О всех созданиях – больших и малых
Шрифт:
Я знал, что "капелька" означает пинту, и махнул хозяину, который ловко проделал обычную операцию с кувшином. Старый пастух поднес наполненную кружку к губам и посмотрел на меня.
– Ваше здоровье! – буркнул он.
– И вам того же желаю, – ответил я и уже хотел вернуться на свое место, но тут Мик вылез из-под лавки и сел. Несомненно, его разбудили мои крики. Он сонно потянулся, раза два встряхнул головой и посмотрел по сторонам. Когда он повернул морду ко мне, меня словно ударило током.
Его глаза производили
Я протянул к нему руку, и пес вильнул хвостом, а потом закрыл глаза. Очевидно, так ему было легче.
Я положил ладонь на плечо Альберта.
– Мистер Клоуз, давно у него это с глазами?
– А?
Я прибавил громкости:
– Глаза у Мика. Они в плохом состоянии.
– А-а! – Старик закивал. – Он их застудил. Все застуживает. Еще с той поры, как щенком был.
– Это не простуда. У него неладно с веками.
– А?
Я набрал побольше воздуху и завопил во всю мочь:
– У него заворот век. Это довольно серьезно.
Старик снова кивнул.
– Да уж, он все лежит головой к двери, а там дует.
– Нет, мистер Клоуз, – взревел я. – Сквозняк тут ни при чем. Это заворот век, и требуется операция.
– Ваша правда, молодой человек. – Он отхлебнул пива. – Остудил их маленько. Все застуживает, еще как щенком был…
Я безнадежно побрел на свое место. Тед Добсон с интересом спросил:
– О чем это вы с ним толковали?
– Скверное дело, Тед. При завороте век ресницы трут глазное яблоко. Это причиняет сильную боль, а иногда приводит к изъязвлению и даже к слепоте. Но и в самых легких случаях собака очень мучается.
– Вот, значит, что… – задумчиво сказал Тед. – Я давно замечал, что у Мика с глазами неладно. А последнее время они куда хуже стали.
– Бывает и так, но чаще это врожденный порок. Я бы сказал, что у Мика это в определенной степени всегда было, но вот теперь по какой-то причине они пришли в такое жуткое состояние. – Я вновь посмотрел на старого пса, который терпеливо сидел под столом, крепко зажмурившись.
– Значит, он очень мучается?
Я пожал плечами.
– Вы же сами знаете, каково это, если в глаз попадет песчинка или даже одна ресница завернется внутрь. Конечно, резь он испытывает невыносимую.
– Бедняга! Мне и в голову не приходило, что тут такое дело. – Он затянулся сигаретой. – А операция помогла бы?
– Да, Тед. Знаете, ветеринару она доставляет особое удовлетворение. Я всякий раз чувствую, что по-настоящему помог животному.
– Оно и понятно. Хорошее, должно быть, чувство. Но небось стоит такая операция недешево?
Я криво улыбнулся:
– Как посмотреть. Работа сложная и требует много времени. Мы обычно берем за нее фунт.
Хирург-окулист,
Некоторое время мы оба молча смотрели на старика, на ветхую куртку, на лохмы штанин, прикрывающие растрескавшиеся башмаки. Фунт. Половина месячной пенсии по старости. Целое состояние.
Тед вскочил.
– Надо же старику объяснить. Я ему сейчас втолкую.
Подойдя к дряхлому пастуху, он спросил:
– Ну как, Альберт, еще одну сдюжишь?
Старик посмотрел на него смутным взглядом, потом кивнул на свою уже вновь пустую кружку.
– Ладно, подлей капельку, Тед.
Тед махнул мистеру Уотерсу и нагнулся к уху старика.
– Ты понял, что тебе толковал мистер Хэрриот, а, Альберт? – прокричал он.
– Как же… как же… Мик маленько глаза застудил.
– Да нет же! Это совсем другое. У него это самое… заворот век!
– Все застуживает и застуживает, – бубнил Альберт, уткнувшись носом в кружку.
Тед буквально взвыл:
– Ах ты упрямый старый черт! Слушай, что тебе говорят: ты бы его подлечил! Ему нужно…
Но старик уже ушел в себя.
– Еще как щенком был… все застуживал, все застуживал…
В тот вечер Мик отвлек меня от собственных невзгод, но потом я никак не мог забыть эти страшные глаза. У меня руки чесались привести их в порядок. Я знал, что час работы вернет старому псу мир, которого он, возможно, не видел годы и годы, и все во мне твердило: мчись в Коптон, сажай его в машину, вези в Дарроуби, оперируй. Деньги меня не интересовали, но беда в том, что такая импульсивность несовместима с нормальной практикой.
На фермах я часто видел хромых собак, а на улицах – тощих кошек. С какой бы радостью я хватал их и излечивал с помощью своих знаний! По правде говоря, я несколько раз даже попробовал, но ничего хорошего из этого не вышло.
Конец моим терзаниям положил Тед Добсон. Он приехал в Дарроуби навестить сестру и вечером возник в дверях приемной, придерживая велосипед. Его веселое, умытое до блеска лицо сияло так, что, казалось, озаряло всю улицу. Он обошелся без предисловий.
– Вы бы не сделали старику Мику эту операцию, мистер Хэрриот?
– Да, конечно, но… как же..?
– Об этом не беспокойтесь. Ребята в "Лисе и гончих" заплатят. Возьмем из клубной кассы.
– Из клубной кассы?
– Мы каждую неделю вносим понемножку на летнюю поездку. Может, всей компанией к морю махнем, может, еще куда.
– Тед, это просто замечательно, но вы уверены, что никто не будет против?
Тед засмеялся.
– От одного фунта мы не обеднеем. Да и, сказать честно, мы в таких поездках, бывает, перепиваем, так оно, может, даже и к лучшему. – Он помолчал. – А ребята все этого хотят. Как вы нам объяснили, что с псом, так у нас теперь сил нет на него смотреть.