О вере, неверии и сомнении
Шрифт:
– Мне было лет 7. Вдруг я увидел ангела с Манькой на руках и закричал: «Мамо! мамо! Маньку взяли, Маньку взяли!» Мать проснулась: «Что ты кричишь?» – «Да Маньку взяли!» – «Кто взял?» – бросилась она смотреть дитя больное. «Ангел взял. Я видел». Мать взяла Марию, но она уже была мертва.
Архимандрит Тихон сообщил мне, что и он видел ангела белым и с крыльями.
Еще страничка для детей.
Вечером укладывают спать малютку С., а перед этим его постельку передвинули на иное место; иконочку же, висевшую над ней, оставили на прежнем месте. Он заметил это и говорит бабушке: «Ты мне иконочку-то (явление Божией Матери преп. Сергию) дай! А то без нее, Бог знает, что
Отдали ему. Малютка положил ее на подушку свою и скоро мирно заснул. Ему было около 4 лет.
Деревенские дети, в отсутствие уехавших в город родителей, взяли из погреба крынку со сметаной и хотели полакомиться ею. Поставили на стол, нарезали хлеба. По обычаю, сначала хотели помолиться. Но им было стыдно: они совершили тайную вещь, кражу (хоть и у себя, но без воли родителей). Тогда кто-то из них догадался: взяли полотенце и завесили иконы: «Чтобы Боженька не видел». Полакомились… Очистили стол. А про полотенце и забыли. Скоро в избу вошел работник. Он сразу обратил внимание на занавеску. Начал допрашивать детей; и те вынуждены были сознаться.
Жива вера у детей! Недаром и нам велел Христос уподобляться детям…
…Вот я уже «духовником», как нас звали, – т. е. учеником Тамбовского Духовного училища… Как я любил богослужения! Это были действительно «праздники» моей души… Все мне нравилось… И службы, и пение (сам я пел всегда), и батюшка о. Гавриил Демициев – прекрасный священник и замечательный учитель чистописания – всегда спокойный, тонкий блондин, с кудреватыми волосами… Нравились мне и певчие «большие» (тенора и басы), которые приходили к нам петь (а детей посылали в обмен, в семинарии): они были уже в черных сюртуках и глаженых сорочках с галстухами… И чинность рядов… И стройность богослужения. И чистота в храме… И преподаватели в мундирах позади… Ну, все было отрадно…
Но вот тут я познал и первое сомнение. Не знаю уж, откуда оно занеслось ко мне… После 4-летней сельской школы я учился еще 2 года в «уездном училище»… Тут ли наслышался… Не знаю, не знаю… Но вот что хорошо помню. Читают на утрене (на «всенощной») после тропарей кафизму [8] . И слышу слова такие (приведу их здесь не по-славянски, а по-русски):
«Сказал безумец в сердце своем: НЕСТЬ БОГА…» И так дальше (Псал. 13). И вдруг набежали мысли:
…Как это хорошо, что не веруют в Бога лишь «безумцы»; а умные, следовательно, веруют… Но тут же лукавый помысел нашептывает:
8
Библейская книга Псалтирь, включающая 150 псалмов, для употребления ее при богослужении разделена на 20 отделений, называемых кафизмами. На воскресной утрене, входящей в состав всенощного бдения, читаются вторая и третья кафизмы. В состав второй кафизмы входит 13-й псалом, начинающийся словами: «Сказал безумец в сердце своем: «Несть Бога…» (Пс. 13, ст. 1).
– А может быть, это только вот нас в школе учат так? А на самом деле умные-то люди как раз и неверующие?!
О, как мне хотелось тогда детским чистым сердцем, чтобы прав был Псалмопевец Давид, что неверующие – безумны, а не наоборот! Но сомнение все же копилось в сердце и отравляло мою радость… Мне было лет 13 тогда… Я не мог справиться сам с этим сомнением. И яд печали остался во мне, но не надолго. После забылось об этом. А лет через 12 я уже нашел и объяснение. И тогда я понял всю несомненную правду (и притом философскую «гносеологическую» правду) этих слов Псалмопевца, что если кто говорит, будто «несть Бога», – то он действительно «без-умен», не только не умен, но и говорит вопреки уму, против последовательной логики, законы которой математически принудительны. Затем, увидел я, что такие речи «нет Бога» – совсем не от «ума», а от «сердца»: «рече безумен в сердце своем» (ст. 1). И наконец, это находится в прямой зависимости от растления души: «все совратились… все растлились; несть творящего добро» (ст. 3).
Но об этом буду писать после… А тогда, в ангельском детстве и отрочестве, «сердце» хотело веры, радовалось ей; и наоборот, не хотело неверия, инстинктивно отталкивалось от этой лжи и огорчалось даже и сомнениями. Даже и сейчас печально за такое искушение.
А скоро я узнал и о дарвинизме… Это было уже в 4-м классе духовного училища. Откуда я услышал и об этом, не знаю. Еще – мальчик, а все эти соблазны лезли отовсюду, точно холодный ветер через щели. Да! Давно уже неверие стучало в двери русской души. И ничем от него нельзя было укрыться… «Человек произошел от обезьяны»… А нас учили – что Бог создал… Затосковала опять душа моя. Я не только не радовался этому новому «открытию», а наоборот, всей силой неопытной, но неиспорченной души хотел вырваться из этой ужасной паутины… Что же я сделал?..
Была масленица. Я почему-то не поехал домой; остался в амбове. И в свободные дни стал я, почти дитя, ходить в Публичную библиотеку (прекрасная была); и спросил я у заведующего:
– Дайте мне что-нибудь против дарвинизма.
Он принес мне огромный фолиант какого-то Данилевского [9] (если не ошибаюсь; и доселе не знаю, кто он такой?). И я стал читать… Мудрено; а стараюсь… Помню, что он сравнивает череп человека и череп обезьяны; и что-де у человека подъем во столько-то градусов, а у обезьяны меньше.
9
Речь идет о книге русского публициста, социолога и естествоиспытателя Н. Я. Данилевского «Дарвинизм. Критическое исследование Н. Я. Данилевского» (Т. 1–2. Спб., 1885–1889).
Не удовлетворился я тогда. Да и сейчас эти «опровержения» не успокоили бы меня. Прочитал биографию Дарвина – издание Павленкова. И тут больше нашел мира для души. Оказывается, сам-то Дарвин был и остался христианином, верующим – чего многие и доселе не знают. Об этом у меня даже выписано где-то в тетрадях (нужно найти и переписать сюда для других). Он учил об эволюции (развитии из низших в высшие) видов живых организмов; но не отрицал ни Создателя мира и особенно – живых существ, ни Его силы в мире. А после я увидел и ложь его теории…
После, спустя 15 лет, когда я был уже в академии преподавателем, а сестра моя, Елизавета, курсисткою, приходит она ко мне и жалобно просит:
– Вениамин! Дай ты мне чего-нибудь против дарвинизма. Ну, заклевали на курсах профессора. Просто никакой мочи нет! А я не люблю этого дарвинизма: не хочу я происходить от обезьяны. Я верующая: нас Бог создал!
Я дал ей книгу того же Вл. Ал. Кожевникова, в которой он собрал лишь имена одних авторов и заглавия их трудов против дарвинизма. Она с этим противоядием ушла к себе на Васильевский остров. Как-то раз прихожу к ней и вижу, что данная мною книга лежит мирно на полочке у нее; и кажется, даже и пыльцою легонько покрылась.
– Читала?
– Нет! – неприятно отмахнулась головой она.
– Почему же?
– Да не хочу даже и опровержения его читать. А вот лежит, и хорошо. Я и спокойна. А если кто придет и будет спорить со мною, – суну ему тогда в лицо: вот читай!
…Да, да! Люди не умом думают, а «сердцем»… Это теперь основа современной гносеологии… Но об этом еще далеко-далеко…
И хоть я не совсем доказал уму своему – сочинением из какого-то Данилевского – неосновательность дарвинизма, но перескочил и этот ров – как и первый – о неверующем «безумце».