О всех созданиях – больших и малых
Шрифт:
Я пожал плечами. Я завидовал изобретательному уму Тристана, но слишком уж часто он расходовал его на всякие пустяки. Впрочем, в тот момент мне было не до его проказ. Мои мысли занимало совсем другое.
Тысячи раз днем и ночью я бесчисленными способами укладывал на бок Бобби и приводил в порядок его ноги. При свете солнца за рулем это было еще терпимо, но операции, которые я проделывал, лежа в постели, превосходили всякое вероятное. И все время меня не оставляло чувство, что в картине того, как я одним махом убираю эти чудовищные выросты, кроется какая-то
– Зигфрид, – сказал я как-то после обеда, когда дневных вызовов у нас не оказалось. – Мне надо оперировать лошадь по довольно-таки жутковатому поводу.
Глаза моего патрона заблестели и губы под рыжеватыми усиками изогнулись в улыбке – слово "лошадь" всегда производило на него такое действие.
– Вот как, Джеймс? Ну-ка расскажите.
Я рассказал.
– Да… да… – сказал он задумчиво. – Пожалуй, нам стоит посмотреть его вместе.
В доме и во дворе мистера Маунта никого не было: все лихорадочно убирали сено, чтобы сполна использовать погожий день.
– Так где он? – спросил Зигфрид.
– Вон там! – И я повел его в конюшню.
Зигфрид поднял заднюю ногу мерина и негромко свистнул. Потом зашел с другого бока и осмотрел вторую ногу. Целую минуту он разглядывал чудовищные грибы, лезущие из разлохмаченного смердящего рога. Потом выпрямился и бросил на меня непроницаемый взгляд. Заговорил он не сразу.
– И вы думали просто заскочить сюда в понедельник, опрокинуть этого молодца на травку и привести его копыта в порядок?
– Да, – ответил я. – Примерно так.
Лицо моего патрона озарила удивительная улыбка – в ней были и изумление, и жалость, и легкая насмешка, и даже восхищение. Потом он засмеялся и покачал головой.
– О простодушие юности! – пробормотал он.
– То есть как? – В конце-то концов, я был моложе его всего на шесть лет.
Он подошел и потрепал меня по плечу:
– Я вовсе не смеюсь над вами, Джеймс. Такой язвы мне еще не приходилось видеть, хотя я их нагляделся достаточно.
– Вы имеете в виду, что за один раз я с ней не управлюсь?
– Совершенно верно, именно это я и имею в виду. Здесь работы на полтора месяца, Джеймс.
– На полтора месяца?
– Да, и нужны будут три человека. Придется поместить этого мерина в стойло на конюшне Скелдейл-Хауса, а там мы с вами и еще с кузнецом возьмемся за дело всерьез. После чего его ноги нужно будет каждый день перевязывать заново в станке.
– Понимаю…
– Да-да, – Зигфрид начал увлекаться. – Для прижигания возьмем что-нибудь покрепче – азотную кислоту – и подкуем его особыми подковами с металлическими пластинками, чтобы подошва непрерывно находилась под давлением. – Он умолк, возможно заметив мой растерянный вид, а потом продолжал уже менее бурно: – Поверьте, Джеймс, все это необходимо. Иначе этого красавца придется пристрелить. Ведь так он долго не протянет.
Я поглядел на Бобби, на повернутую к нам белую морду. Пробить пулей эту благородную голову? Ужасно!
– Хорошо, Зигфрид. Как считаете
– А, мистер Маунт! Добрый день, – сказал мой патрон. – Надеюсь, сена в этом году много?
– Спасибо, мистер Фарнон. Не жалуемся. И погода стоит – лучше некуда.
Фермер смотрел на нас с некоторым любопытством, и Зигфрид сказал поспешно:
– Мистер Хэрриот попросил меня посмотреть вашу лошадь. Взвесив все обстоятельства, он решил, что лучше будет отвести ее для лечения на несколько недель к нам. Должен сказать, я с ним совершенно согласен. Случай очень тяжелый, а тогда шансы на полное излечение заметно повысятся.
Мысленно я от души поблагодарил Зигфрида. А я то опасался, что буду выглядеть дурак дураком, и вдруг все оказалось в порядке. В сотый раз я поздравил себя с тем, что работаю у человека, на которого всегда можно положиться. Мистер Маунт снял шляпу и утер мокрый лоб.
– Ну, раз вы так считаете, вы оба, будь по-вашему. Я для Бобби ничего не пожалею. Другой такой лошади у меня нет.
– Да, мистер Маунт, отличный конь. – Зигфрид обошел Бобби, поглаживая его и похлопывая, и всю дорогу до машины поддерживал с фермером непринужденный разговор. Мне этот грузный великан всегда внушал какую-то робость. Но в присутствии Зигфрида он совсем оттаял, стал словоохотлив и раза два даже почти улыбнулся.
На помощь нам явился Пат Дженнер, кузнец, с полным набором своих инструментов, и вместе, сменяя друг друга, мы убрали все выросты и пораженную ткань, оставив только совершенно здоровый рог. Зигфрид продезинфицировал раны кислотой, а затем наложил на подошвы скрученную пеньку, которая удерживалась на месте с помощью подведенной под подкову особой пластинки. Пластинки эти точно по мерке изготовил Пат. Давление, создаваемое пенькой, было необходимо для полного заживления.
Неделю спустя ежедневные перевязки я делал уже один. Вот тогда-то я полностью оценил станок из бревен, забитых глубоко в землю посреди булыжного двора. Все становилось много проще, когда я заводил Бобби в станок, поднимал его ногу и закреплял в наиболее удобном для меня положении.
Иногда в это время приходил Пат Дженнер проверить подковы. Как-то, когда мы с ним возились в станке, из проулка донеслось знакомое погромыхивание моего маленького "остина". Большие двойные двери были открыты, и я увидел, как автомобиль, развернувшись, остановился напротив них. Пат оглянулся, и у него глаза полезли на лоб.
– Черт-те что! – ахнул он, и я его прекрасно понял: автомобиль ехал сам, без шофера. Во всяком случае, такое создавалось впечатление, потому что, когда машина вынырнула из проулка, на сиденье за рулем никого видно не было.
Автомобиль, движущийся без шофера, – зрелище не из обычных, и Пат продолжал смотреть на "остин" с разинутым ртом. Я уже хотел открыть ему секрет, но тут за стеклом с пронзительным воплем возник Тристан:
– Э-ге-ге-гей!
Пат уронил молоток и попятился.