О всех созданиях - прекрасных и удивительных
Шрифт:
– У меня нынче для вас парочка дел, Джим!– Побуревшее, обветренное лицо расплылось в ухмылке.- Оно, конечно, мне не вы сами требуетесь, а эта вот ваша дамская ручка, да поскорее.
Он повел меня в загон побольше, где было несколько овец. При нашем появлении они метнулись в разные стороны, но Роб ловко ухватил одну за шерсть.
– Вот с нее и начнем. Сами видите, тут прохлаждаться некогда!
Я приподнял мохнатый хвост и ахнул. Там торчала голова ягненка, крепко зажатая за ушами. Она чудовищно распухла и казалась вдвое больше нормальной. Глаза превратились в крохотные щелочки посреди сплошного отека, изо рта вываливался лиловый вздутый язык.
– Н-да, видывал я такие головы, Роб, но все-таки поменьше!
– Малыш шел ногами вперед. А я чуток замешкался. Всегото на час и отлучился, и вдруг эдакий футбольный мяч! Одна минута - и вот вам. Конечно, ему ноги надо повернуть, да куда мне с такими лапищами!– И он растопырил мозолистые пальцы, загрубелые от долгих лет тяжелого труда.
Тем временем я сбросил пиджак и закатал рукава рубашки, а ветер бритвой прошелся по моей ежащейся коже. Быстро намылив пальцы, я попытался нащупать слабину у шеи ягненка. На миг его глазенки открылись и уныло посмотрели на меня.
– Ну, во всяком случае, он жив,- сказал я.- Но чувствует себя хуже некуда и сам выбраться не может.
Легонько щупая, я обнаружил под горлом узкую щель и решил попробовать. Вот тут от моей "дамской ручки" был большой прок и каждую весну я благодарил за нее бога. Ягнящейся овце она не причиняла особого беспокойства, а это было важнее всего: хотя овцы и закалены жизнью под открытым небом, они не выносят грубого обхождения.
Осторожно-осторожно я пробрался по курчавой шейке к плечу. Еще немножко - и мне удалось зацепить пальцем ножку и подтянуть ее до гибкого сустава. Еще один осторожный маневр - и, ухватив раздвоенное копытце, я бережно извлек ножку на свет.
Ну, полдела сделано! Я встал с колен и пошел к ведру с теплой водой. Вторую ножку мне предстояло тащить левой рукой, и я старательно мылил ее, а одна из маток собрала своих ягнят, негодующе уставилась на меня и с вызовом притопнула ногой.
Я отвернулся, снова опустился на колени на подстеленный мешок и начал вводить пальцы, но тут под руку подлез крохотный ягненок и присосался к вымени моей пациентки. По-видимому, он блаженствовал - если подергивающийся под самым моим носом хвостишко заслуживал доверия.
– Это что еще за явление?– спросил я, продолжая щупать.
Фермер ухмыльнулся.
– Это-то? А Герберт! Его, беднягу, мамаша ни за что к себе не подпускает. Возненавидела, как он родился, а на другого ягненка просто не надышится.
– Так вы его с рожка кормите?
– Да нет. Думал было, но только гляжу, он и сам управляется. То к одной подскочит, то к другой - голодным не остается. В жизни такого не видывал.
– И недели на свете не прожил, а уже стоит на своих ногах, а?
– Что так, то так, Джим. По утрам животишко у него тугой, так я думаю, что ночью мамаша его все-таки кормит. В темноте же она его не видит, так, верно, ей только смотреть на него противно.
Я посмотрел на ягненка внимательнее. На мой взгляд он был таким же длинноногим милашкой, как и все остальные ягнята. Но и у овец есть свои причуды!
Вскоре я выпростал и вторую ножку, после чего извлечь всего ягненка было уже просто. Он лежал на подстилке из сена - огромный шар головы и крохотное тельце. Но его ребрышки поднимались и опускались вполне обнадеживающе, ну, а голова... я знал, что отек спадет так же быстро, как и возник. На всякий случай я проверил, но больше ничего не нащупал.
– Второго нет. Роб, - сказал я.
Фермер крякнул.
– Я другого-то и не ждал. Один, а зато крупный. Вот с такими всегда хлопот не оберешься.
Вытирая руки, я поглядывал на Герберта. Он отошел от моей пациентки, едва она принялась облизывать своего новорожденного, и теперь выжидательно крутился возле других маток. Они отгоняли его, угрожающе встряхивая головой; но в конце концов он подобрался к большой овце и подсунул голову ей под брюхо. Она тут же повернулась и яростным ударом жесткого лба подкинула малыша высоко в воздух - только ножки заболтались. Он со стуком упал на спину, и я бросился к нему, однако он вскочил и затрусил в сторону.
– Ведьма старая!– рявкнул фермер, но, когда я посмотрел на него с легким беспокойством, он пожал плечами.– Дурачок эдакий! Конечно, ему солоно приходится, но только сдается мне, ему тут больше нравится, чем сидеть с другими такими же бедолагами взаперти и ждать кормежки. Вы только на него поглядите!
Герберт, как ни в чем не бывало, подобрался к другой овце, наклонявшейся над кормушкой, нырнул под нее и его хвостик вновь блаженно задергался. Да, бесспорно, стойкий ягненок!
– Роб, - спросил я, когда он поймал мою вторую пациентку, - почему вы прозвали его Гербертом?
– Да моего младшего так зовут, и он вот тоже голову нагнет и ну ничегошеньки не боится.
Я занялся второй овцой и обнаружил великолепный клубок из трех ягнят: головки, ножки, хвостики - все устремлялись наружу и не давали друг другу продвинуться вперед ни на йоту.
– Она с утра мается, - сказал Роб.– Ну, я и подумал, что не все у нее ладно.
Осторожно водя рукой в тесном пространстве матки, я занялся увлекательнейшим распутыванием клубка - пожалуй, никакая другая операция мне не доставляет столько удовольствия. Для того чтобы извлечь ягненка, необходимо собрать воедино голову и две ножки, но непременно так, чтобы они все принадлежали одному ягненку, не то жди беды. Трудность заключается в том, чтобы проследить каждую ножку до туловища и определить, задняя она или передняя, - кончается у плеча или теряется где-то в глубине.
Через две-три минуты я вслепую собрал ягненка, не перепутав конечности, но едва извлек ножки наружу, как шея сжалась и голова ускользнула назад. Вместе с плечами она с трудом проходила сквозь тазовое отверстие, и мне пришлось подтащить ее, зацепив пальцем край глазницы. Кости прищемили мне запястье, и боль была жуткая, но длилась она несколько секунд, потому что овца поднатужилась, и показался носишко. Дальше все было просто, и секунду спустя я положил ягненка на сено. Малыш судорожно встряхнул головой, фермер быстро обтер его пучком соломы и затем подтолкнул к материнской голове. Овца нагнулась над ним и принялась быстрыми движениями языка вылизывать ему мордочку и шею, испустив что-то вроде довольного утробного смешка - звук этот можно услышать только в такие минуты. Еще смешок и еще - когда я извлек на свет двух оставййхся ягнят (одного хвостом вперед), - и, растирая руки полотенцем, я смотрел, как она радостно тычет носом в свою тройню.