О войне. Части 5-6

фон Клаузевиц Карл

Однако не это обстоятельство оказывает особенно сильное влияние на ведение войны; оно и без того по самой своей задаче и характеру поставлено в рамки ограниченного пространства; система снабжения продовольствием явится одним из факторов, действующим – и даже очень сильно – в том же направлении, но не от нее зависит изменение всего характера войны. Зато воздействие обеих сторон на коммуникационные линии приобретает гораздо большее значение по двум основаниям. Во-первых, потому, что в подобных кампаниях отсутствуют более радикальные средства и стремления полководцев невольно тяготеют к более слабым, а во-вторых, в этой обстановке не чувствуется недостатка во времени, чтобы выждать воздействия этого средства. Таким образом, обеспечение своих коммуникационных линий окажется особенно важным для обороняющегося; хотя их перерыв и не может являться целью неприятельского наступления, однако он в состоянии понудить обороняющегося отступить и отказаться от обороны ряда объектов.

Все мероприятия по защите территории театра войны естественно ведут и к прикрытию коммуникационных линий.

Обеспечение последних отчасти уже содержится в этих мероприятиях; нам остается лишь заметить, что обеспеченность сообщений составляет основное условие, определяющее выбор расположения и группировку сил.

Особым средством обеспечения служат сопровождающие отдельные транспорты небольшие, а порою и довольно значительные отряды. Это вызывается отчасти тем, что даже самые широко растянутые позиции не всегда могут обеспечить коммуникационные линии, отчасти тем, что такое конвоирование окажется особенно нужным там, где полководец захочет избежать чересчур растянутой группировки. Поэтому в истории Семилетней войны Темпельгофа мы находим множество примеров того, как Фридрих Великий отправлял свои мучные и хлебные транспорты в сопровождении отдельных пехотных или кавалерийских полков, а иногда даже целых бригад. Относительно австрийцев мы с такими фактами никогда не встречались; это, правда, отчасти объясняется тем, что на их стороне не было столь обстоятельного историка, отчасти же и тем, что они всегда занимали гораздо более растянутую позицию [178] .

178

По существу, это явление объясняется тем, что у австрийцев были прекрасные легкие войска, проникавшие в тыл пруссаков и нападавшие на их транспорты, а прусские легкие войска, созданные для этой цели Фридрихом Великим, оказались мало пригодными, и никто на тылы австрийцев не нападал. Клаузевиц здесь уклоняется от того, чтобы признать превосходство в этом отношении за австрийцами. – Ред.

Упомянув о четырех устремлениях, в основном совершенно свободных от всякого элемента наступления и составляющих основу обороны, не тяготеющей к какому-либо решению, мы еще должны поговорить и о тех наступательных средствах, которые могут быть к ним примешаны в виде как бы пряной приправы. Эти наступательные средства, главным образом, следующие:

1. Воздействие на коммуникационные линии неприятеля; сюда же мы относим и предприятия против его складов.

2. Диверсии [179] и набеги на неприятельскую территорию.

179

Под диверсией понимается отвлечение внимания ударами в неожиданном направлении или в тылу. Клаузевиц под этим понятием преимущественно разумел второстепенные действия войск с демонстративной целью; теперь этот термин применяется почти исключительно для обозначения подпольных, террористических, вредительских и прочих выступлений в глубоком тылу неприятеля. – Ред.

3. Нападение на неприятельские части и отдельные отряды, а при благоприятных условиях даже на главные силы неприятеля, равно как и угроза таким нападением.

Первое из этих средств во всех подобных кампаниях непрерывно пускается в ход, но некоторым образом под сурдинку, не получая фактического проявления.

Крупная доля значения каждой целесообразной позиции обороняющегося вытекает из опасений, внушаемых ею наступающему за его коммуникационные линии. А так как в подобной войне, как мы уже сказали, снабжение армии продовольствием приобретает первенствующую важность для обеих сторон, в том числе и для наступающего, то значительная доля стратегических соображений определяется опасениями возможного наступательного воздействия, исходящего из неприятельской позиции; к этому мы еще раз вернемся при рассмотрении наступления.

Но в сферу такой обороны входит не одно лишь общее воздействие, оказываемое выбором позиции, которое, как в механике давление, оказывает невидимое действие, но и действительное наступление частью вооруженных сил на неприятельскую коммуникационную линию. Однако, чтобы вести в выгодных условиях такого рода действия, необходимо наличие для этого особых оснований в положении коммуникационных линий, природе местности или особенностях вооруженных сил.

Набеги на неприятельскую территорию, преследующие задачи репрессий или наложения контрибуций с фискальными целями, собственно говоря, не могут рассматриваться как средства обороны; это скорее средства наступления, но обычно они связываются с намерением произвести подлинную диверсию; последняя же ставит себе задачей ослабить стоящие против нас неприятельские силы и, таким образом, может рассматриваться как подлинное средство обороны. Но так как диверсию можно в той же мере применять и при наступлении, а сама по себе она представляет фактические наступательные действия, то мы находим уместным более подробно о ней поговорить в следующей части. Итак, мы лишь внесли этот прием в наш перечень, дабы представить здесь полностью весь арсенал мелкого наступательного оружия, коим располагает оборона театра войны; мы ограничимся лишь предварительным замечанием, что объем и значение диверсии могут возрасти до такой степени, что вся

война приобретет видимость и почетное звание войны наступательной. Такого рода были операции Фридриха Великого в Польше, Богемии, Франконии перед открытием кампании в 1759 г., которая сама по себе была чисто оборонительной, но эти вылазки на неприятельскую территорию придали ей характер наступательный, который благодаря своему моральному весу, пожалуй, имеет особую ценность.

Нападение на неприятельские части или на главные его силы должно мыслиться как необходимое дополнение обороны в целом во всех случаях, когда наступающий слишком легкомысленно относится к своей задаче и кое-где открывает свои слабые, уязвимые места. Под этим молча подразумеваемым условием протекают все действия обороны этого рода. Однако тут, как и при воздействии на коммуникационные линии противника, обороняющийся может сделать еще один шаг вперед в наступательную сферу и, подобно своему противнику, сделать предметом своих стремлений подстерегание момента для выгодного удара. Дабы иметь возможность рассчитывать на некоторый успех в этой области, обороняющийся должен или обладать значительным перевесом сил над своим противником, – что хотя и противоречит самой природе обороны, но все же случается в действительности, – или он должен обладать системой и талантом держать свои силы более сосредоточенными и возмещать своей деятельностью и подвижностью связанные с этим жертвы на других участках театра войны.

Примером первого является поведение Дауна в Семилетнюю войну, примером второго – поведение Фридриха Великого. Даун переходит в наступление почти исключительно в те моменты, когда его на это провоцирует Фридрих Великий своей преувеличенной дерзостью и пренебрежительным отношением к противнику (Гохкирх, Максен, Ландсгут). Напротив, Фридриха Великого мы почти всегда видим в непрерывном движении, стремящегося своими главными силами разбить тот или другой корпус Дауна. Правда, это ему удается лишь в редких случаях – по крайней мере результаты никогда не оказывались значительными, ибо Даун при большом превосходстве сил отличался удивительной осторожностью и предусмотрительностью; однако отсюда не следует заключать, что усилия короля оказывались совершенно бесплодными. Напротив, эти усилия представляли весьма действительное сопротивление, ибо – благодаря заботам и напряжению, которые противник был вынужден проявлять, дабы избегать чувствительных ударов, – нейтрализовалась сила, которая иначе способствовала бы прогрессу наступления. Вспомним хотя бы о Силезской кампании 1760 г., когда Даун и русские не могли продвинуться ни на один шаг вперед, будучи озабочены, как бы король не обрушился на них и не разбил бы их в том или другом пункте.

Теперь, нам кажется, мы отметили все, что составляет руководящие идеи и основные стремления, а следовательно, и опорные точки всей деятельности при обороне театра войны, когда не предвидится никакого решения. Мы преимущественно стремились перечислить их подряд, дабы представить картину связи стратегической деятельности в целом. Отдельные мероприятия, в которых они проявляются в действительности (позиции, марши и др.), мы подробно рассмотрели уже раньше.

Еще раз обозревая все сказанное, мы должны заметить, что при столь слабом наступательном духе, при столь ничтожном стремлении с обеих сторон искать окончательного решения, при столь слабых позитивных стимулах, при таком количестве внутренних противодействий, тормозящих и задерживающих решение, как это мы себе здесь представляем, существенное различие между наступлением и обороной должно все более и более исчезать. В начале похода один из противников вступит, конечно, на территорию другого, и благодаря этому его операция в известной мере примет характер наступления; однако может легко случиться, и это бывает очень часто, что другой вскоре все свои силы употребит на то, чтобы на чужой земле защищать свою землю. Так оба противника будут стоять друг против друга по существу в положении взаимного наблюдения; оба насторожившись, с тем чтобы ничего не потерять, быть может, оба также в равной мере рассчитывая остаться в выигрыше. Может случиться, как это было с Фридрихом Великим, что обороняющийся в этом намерении даже превосходит своего противника.

Чем больше наступающий отходит от роли продвигающегося вперед, чем слабее его нажим, заставляющий обороняющегося заботиться только о своей сильно угрожаемой безопасности и держаться строгой обороны, тем большее создается между борющимися равенство положения, при котором деятельность обеих сторон будет направлена на то, чтобы урвать у противника какую-нибудь выгоду, а себя оградить от ущерба, т. е. на подлинное стратегическое маневрирование. Такой характер в большей или меньшей степени носят все кампании, в которых взаимные отношения или политические задачи не допускают крупных решений.

Стратегическому маневрированию мы посвящаем в следующей части отдельную главу [180] , но так как эта уравновешенная игра сил часто приобретает в теории неподобающее значение, мы считаем необходимым войти в более подробный разбор стратегического маневрирования здесь же, говоря об обороне, где по преимуществу такое значение ему и придается.

Мы назвали это маневрирование уравновешенной игрой сил, ибо там, где целое не приводится в движение, налицо имеется равновесие; где нет подгоняющего вперед стремления к крупной цели, там нет движения целого.

180

Глава XIII части 7-й. – Ред.