О вас, ребята
Шрифт:
Что же делать дальше?
Долго сидели ребята на пустыре и так бы ни до чего и не додумались, если бы не Славка. Его мысли вертелись вокруг взорванного состава с бомбами. Он рисовал себе чудовищное море огня и одинокого партизана, который гордо стоит на скале и смотрит сверху на величественную картину взрыва. А партизан этот был не кто иной, как сам Самсон. Потом Славка увидел себя в роли командира партизанского отряда. К нему приводят на допрос пленных фашистов. «Сколько было бомб?» — спрашивает Славка. «Десять тысяч…» — дрожа и корчась от страха,
Заводов, где могли бы изготовлять бомбы, в городе не было. Санитарный состав формировали на станции и бомбы грузили там же. Значит, где-то близко есть склад! Вот что нужно узнать! Надо найти склад!
Славка уже открыл рот, чтобы сказать про склад ребятам, но зашевелилось в нем маленькое нехорошее чувство. А вдруг получится так, что его идею осуществит кто-нибудь другой? Тот же Гоша Зябликов. Он везучий: узнал про состав и про склад может узнать! А Славка останется с носом! Нет! Он сам доведет до конца это дело! А ребята пусть придумают еще что-нибудь! Партизанам от этого только лучше будет!
Заговорил Гена. Как всегда, он логично подошел к трудному вопросу.
— Миша, — сказал он, — напомни-ка нам, какое задание давали Кудинову?
— Ак… климатизироваться и сообщать о всем важном, — с недоумением произнес Миша. — А что?
— Мы взялись выполнить это задание вместо него! Верно? Так вот, давайте сейчас повторим наше обращение к партизанам. Я начну первый.
Гена вскочил, посмотрел по сторонам и торжественно, как на линейке, проговорил:
— Мы, пионеры шестого класса двенадцатой школы, просим командира товарища Самсона дать нам боевое задание!
Помолчав, он закончил:
— Задание получено! Оно заключается в том, чтобы добыть важные сведения. Клянусь выполнить задание или умереть!.. Поклянитесь и вы!
Славка отчеканил клятву с веселым и немножко загадочным видом. Кто-кто, а уж он-то сдержит ее!
Миша повторял слова клятвы спокойно, хотя лично он предпочел бы дожидаться седьмого числа, чтобы получить более ясные указания.
Гоша Зябликов от волнения запнулся на середине фразы, забыл слово «задание», судорожно прикусил задрожавшую губу, но все же произнес клятву до конца. Глаза его лихорадочно заблестели.
— А теперь разойдемся, — сказал Гена. — Встретимся в пять. Обсудим предложения. И пусть никто не ест, не пьет! Думайте и помните клятву!..
Ребята разошлись.
Дольше всех добирался до дому Гоша. Чувствовал он себя отвратительно. Какая-то болезнь подтачивала его с каждым днем. Далеко ли идти от рынка до дома, а в груди будто иголка зашевелилась: колет и колет!
Гоша тихо поднялся на второй этаж, вынул ключ, открыл дверь, вошел… и очутился в чьих-то крепких и грубых руках. Они схватили его сзади, быстро пробежали по карманам и втолкнули в комнату. Здесь Гоша увидел полный разгром. На полу валялись подушки, книги, одежда. В кресле сидел фашистский солдат с автоматом. Гоша обернулся. Сзади него стоял такой же гитлеровец. Они вдвоем с двух сторон стали обшаривать мальчика. А Гоша глядел на них печальными голубыми глазами, и ему было тоскливо-тоскливо.
Вначале он не испугался. Страх пришел потом, когда один из солдат, закончив обыск, ударил ребром ладони по тоненькой, в синих жилках, Гошиной шее. Мальчик упал боком на перевернутую кровать и раскашлялся. Вот тут и охватил его страх. Он испугался не боли и не смерти, а своей слабости: вдруг он не выдержит пыток и выдаст ребят?
Взбешенные похищением генерала Клюгера и взрывом состава с бомбами, гитлеровцы в тот день арестовали более ста человек. Особенно много забрали эсэсовцы железнодорожников. Среди них был и Гошин дядя. Его схватили на станции, а квартиру тщательно обыскали. Гоша пришел как раз тогда, когда солдаты закончили свое дело и собирались уходить. Обыск ничего не дал.
Чтобы не возвращаться с пустыми руками, гитлеровцы захватили с собой мальчишку.
Подталкиваемый сзади пинками, Гоша вышел на лестницу. Кашель у него прошел, но он чувствовал неприятную резь в горле. В сердце покалывало. Но зато страха Гоша больше не испытывал. Он принял решение. И это было единственное решение, какое он мог принять в такую минуту. Да, он умрет. Умрет раньше, чем ему начнут выворачивать руки и выкалывать глаза. Он умрет так, чтобы ребята получили предупреждение об опасности. Это решение созрело в нем еще там, в комнате, пока гитлеровцы переговаривались между собой.
Очутившись на улице, Гоша побежал в ту сторону, где был дом Миши. Побежал хитро, расчетливо — так, чтобы гитлеровцы второпях не открыли стрельбу. Хитрость удалась. Увидев, что мальчишка побежал, но не очень быстро, один из солдат крикнул что-то по-немецки и затопал тяжелыми сапогами вслед за Гошей. Фашисту казалось, что он догонит мальчишку в три прыжка. Но Гоша прибавил ходу.
Так они добежали до Мишиного дома. Гоша набрал побольше воздуха и закричал. Никаких слов он не произносил, чтобы никто не догадался, кому он кричит. Это был тоскливый, протяжный вопль. Гоша не видел прохожих, не заметил искаженного страхом Мишиного лица, показавшегося в окне. Он бежал и прислушивался к топоту солдатских сапог. Когда топот приближался, Гоша ускорял бег. Надо добежать до Гены и до Славки. Это еще семь домов! Хватит ли у солдата терпенья?
Но слишком близко был он от гитлеровца. Настолько близко, что тот пока и не думал воспользоваться оружием. Метр-два — и мальчишка попадет к нему в руки. Зачем стрелять! Вдруг он что-нибудь знает!
И Гоша продолжал бежать. У дома Гены он повторил свой отчаянный крик. Промелькнул еще один дом. Следующий — Славкин!
Мальчик собрал последние силы и сразу оторвался от солдата.
Когда-то Гоша хорошо бегал. У него все было здоровое: и сердце, и легкие, и ноги. А сейчас он смог сделать рывок только потому, что это было последнее усилие в его короткой жизни.