О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007
Шрифт:
«Стеклянный зверинец» Т. Уильямса, реж. А. Огарев, РАМТ.
Изумительный по тонкости и изяществу спектакль. Отношения детей и матери разобраны так точно, что я хохотала до слез, в паре мест чуть не заплакала – так похоже на мои отношения с детьми.
«Шинель» Н. Гоголя, реж. Н. Чусова, РАМТ.
Не успела я после «Гедды Габлер» (премьера постановки состоялась 25 октября 2001-го в Театре «Сатирикон») обрадоваться рождению нового режиссера, как тут же и расстроилась. «Шинель» придумана, но играется приемом наружу. Башмачкин – человек-недоразумение в исполнении П. Деревянко. Артист так шумно начал в фильме «Ехали два шофера» (реж.
«Арто и его двойник» (по пьесе В. Семеновского), реж. В. Фокин, Театральный центр им. Вс. Мейерхольда.
Опять отклонение в исследование болезни гения. Все-таки Валеру мучает по ночам вопрос: «Ужели я не гений?». Если считать, что Арто был сумасшедшим и не знал ни одного успеха – только теория и ни одного воплощения, – Фокину как-то легче спать. Так-то оно так, я тоже считаю, что сценические идеи Арто невоплотимы, что его «театр жестокости» возможен лишь в воображении, но не потому, что автор был сумасшедшим, а потому что интерпретаторы – люди грешные и мелкие, а идеи Арто идеальны. Что, кстати, и доказал спектакль Фокина.
(Прошло время. Мы встретились с В. Семеновским, автором пьесы, на открытии мемориальной доски (Кутузовский проспект, дом 5) А. Салынскому (1920–1993, русский советский драматург, гл. ред. журнала «Театр» 1972–1982, 1987–1993), и он мне сказал, что ему очень понравилась моя статья в «ДА» (газета «Дом Актера»). «Она же отрицательная?» – «Не в этом дело. Уровень рассуждений интересный, и интонация не обижает». Потом мы выпили на банкете в Гнездниковском, и Валера начал мириться: «Не так много осталось. Зачем нам, родным по крови и по вере, что – правда, что-то делить и биться поодиночке. Надо вместе против общего врага».
Может, он прав? Предлагал же мне писать в «Театр», но я отказалась, сказав, что перевернула эту страницу, что не возвращаюсь и не хочу именно в его журнале участвовать, мне он не нравится. Начинал он с откровенного и неприятного обслуживания Фокина, у которого работал.
«Старосветские помещики» Н. Гоголя, МХАТ и «Лицедей» Т. Бернхарда, Табакерка), реж. М. Карбаускис.
Ученик Фоменко. Умелый парень, наученный ремеслу. Но часто (как и многие из них) увлекается деталями, а не целым. «Помещики» – очень сложный и вкусный гарнир, но без котлеты.
«Больше, чем дождь» (по мотивам произведений А. Чехова), реж. П. Адамчиков, Национальный академический театр им. Я. Купалы (Беларусь).
В каждом из актеров угадывался определенный персонаж, но при пластических вариациях было ясно, что душа Медведенко страдает, как и у Треплева. А Дорн, рассказывавший о живописной толпе, вдруг казался Тригориным, произносящим свой монолог о трудном поприще. Или страдающим Сориным, которому не удалось стать в жизни ни тем, ни этим. А Маша страдала и произносила монолог из треплевской пьесы. А Тригорин был похож на героя-любовника немых фильмов и при этом на мягкотелого А. Прозорова. А Аркадина могла бы сыграть и Раневскую. А собравшись вместе, поплакать о несчастной судьбе. Нина, Маша и Аркадина напоминали трех сестер, которые уверяют друг друга в том, что надо жить несмотря ни на что. И заканчивался спектакль не трагически (выстрел звучал за сценой до финала), а тем, как герои пытались пластически сыграть монолог Тригорина: всем места хватает, зачем толкаться. В финале появлялся Человек в белом, то ли Прохожий из другой пьесы Чехова, то ли он сам, но без портретного грима, человек несуетливый.
«Макбет» В. Шекспира реж. В. Бутусов, Театр «Сатирикон».
Из всех его хваленых спектаклей – «В ожидании Годо», «Войцек», «Калигула» (поставлены в Театре ими. Ленсовета в 1997–1998), «Сторож» (1997, Театр на Литейном) – самый законченный. В нем все-таки актеры существуют не по бытовой логике, а по игровой.
«Отравленная туника» Н. Гумилева, реж. И. Поповски, Театр «Мас терская П. Фоменко».
Скучно и бессмысленно. Моя идея о том, что после спектаклей Р. Уилсона (американский театральный режиссёр, сценограф и драматург) мы будем несколько лет смотреть его эпигонов, начинает воплощаться. Этот спектакль еще раз доказал, что сделать внешне эффектно, формально эстетично – легко. Для этого нужен вкус, начитанность и насмотренность. У спектакля вполне европейский вид. Поверю, что и на фестивали возить будут. Цветные задники с ярко-насыщенным уилсоновским светом. Костюмы-колокола, как расшитые паутины, в которые то ли закованы, то ли заточены герои. При этом – основная ошибка – текст читается сначала привычно – поэтически, как это делают поэты, потом интонация становится бытовой, сюжетной, и становится смешно.
Герои кажутся фальшивыми, ряжеными: толстый и безвольный Р. Юскаев играет идеального рыцаря чести, Трапезундского царя, а угловатый, никак не взрослеющий К. Пирогов, уже засветившийся в кино в ролях мальчишек, – араба. При этом как бы все перевоплощаются, а кажется – словно дети, нацепившие парики и тряпье, играют во взрослых. От стихов душно. Они все с задушенными голосами (неужели Васильев меня уже «отравил»?), слова, звук исторгается пищеводом, вьются вокруг шеи, как удавка. Или надо было играть по-васильевски, как ритуал. Тем более, что в начале цитаты оттуда были, и оформление побуждало. Но тогда стерильно, бестрепетно, бесхарактерно, одной краской. Не выдержали этот стиль. Ближе всех к идеальному исполнению Андрей Казаков. А для настоящей страсти не хватает ни нутра, ни сексуальности, чего, кстати, во всех актерах «Мастерской» не хватает. Боюсь, они стали стариться, так и не успев расцвести. Что-то невзрослое в них так и осталось. Болезнь всех театров-курсов.
Все-таки плохая пьеса. Неудачная стилизация: какая «таверна» может быть в Византии? А в самой истории – какой смысл? Если на уровне простого зрителя, мораль такова – женщина – дьявол, если любит, и еще больше дьявол, если не любит. Но все это как-то не страстно и не выпукло. А если на уровне эстетской, поэтическая пьеса Гумилева – повод для самовыражения, поле эксперимента. Но… довольно бессмысленного.
…Идея для статьи о молодой режиссуре и критике. См. «Коллекционера» Дж. Фаулза (роман написан в 1963-м, одноименный фильм снят американским реж. У. Уайлером в 1965-м). Сцена, где Миранда испытывает нового Калибана, показывая ему с десяток натюрмортов с фруктами. Предлагает выбрать лучший, а он и с трех попыток не угадывает – выбирает худшие. Они, палач и его жертва, находятся на разных уровнях эстетического восприятия. Вкус тонкий и толстый. Наша молодая критика почему-то уже во втором поколении научена только восхищаться.)
сезон 2002–2003
«Фауст» И. В. Гёте реж. Ю. Любимов, Театр на Таганке.
Вступление о тенях, о распавшемся круге друзей произносит его голос. Звучит кусочек «Реквиема» Мартынова, того самого, что звучит и у А. Васильева. Только Васильев уводит мелодию в мистерию, а Любимов – на площадь. Он вспоминает, что Фауст начинался из «книжек для народа», как народная драма, как представление кукольного театра. «У каждого свой Фауст» – могли бы мы сказать. Этот – задыхающийся ритм, перемена стиха. От высокомерного александрийского до разухабистой частушки. Нам, современным зрителям, я уверена, не слишком внимательно читавшим Гете, это сначала странно. Мы помним штамп – великую трагедию о соблазнении ученого чертом, о запроданной душе. Здесь площадное действо, в котором толпа чертенят, предводительствуемая Мефистофелем, напоминает «A Chorus Line» (американская кинокартина по мотивам бродвейского мюзикла, поставленного хореографом М. Беннетом в 1975 г). Они вылетают на сцену в котелках и фраках и степуют так, что самому черту жарко.