, провозгласившей своей целью поиски правды, нет до правды никакого дела, ее интересует лишь подобие истины, и она встает на пути у каждого, кто попытается заглянуть дальше постулатов современной веры.
«Не удивительно, что свитки Мертвого моря вот у же несколько десятилетий находятся в руках переводчиков», — подумал он.
Разумеется, Жискар никого за это не винил. Никто не хотел знать правду, люди желали верить в то, во что они «должны» верить, — не более того.
Но, сидя на неудобном стуле в тускло освещенной комнате, в окружении тысяч древних томов, Анри Жискар понял, что именно он хочет знать. Он хотел знать все, что можно узнать, даже если ему не удастся до конца понять древнюю мудрость.
«Пусть сами наслаждаются своей косностью», — подумал он тогда.
О, как все это старо и цинично. Он знал, что рано или поздно это случится.
Он устал, в нем росло раздражение, а глаза болели от чтения при тусклом свете. Жискар находился к самом старом крыле библиотеки, здесь хранились самые древние книги. Только дубовая дверь у него за спиной, дверь в ту самую комнату, существование которой доводило его до бешенства, казалась старше самих книг. Он на минуту опустил голову на стол и прикрыл глаза, давая им отдых и стараясь успокоиться. Лишь позже, когда все уже свершилось, Жискар понял, что тогда он уснул за столом.
Ни полиция, ни сигнализация не отреагировали на появление в Ватикане незваного гостя. Он прошел по длинным, темным галереям и коридорам, где разгуливало эхо, миновал личные покои кардиналов и священников, незамеченным спустился в самое сердце Ватикана Этот путь занял целых десять минут у того, кому не нужно было скрываться. Этот человек каким-то непостижимым образом проскользнул мимо трех служителей в первом зале библиотеки, неслышно прошел мимо спавшего Анри Жискара и наконец остановился перед запретной дверью. Если бы Жискар не спал, он поздравил бы его с успехом.
Он и по сей день не знает, что его разбудило, но, что бы это ни было, он проснулся. Он не поднял еще окутанную сном голову, не стал тереть глаза или зевать, но и не подскочил резко на своем месте.
Как обычно, не поднимая головы со скрещенных рук, Жискар легко вернулся в окружающий мир, словно и не покидал его.
Он несколько мгновений не шевелился, хотя не понимал еще, что произошло нечто необычное. Когда наконец он поднял голову, то быстро закрыл и открыл глаза.
Нет, сказал он себе, дело не в уставших глазах, просто плохое освещение.
Все же он снова потер глаза, надел очки, собрал свои вещи, книгу, которую читал, поставил на полку над столом, чтобы завтра легко найти ее. Он совсем уже собрался уходить и в последний раз взглянул на ненавистную, вечно запертую дверь.
Она была открыта. Широко распахнута. Жискар снова потер глаза и дважды моргнул, на этот раз совершенно сознательно. Дверь по-прежнему была открыта Он бессознательно направился в сторону одного из небольших альковов, расположенных по обеим сторонам двери. Ему пришло в голову, что те люди, кому разрешено входить в эту, комнату, если таковые существуют, наверняка бывают здесь очень поздно, чтобы не вызывать ненужного любопытства у остальных. Он спал за столом, и они не могли не заметить его. Почему они не ушли? Может быть, возникла какая-то непредвиденная ситуация, но тогда и Ватикане поднялся бы страшный шум И наконец, тот, кто открыл дверь, мог заявиться сюда без разрешения. Тогда следует позвать служителя.
Жискар решил не заходить в комнату и уже собрался отправиться на поиски служителя, когда вдруг заметил нечто, отблескивавшее металлом. Но ведь здесь нет ничего, кроме дерева, кожи и бумаги. Тусклый свет отразился от какого-то серебряного предмета, находившегося над дверью. Он столько раз смотрел на эту дверь, изучал ее с таким интересом и тщанием, так же как изучал книги, что знал наверняка, что на ней нет ничего металлического.
Еще не понимая, что собирается сделать, Жискар обнаружил себя стоящим в маленьком алькове, всего в нескольких дюймах от открытой двери, и изучающим металлическую полоску над ее верхней частью. Он увидел отверстие в дюйм высотой и примерно в два дюйма глубиной, а рядом — кусочек дерева, полностью закрывавший это отверстие. Внутри отверстия Жискар заметил множество разноцветных проводков, причем часть из них была перерезана, а также ряд помеченных цифрами кнопок, как на обычной панели системы сигнализации.