О трагическом чувстве жизни
Шрифт:
Еще более столетия тому назад, в 1804 г., самый глубокий и самый могучий из духовных детей патриарха Руссо, самый трагический из всех французских умов, включая Паскаля, Сенанкур, в одном из писем, сливающихся в грандиозное одноголосие его Обермана, написал слова, которые послужили эпиграфом к данной главе: «Человек обречен на гибель. Пусть так, но погибнем, сопротивляясь, и если нам уготовано небытие, то постараемся, чтобы оно не было заслуженным». Измените это высказывание так, чтобы отрицательная форма глагола быть стала положительной: «И если нам уготовано небытие, то постараемся, чтобы оно было незаслуженным», и вы получите самое сильное основание для поведения человека, который не может или не хочет быть догматиком.
Иррелигиозным, бесовским, делающим нас неспособными к
действию или лишающим нас идеальной защиты против наших дурных наклонностей является пессимизм, выраженный в словах, которые Гете вкладывает в уста Мефистофеля: «Все, что рождается, обречено погибнуть» (denn alles was entsteht ist wert dass es zugrunde geht).
что оно погибает или уничтожается, а мы утверждаем: все, что родится, должно возвыситься, должно стать вечным, даже если ничто живое не достигает этого. Моральная позиция противоречива.
Да, вечным должно стать все, абсолютно все, в том числе и злое, ведь то, что мы считаем злом, став вечным, утратив свою временность, перестанет быть злом. Ибо сущность зла заключается в его временности, в том, что оно не стремится к высшей и вечной цели.
И, пожалуй, не лишне будет сказать о глубочайшем различии между тем, что обычно зовется пессимизмом, и оптимизмом, различии, в которое внесено не меньше путаницы, чем в разграничение между индивидуализмом и социализмом. Так что уже едва ли кому-либо под силу понять, что такое пессимизм.
Как раз сегодня в The Nations (номер от 6 июля 1912 г.) я только что прочел передовицу, озаглавленную «Драматический ад» (A dramatic Inferno) и посвященную английскому переводу произведений Стриндберга, которая начинается следующими, отнюдь не лишенными смысла, замечаниями: «Если бы в мире существовал искренний и тотальный пессимизм, он должен был бы быть безмолвным. Отчаяние, которое обретает голос, это социальный образ действий, это вопль тоски, который один брат посылает другому, когда оба они наталкиваются на юдоль теней, населенную их товарищами по несчастью. В тоске своей он свидетельствует о том, что в этой жизни все-таки есть что-то хорошее, потому что она предполагает сочувствие... Настоящая тоска, настоящее искреннее отчаяние является немым и слепым; оно не пишет книг и не испытывает никакого желания обременять этот невыносимый мир памятником, еще более долговечным, чем отлитый в бронзе». В этом суждении есть, конечно, некий софизм, ведь человек, которому действительно не на шутку больно, плачет и кричит, даже если он один и никто его не слышит, он кричит, чтобы дать выход своим чувствам, хотя это может быть следствием его социальных привычек. Но разве одинокий лев в пустыне не рычит, когда у него болит зуб? И тем не менее, невозможно отрицать, что в этих размышлениях содержится глубокая истина. Пессимизм, который протестует и отстаивает свою правоту, нельзя считать пессимизмом. Строго говоря, не является пессимистом тот, кто полагает, что ничто не должно погибнуть, даже если все погибает, пессимистом является тот, кто заявляет, что должно погибнуть все, даже если ничто не погибает. Кроме того, пессимизм приобретает различные значения. Существует пессимизм эвдемонистический, или экономический, такой пессимизм отрицает счастье; существует пессимизм этический, он отрицает победу морального добра; наконец, существует пессимизм религиозный, который отчаивается в существовании человеческой цели Вселенной, в том, что индивидуальная душа спасается для жизни вечной.
Все люди заслуживают спасения, но, как я уже сказал в предыдущей главе, бессмертия заслуживает прежде всего и главным образом тот, кто страстно и даже вопреки разуму этого хочет. Один английский писатель, который берет на себя роль пророка - что в его стране не редкость, - Уэллс {233} , в своей книге Предвосхищения, говорит нам, что «деятельные и способные люди, к каким бы религиозными конфессиям они ни принадлежали, в настоящее время на практике склонны совершенно не принимать во внимание (to disregard... altogether) вопрос о бессмертии души». Поскольку религиозные верования этих деятельных и способных людей, о которых говорит Уэллс, как правило, иллюзорны, то и их жизнь, если они хотят положить в ее основу религию, оказывается иллюзорной. Но возможно, по сути дела, то, что утверждает Уэллс, не так истинно, как это ему и многим другим представляется. Эти деятельные и способные люди живут в обществе, которое впитало в себя христианские принципы, они живут под защитой определенных социальных институтов и чувств, выработанных христианством, и вера в бессмертие души в их душах является как бы подземной рекой, которую не видно и не слышно, но воды которой орошают корни поступков и намерений этих людей.
233
Уэллс Герберт Джордж (1866-1946) - английский писатель, классик научно- фантастической литературы. Политическое мировоззрение Уэллса представляло разновидность фабианства.
Надо признать, что, строго говоря, нет более прочного основания нравственности, чем фундамент католической морали. Цель человека - вечное блаженство, которое состоит в видении Бога и вечном наслаждении Богом. Однако, именно в поисках путей, ведущих к этой цели, человек сбивается с пути истинного; ибо когда достижение вечного блаженства ставится в зависимость от того, верят или нет в то, что Дух Святой исходит от Отца и Сына, а не только от Отца, или от того, был ли Иисус Богом, от вопроса о единстве ипостасей, или даже от того, существует ли Бог, то в результате, как бы мало мы об этом ни задумывались, получается нечто несообразное. Человеческий Бог - единственный Бог, какого мы можем себе представить, - никогда не отрицал того, что верить в Него головой невозможно, и не в голове, но в сердце своем говорит безбожник, что Бога нет, то есть, что он не хочет, чтобы Он был. Если какая-нибудь вера и может быть связана с достижением вечного блаженства, то это вера в само вечное блаженство и в то, что оно возможно.
И станем ли мы повторять слова предводителя педантов о том, что мы пришли в этот мир не для того, чтобы быть счастливыми, а для того, чтобы исполнить свой долг {234} ? (Wir sind nicht auf der Welt, um glucklich zu sein, sondern um unsere Schuldigkeit su tun) Если в мире мы находимся для чего-то - um etwas, - то откуда же может взяться это для, если не из самой сущности нашей воли, которая в качестве конечной цели требует счастья, а не долга? Если же этому для хотят придать другое, объективное, как сказал бы какой-нибудь педант-садуккей, значение, то тогда придется признать, что объективная реальность, которая осталась бы, даже если бы человечество исчезло, столь же безразлична к нашему долгу, как и к нашему счастью; она так же мало зависит от нашей морали, как и от нашего счастья. Я не думаю, чтобы Юпитер, Уран или Сириус изменяли траекторию своего движения скорее в зависимости от того, исполняем ли мы свой долг, нежели от того, счастливы мы или нет.
234
Слова предводителя педантов о том, что мы пришли в этот мир не для того, чтобы быть счастливыми, а для того, чтобы исполнить свой долг...
– эти слова принадлежат И.Канту.
Педантам все эти рассуждения должны казаться смешной банальностью и поверхностным суждением дилетанта. (Интеллектуальный мир делится на два класса: дилетанты, с одной стороны, и педанты - с другой.) Что поделаешь! Современный человек покоряется рациональной истине и тому, что уже неспособен охватить культуру в целом, если не верите, посмотрите, что говорит об этом Виндельбанд {235} в своем исследовании о судьбе Гельдерлина {236} (Прелюдии, I). Да, эти культурные люди покоряются, но все еще остаемся мы, все те бедные дикари, которые не могут покориться. Мы не подчиняемся идее согласно которой мы должны будем когда-нибудь исчезнуть, и Критика великого Педанта не приносит нам утешения.
235
Виндельбанд Вильгельм (1848-1915) - немецкий философ, слава баденской школы неокантианства. Определяет философию как учение о ценности. Автор трудов по истории философии.
236
Гельдерлин Фридрих (1770-1843) - немецкий поэт. В творчестве, сочетающем принципы просветительского классицизма и зарождающегося романтизма (оды, лирика, трагедия «Смерть Эмпедокла»), выражено стремление к слиянию человека с природой (в духе античности), переживание разлада с обществом и самим собой.
Разумны, но не более того, слова, произнесенные Галилео Галилеем: «Быть может, кто-то скажет, что самой жестокой болью является та боль, которую мы испытываем, расставаясь с жизнью, но я скажу, что эта боль - наименьшая; ведь тот, кто лишается жизни, лишается в то же самое время возможности сетовать уже не только на эту, но и на любую другую потерю». Изречение юмористическое, - не знаю, сознавал это Галилей или нет, - но вместе с тем трагическое.
И возвращаясь назад, я повторяю, что если какая-нибудь вера и может быть условием достижения вечного блаженства, то это вера в возможность его осуществления. Но, строго говоря, дело даже не в этом. Человек разумный говорит в голове своей:’«Нет никакой другой жизни, которая последовала бы за этой», и только безбожник говорит это в сердце своем. Но осудит ли Бог человеческий даже этого безбожника, который является, быть может, просто-напросто отчаявшимся человеком, разве обречет Он его на вечные муки в наказание за его отчаяние? Уже само по себе это отчаяние является для него достаточным наказанием Но давайте вспомним девиз Кальдерона из его драмы Жизнь есть сон:
Я грежу! И хочу творить добро:
ведь даже совершенное во сне
благое дело не напрасно.
Неужто не напрасно? Неужто Кальдерон это знал? И к этому он прибавил следующее:
Лишь в вечности живет
все, что достойно славы,
и подвиги не знают сна.
и славные дела творятся неустанно