О всех созданиях – больших и малых
Шрифт:
Но когда без тени сомнения знаешь, что отвоевал животное у смерти, пусть даже не прибегая ни к каким хитроумным средствам, это приносит удовлетворение, искупающее все превратности жизни ветеринарного врача.
И все же в спасении Бенни было что-то нереальное. Я даже мельком не видел лиц ни счастливых детей, ни их счастливой матери, съежившейся на переднем сиденье. Отца я, конечно, видел, но он почти все время стоял, обхватив голову руками. Встретившись с ним на улице, я его не узнал бы. Даже собака, залитая резким неестественным светом фар, представлялась мне теперь чем-то призрачным.
Мне кажется, все они чувствовали
Да, это был странный эпизод. Ведь они не только не имели представления, как меня зовут, но наверняка не узнали бы меня, если бы встретили снова.
Собственно говоря, когда я вспоминаю этот эпизод, ясно и четко в памяти всплывает только мой забинтованный палец, который царил над происходившим, почти обретя собственную индивидуальность. И судя по тому, как начиналось письмо, они тоже лучше всего запомнили именно его:
"Дорогой ветеринар с забинтованным пальцем…"
38
Шеп, пес мистера Бейлса, несомненно, был наделен чувством юмора. Дом мистера Бейлса стоял посреди деревни Хайберн, и, чтобы попасть во двор, приходилось ярдов двадцать идти по проулку между оградами почти в рост человека – соседнего дома слева и сада мистера Бейлса справа, где почти весь день околачивался Шеп.
Это был могучий пес, гораздо крупнее среднего колли. Собственно говоря, по моему твердому убеждению, в нем текла кровь немецкой овчарки, ибо, хотя он щеголял пышной черно-белой шерстью, в его массивных лапах и благородной посадке коричневой головы с торчащими ушами было что-то эдакое-некое. Он разительно отличался от плюгавых собачонок, которых я чаще всего видел во время объездов.
Я шел между оградами, но мысленно уже перенесся в коровник в глубине двора. Дело в том, что корова Бейлса, по кличке Роза, мучилась одним из тех неясных расстройств системы пищеварения, из-за которых ветеринары лишаются сна. Ведь при этом так трудно поставить диагноз! Эта корова два дня назад начала покряхтывать и давать все меньше молока, и когда я осматривал ее вчера, то совсем запутался в возможных причинах. Проглоченная проволока? Но сычуг сокращается как обычно, и в рубце хватает нормальных шумов. Кроме того, она, хотя и вяло, но жевала сено.
Завал?.. Или частичная непроходимость?.. Несомненная боль в животе и эта подлая температура – тридцать девять и два… очень похоже на проволоку. Конечно, вопрос можно было бы разрешить сразу, вскрыв ей желудок, но мистер Бейлс придерживался старомодных взглядов и не желал, чтобы я лазал во внутренности его коровы прежде, чем поставлю точный диагноз. А поставить его мне пока не удалось – таков был единственный бесспорный факт.
Как бы то ни было, я приподнял ее, поставив передними ногами на половинку двери, и закатил ей сильное масляное слабительное. "Держи кишечник чистым и уповай на бога!" – сказал мне однажды умудренный годами коллега. Совет очень недурной!
Я прошел уже полдороги по проулку, теша себя надеждой, что найду свою пациентку на пороге выздоровления, как вдруг в мое правое ухо словно
Ограда была как нарочно такой высоты, что пес мог подпрыгнуть и залаять прямо в ухо прохожему. Это была его любимая забава, и он уже несколько раз ее со мной проделывал – правда, впервые столь удачно. Мысли мои были далеко, и пес получил возможность так хорошо рассчитать свой прыжок, что лай пришелся на высшую точку и клыки лязгнули совсем рядом с моим лицом. А голосина у него был под стать телосложению – рык, басистый, как мычание быка, подымался из глубин могучей груди и вырывался из разверстой пасти.
Я взвился в воздух на несколько дюймов – сердце у меня колотилось, в голове звенело, – а когда снова опустился на землю и в ярости поглядел за ограду, то, как обычно, успел увидеть только мохнатый силуэт, стремительно исчезнувший за углом дома.
Вот это и ставило меня в тупик. Зачем он так делает? Потому ли, что он – свирепый зверь и точит на меня зубы? Или он развлекается? Но я ни разу не оказался от него настолько близко, чтобы найти ответ на эту загадку.
В результате я был не в лучшей форме для скверных новостей, а именно они поджидали меня в коровнике. Одного взгляда на лицо фермера было достаточно: корове стало хуже.
– Заперло ее, вот что! – угрюмо буркнул мистер Бейлс.
Я скрипнул зубами: фермеры старой закалки подводили под термин "заперло" целую гамму желудочно-кишечных заболеваний.
– Значит, слабительное не подействовало?
– Да нет. Иногда вроде орешки сыплются. Говорят же вам: заперло.
– Ну хорошо, мистер Бейлс, – сказал я с кривой улыбкой.– Попробуем что-нибудь посильнее.
Я принес из машины набор для промывания желудка – приспособление столь нежно мной любимое, но теперь, увы, исчезнувшее из моей жизни. Длинный резиновый желудочный зонд и деревянный зевник с ременными петлями, чтобы зацеплять за рога. Накачивая в корову два галлона теплой воды с формалином и поваренной солью, я чувствовал то же, что Наполеон, когда он при Ватерлоо бросил в бой старую гвардию. Если уж это не подействует, рассчитывать больше не на что.
Да, обычная уверенность оставила меня. С коровой творилось что-то непонятное. Но иного выхода мне не оставалось. Любой ценой заставить органы пищеварения снова функционировать. Потому что мне очень не понравилось, как выглядела корова. Мягкое покряхтывание не прекратилось, а глаза заметно запали – самый грозный симптом у крупного рогатого скота. И есть она перестала вовсе.
На следующее утро, проезжая по единственной улице Хайберна, я увидел, что из лавки вышла миссис Бейлс. Я затормозил у обочины и высунул голову в окошко:
– Как нынче Роза, миссис Бейлс?
Фермерша поставила корзину и грустно поглядела на меня:
– Худо, мистер Хэрриот. Муж думает, что ей скоро конец. Если он вам нужен, так идите прямо через луг. Он там чинит дверь сарая.
Я свернул к воротам, за которыми начинался луг, и на меня накатилась волна черной тоски. Машину я оставил у обочины и поднял щеколду.
– Черт! Черт! Черт! – бормотал я, шагая по траве. Меня грызла тягостная мысль о надвигающейся трагедии. Гибель коровы – тяжелый удар для мелкою фермера со стадом из десяти голов и двумя-тремя свиньями. Я должен помочь – а от меня ни малейшего толка! Каково мне было сознавать это!