О теории прозы
Шрифт:
Ничего не кончается хорошо в «Войне и мире». Утешением являются только познание широты мира и понимание неизбежности нового.
Анна Каренина, княгиня по рождению, жена сановника, помещица, в бурю на перегоне между Петербургом и Москвой читает английский роман, там все благополучно и баронет получает свое обусловленное романом счастье. А ей – Анне – стыдно.
Люди великих произведений стыдятся своего времени, потому что они рождены в будущем, а будущее, как говорил, вернее, как писал Толстой в своем дневнике, – будущего нет, будущее мы не создаем, а переживаем,
Счастливая Алатиэль потому счастлива, что она как бы вынута из мира: своим незнанием языка после гибели корабля, своим происхождением, но больше всего своим незнанием обычаев страны, – она ограждена от укоров совести.
Совесть меняет изображение, восходя по ступеням художественных произведений.
Сами герои несчастливы.
И творец английского романа, романа не об окончательно удаленных темных сторонах жизни, романа, в котором видно, как обыкновенны эти несчастья, Теккерей пишет о том, что конец романа похож на чай, вылитый экономкой в фарфоровую кружку, там на дне слишком много сахара.
Теккерей рассказывает в конце одного романа, что все хорошо и все кукольные герои счастливы, но он остался один.
Вот разговор автора со своей совестью, которая не поместилась в романе.
Романы и новеллы живут будущим.
Герои романа и новелл с трудом сводят свою жизнь к какой-то, часто построенной на цитатах из священного писания, правде.
Дороги не обрываются только тогда, когда они просто перегорожены упомянутой в тексте авторитетной преградой.
Так кончается роман «Война и мир».
Так кончается «Преступление и наказание».
Горечь романов и повестей – она необходимая пища человечества.
И, вероятно, судить надо по концу сказок, которые кончались легкой иронией, – ведь в царском доме происходит свадьба. В царском или королевском доме не надо варить пива – все припасено. А сказочник говорит: «И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало».
Судьбы романов, не скажем, трагичны, они – романтичны, потому что они выводят человека из узкой сферы обыденной жизни. Они показывают необходимость разочарования.
Герои романов вырастают и умнеют не по дням и по часам, а по главам и томам книг.
Пути романа не коротки. Они созданы искусством. Искусство копит утешения и разочарования. Разочарование лежит на дне кубка, который пьет герой.
Сказано несколько нарядно. Но кубки, которые пьют герои «Гамлета», в конце драмы полны отравы.
Но человечество расширяет поля своего знания, расширяет поля поэтические. Маяковский пишет:
Вы думаете, это бредит малярия?Это было, было в Одессе«Приду в четыре», – сказала Мария.Восемь. Девять. Десять.Женщина опоздала.
Это было в Одессе с молодым и красивым человеком, который сказал, что он после той горькой новости, которую она ему сказала,
Тут рифма высмеивает сходство слов – житейское понятие о покое и ритуальное понятие, сказанное о покойнике, название мертвого человека покойным – успокоившимся.
Говорю о времени. Говорю о романах, об их ступенях, что то же – перипетии.
Ступени – рельсы в «Анне Карениной» стучат, стучат. Особенно стучат они, если у вас купе расположено над колесами. Колеса проверяют укладку рельсов.
Вместе с горечью романа появляется и горечь этой хорошо налаженной жизни.
Чем она живет?
Она живет сплетнями.
А что такое сплетни?
Это разговор о том, о чем нельзя говорить.
В «Анне Карениной» в самом начале сплетня стала любимой пищей гостей, когда она касалась романа, связанного с этим домом. Правда, нельзя было бы об этом говорить. А по интересу именно об этом и надо было говорить.
И вот стучит под колесами эта полуправда. Она же сплетня. Она же роман. Стучит и везет людей к гибели.
IV
Ошибки структуралистов – это ошибки людей, которые занимаются грамматикой и не занимаются литературой.
Слово может анализироваться только в сцеплении обстоятельств его произнесения.
Именно поэтому Толстой говорил о сцеплении, о лабиринте сцеплений – слово не ходит одно; слово во фразе, слово, поставленное рядом с другим словом, не только слово, это анализ, переходящий в новое построение.
Структуралисты разводят термины и полагают, что создают новую теорию. Говоря иначе, они занимаются упаковкой предмета, а не самим предметом.
Что именно мы называем структурой?
Структура есть построение данной вещи и ее положение среди других, которые с ней ассоциируются, генетически связаны.
В доказательство этого положения нужно привести примеры.
Возьмем готическую арку. Появление готической арки было невозможно без появления прямого блочного перекрытия. Не зная истории этого конструктивного и структурного элемента, нельзя понять, как сделана и как появилась арка. Что же такое структура арки? В нее помимо ее элементов и связи элементов, то есть структуры, входит и ее история, история ее элементов. Мало описывать структуру, надо изучать ее происхождение.
У Гоголя в «Арабесках» есть замечательное рассуждение об улице архитектуры, на которой как бы осуществлены разные архитектурные стили.
«Пусть в нем <городе> совокупится более различных вкусов. Пусть в одной и той же улице возвышается и мрачное готическое, и обремененное роскошью украшений восточное, и колоссальное египетское, и проникнутое стройным размером греческое. Пусть в нем будут видны: и легко-выпуклый млечный купол, и религиозный бесконечный шпиц, и восточная митра, и плоская крыша италианская, и высокая фигурная фламандская, и четырехгранная пирамида, и круглая колонна, и угловатый обелиск. Пусть как можно реже дома сливаются в одну ровную, однообразную стену, но клонятся то вверх, то вниз. Пусть разных родов башни как можно чаще разнообразят улицы».