О времени, о товарищах, о себе
Шрифт:
– А как у вас с багажом? – спросил один из них.
Я сказал, что весь свой багаж, по совету немецкого железнодорожника в Берлине, я сдал не до Столбцев, а до Минска.
– Сколько же вы заплатили за это?
Я назвал сумму. Она была почти в три раза меньше тон, что заплатил каждый из них.
Поезд трогается. С подножек соскакивают пограничники.
Широкая распаханная полоса ничейной земли. Полосатые столбы. Граница.
«А мотоцикл вы везете!»
Поезд снова останавливается.
Поезд медленно подходит к перрону – станция Негорелое. Мы выходим из вагона, – необходимо пройти таможенный осмотр и на противоположной стороне вокзала пересесть в другой состав – там уже стоят вагоны широкой колеи.
Направляемся в зал таможенного контроля. На длинные столы прибывшие пассажиры устанавливают свои чемоданы, саквояжи, сумки.
– А мотоцикл вы везете? – спрашивает меня молодой таможенник.
– Нет.
– Почему же? Вам полагается. Кто прожил за границей более года, для тех нормы установлены значительно выше. Можно везти мотоцикл, охотничье ружье. Ружья тоже нет?
– Ружья тоже нет, – отвечаю я, улыбаясь.
– Я бы на вашем месте обязательно мотоцикл купил. Мотоцикл – это вещь! – не унимался таможенник. У него от возбуждения заблестели глаза.
Мотоциклов в то время у нас в стране изготовлялось мало, и приобрести их было очень трудно.
Как-то уже в конце пятидесятых годов я летел в Нью-Йорк. В одном из наших аэропортов мы разговорились с одним из летчиков. Погода была отвратительной, и отлет самолета несколько задерживался.
У стойки регистрации пассажиров шли какие-то распри с двумя вновь подошедшими для регистрации билетов и взвешивания багажа. Служащие аэропорта не хотели принимать их багаж.
Летчик сказал мне:
– Замучили эти спекулянты.
– А что такое? Какие спекулянты?
– Видите ли, у нас очень дешевые мотоциклы, так вот, наши доморощенные бизнесмены покупают мотоциклы, разбирают их на части, грузят в самолеты, везут за границу и там продают. На этом зарабатывают большие деньги.
…В 1958 году один из американцев, уезжая из Москвы, на все оставшиеся у него неизрасходованные рубли купил театральные бинокли, – набрал он их более тридцати штук.
– Зачем же вам столько? – спросил я его.
– Подарю знакомым! За такую цену у нас, в США, я смогу купить, вероятно, не более пяти или шести штук. Вот если бы вы еще отделку их улучшили. Оптика великолепная, и очень уж дешевы они у вас!
Три десятка лет тому назад при возвращении домой командированные за границу везли с собой патефоны, пластинки, часы, фотоаппараты, радиоприемники, отрезы на пальто, платья и костюмы и много, много других необходимых в быту изделий промышленности.
Теперь все совершенно иначе.
В последние годы многие из иностранцев, приезжающих в Советский Союз, покупают у нас часы. У них точный ход, и они дешевы.
В Европе часовое производство держалось на высокой квалификации мастеров: часы – это индивидуальное
Теперь дело за внешним оформлением. Нужно создать большее разнообразие форм корпусов и улучшить их отделку.
Но главное все же разрешено – часовое производство у нас в стране создано.
Многие иностранцы охотно покупают наши патефонные пластинки. Советская музыка и песни всегда были популярны во многих странах мира. Но хорошие пластинки мы не умели делать. И лишь в последние годы научились.
Недавно мне пришлось побывать в Риге на фабрике грамзаписи «Мелодия». На этой фабрике при производстве пластинок введена самая совершенная методика контроля за технологией – радиоактивные изотопы. Совершенствование производства и здесь позволило значительно понизить цены. Таких дешевых пластинок нет ни в одной стране.
Многие, возвращаясь из-за границы, по-прежнему везут с собой пластинки, но, во-первых, они покупают только такие, которые у нас не производятся, и, во-вторых, ввозят их в значительно меньшем количестве.
Вместе с тем стало нормальным, что при возвращении из Советского Союза иностранцы везут от нас многие изделия нашей промышленности: фотоаппараты, радиоприемники, даже стиральные машины.
Как же все изменилось за последние тридцать лет!
И такое случается
В зале досмотра багажа, через одного пассажира от меня, у раскрытых чемоданов стояли инженеры – члены закупочной комиссии.
– А это что такое? – спросил таможенник, поднимая голову от раскрытого чемодана. В его голосе было и изумление и растерянность.
Инженер, владелец чемодана, от потрясения ничего не мог ответить. В чемодане лежала сутана, распятие и еще какие-то предметы религиозного культа.
В разговор вмешался второй инженер:
– Я тебя предупреждал, что ты спутаешь свой чемодан с чемоданом ксендза. Вот это и случилось. Это его чемодан – он забрал твой, а тебе свой оставил. Я не думаю, чтобы это было умышленно сделано. Ваши чемоданы были похожи один на другой как две капли воды.
Что же теперь делать?
Вопрос разрешил телефонный звонок из Столбцов. Там предлагали обменяться чемоданами. Чемодан инженера, увезенный ксендзом, был доставлен в Столбцы, и местные власти предлагали произвести обмен чемоданами. Поскольку дело касалось чемодана духовного лица, оформление передачи было произведено удивительно быстро и без излишних формальностей, хотя сам ксендз придал этому небольшому недоразумению политическую окраску. Он изобразил дело так, что советские агенты будто бы хотели сорвать у него службу. Он ехал на исповедь к тяжело больному, и вот большевик совершил коварнее дело – подсунул ему свой чемодан и увел его багаж со всем тем, что необходимо, для совершения обряда.