О всех созданиях – прекрасных и разумных
Шрифт:
– Ну, во всяком случае, он жив, – сказал я. – Но чувствует себя хуже некуда и сам выбраться не может.
Легонько щупая, я обнаружил под горлом узкую щель и решил попробовать. Вот тут от моей «дамской ручки» был большой прок, и каждую весну я благодарил за нее Бога. Ягнящейся овце она не причиняла особого беспокойства, а это было важнее всего; хотя овцы и закалены жизнью под открытым небом, они не выносят грубого обхождения.
Осторожно-осторожно я пробрался по курчавой шейке к плечу. Еще немножко – и мне удалось зацепить пальцем ножку и подтянуть ее до гибкого сустава. Еще один осторожный маневр – и, ухватив раздвоенное копытце, я бережно извлек ножку на свет.
Ну, полдела сделано! Я встал с колен и пошел к ведру с теплой водой. Вторую ножку мне предстояло тащить левой рукой, и я старательно мылил ее, а одна из маток собрала своих ягнят, негодующе уставилась на меня и с вызовом притопнула ногой.
Я отвернулся, снова опустился на колени на подстеленный мешок и начал вводить пальцы, но тут под руку подлез крохотный ягненок и присосался к вымени моей пациентки. По-видимому, он блаженствовал – если подергивающийся под самым моим носом хвостишко заслуживал доверия.
– Это что еще за явление? – спросил я, продолжая щупать.
Фермер ухмыльнулся:
– Это-то? А, Герберт! Его, беднягу, мамаша ни за что к себе не подпускает. Возненавидела, как он родился, а на другого ягненка просто не надышится.
– Так вы его с рожка кормите?
– Да нет. Думал было, но только гляжу, он и сам управляется. То к одной подскочит, то к другой – голодным не остается. В жизни такого не видывал.
– И недели на свете не прожил, а уже стоит на своих ногах, а?
– Что так, то так, Джим. По утрам животишко у него тугой, так я думаю, что ночью мамаша его все-таки кормит. В темноте же она его не видит, так, верно, ей только видеть его противно.
Я посмотрел на ягненка внимательнее. На мой взгляд, он был таким же длинноногим милашкой, как и все остальные ягнята. Но и у овец есть свои причуды!
Вскоре я выпростал и вторую ножку, после чего извлечь всего ягненка было уже просто. Он лежал на подстилке из сена – огромный шар головы и крохотное тельце. Но его ребрышки поднимались и опускались вполне обнадеживающе, ну а голова… я знал, что отек спадет так же быстро, как и возник. На всякий случай я проверил, но больше ничего не нащупал.
– Второго нет, Роб, – сказал я.
Фермер крякнул:
– Я другого-то и не ждал. Один, а зато крупный. Вот с такими всегда хлопот не оберешься.
Вытирая руки, я поглядывал на Герберта. Он отошел от моей пациентки, едва она принялась облизывать новорожденного, и теперь выжидательно крутился возле других маток. Они отгоняли его, угрожающе встряхивая головой; но в конце концов он подобрался к большой овце и подсунул голову ей под брюхо. Она тут же повернулась и яростным ударом жесткого лба подкинула малыша высоко в воздух – только ножки заболтались. Он со стуком упал на спину, и я бросился к нему, однако он вскочил и затрусил в сторону.
– Ведьма старая! – рявкнул фермер, но, когда я посмотрел на него с легким беспокойством, он пожал плечами. – Дурачок эдакий! Конечно, ему солоно приходится, но только сдается мне, ему тут больше нравится, чем сидеть с другими такими же бедолагами взаперти и ждать кормежки. Вы только на него поглядите!
Герберт как ни в чем не бывало подобрался к другой овце, наклонявшейся над кормушкой, нырнул под нее, и его хвостик вновь блаженно задергался. Да, бесспорно, стойкий ягненок!
– Роб, – спросил я, когда поймал мою вторую пациентку, – почему вы прозвали его Гербертом?
– Да моего младшего так зовут, и он вот тоже голову нагнет и ну ничегошеньки не боится.
Я занялся второй овцой и обнаружил великолепный клубок из трех ягнят: головки, ножки, хвостики – все устремлялись наружу и не давали друг другу продвинуться вперед ни на йоту.
– Она с утра мается, – сказал Роб. – Ну я и подумал, что не все у нее ладно.
Осторожно водя рукой в тесном пространстве матки, я занялся увлекательнейшим распутыванием клубка, – пожалуй, никакая другая операция мне не доставляет столько удовольствия. Для того чтобы извлечь ягненка, необходимо собрать воедино голову и две ножки, но непременно так, чтобы они все принадлежали одному ягненку, не то жди беды. Трудность заключается в том, чтобы проследить каждую ножку до туловища и определить, задняя она или передняя – кончается у плеча или теряется где-то в глубине.
Через две-три минуты я вслепую собрал ягненка, не перепутав конечности, но едва извлек ножки наружу, как шея сжалась и голова ускользнула назад. Вместе с плечами она с трудом проходила сквозь тазовое отверстие, и мне пришлось подтащить ее, зацепив пальцем край глазницы. Кости прищемили мне запястье, и боль была жуткая, но длилась она несколько секунд, потому что овца поднатужилась и показался носишко. Дальше все было просто, и секунду спустя я положил ягненка на сено. Малыш судорожно встряхнул головой, фермер быстро обтер его пучком соломы и затем подтолкнул к материнской голове. Овца нагнулась над ним и принялась быстрыми движениями языка вылизывать его мордочку и шею, испустив что-то вроде довольного утробного смешка – звук этот можно услышать только в такие минуты. Еще смешок и еще – когда я извлек на свет двух оставшихся ягнят (одного хвостом вперед), – и, растирая руки полотенцем, я смотрел, как она радостно тычет носом в свою тройню.
Вскоре они уже отвечали ей тоненьким дрожащим блеянием, а когда я с облегчением натянул пиджак на свои покрасневшие от холода руки, первый ягненок попробовал подняться на ножки. Это ему не совсем удалось, и он пополз на коленях, то и дело опрокидываясь на мордочку. Но он прекрасно знал, куда направляется, и двигался к вымени с упорством, которое вскоре должно было увенчаться успехом.
Ветер, бивший мне в лицо через тюки соломы, не мог стереть с него веселую улыбку: разыгрывающаяся передо мной сцена была лучшей наградой за труды, никогда не приедающимся чудом, необъяснимой, вечно новой тайной.
Несколько дней спустя Роб Бенсон опять позвонил мне. Под вечер в воскресенье. Его голос в трубке был исполнен тревоги, почти паники.
– Джим, к моим суягным овцам забралась собака. Часа в четыре тут останавливалась какая-то компания в автомобиле, и соседи говорят, что с ними была овчарка, так она гоняла овец по всему лугу. Там черт-те что делается, просто боюсь пойти поглядеть.
– Еду! – Я бросил трубку и кинулся к машине, в ужасе представляя, что меня ждет: беспомощные овцы валяются с перекушенными глотками, ноги и животы истерзаны. Мне уже доводилось видеть подобные картины. Тех, кого не придется прирезать, надо будет зашивать, и, нажимая на газ, я прикидывал, хватит ли мне шовного материала в багажнике.