О зверях и людях
Шрифт:
Сегодня профессия заклинателя змей за редкими исключениями принадлежит уже прошлому. А между тем было время, когда я импортировал змей в большом количестве. Однажды я сразу получил 276 экземпляров Python bivittatus, которые нашли хороший сбыт в США. Укротитель змей никогда не станет работать с экземплярами ядовитых пород, у которых целы зубы. Прежде всего он вырывает им все ядовитые зубы. Несмотря на эту предосторожность, укротитель все же в опасности, он должен быть всегда начеку, так как ядовитые зубы вырастают вновь. Само собой понятно, что ядовитая змея, у которой вырваны зубы, менее опасна, чем обыкновенный молодой экземпляр змеи-гиганта, не говоря уже о ее взрослом экземпляре. Кроме того, челюсть гигантской змеи гораздо сильнее, чем у кобры.
Я никогда не видел, чтобы со змеями проделывали какие-нибудь фокусы. Единственный трюк, который практикуется с ними, состоит в том, что змею берут из темноты, в которой ее держали, и вытаскивают на свет. Раздраженное пресмыкающееся начинает быстро ползти, и кажется, что оно хочет напасть на своего
В этой главе мне хочется еще поделиться с читателями воспоминанием об одной прекрасной уроженке Прованса, которая в свое время доставила мне много удовольствия. Это было еще начале моей карьеры, когда я выступал в роли директора цирка. Тогда среди моих артистов был человек, выступавший перед публикой с головокружительным номером — он ходил по потолку. В присутствии изумленной публики, он держался на потолке, как муха, и затем обегал его кругом. Секрет номера заключался в специально сконструированных ботинках, подошвы которых, полые изнутри, наполнялись воздухом и потому присасывались к потолку. В течение нескольких лет он заработал на своем номере много денег, и собрал приличный капиталец. Наконец, он устал работать, к тому же ему несколько раз приходилось падать на голову. Короче говоря, он как-то познакомился с моей красавицей из Прованса, о которой я хочу рассказать подробнее. Это была девушка с необыкновенно хрупкой фигурой, с большими, очень красивыми темными глазами и длинными, изумительно черными локонами. Он женился на этой девушке и сделал ее укротительницей змей, что приносило молодой чете хороший заработок в течение многих лет.
Дрессировка и обезвреживания змей
Молодая дама под мелодраматическим именем Наладамаянта, снискала себе большую известность в США, где долго выступала в цирке у Форепога, получая крупный гонорар за свои выступления. Она выработала особый метод дрессировки и обезвреживания змей. Были заказаны сетки, изготовленные из тонких каучуковых нитей и похожие на сетки, которые наши дамы носят для шиньонов. Эти каучуковые сетки она надевала своим питомцам как намордник и укрепляла их сзади головы, в самой широкой части затылка. Через несколько дней змеи поняли бесполезность сопротивления своей укротительнице и стали позволять ей спокойно к ним прикасаться и класть их в любое положение, причем представление сопровождалось восточной музыкой. Она приказала изготовить по своему собственному проекту особые ящики для змей и брала их с собой в спальню. Наладамаянта добивалась наибольшего успеха у публики тем, что пускала в конце представления некоторых змей по арене и под звуки бравурного марша, дразня их все время палками, позволяла бросаться на себя с разинутыми пастями. Прошло уже много лет, и я не испорчу репутации моей прекрасной южанке, если расскажу, что эти змеи уже не имели ядовитых зубов и большей частью были простыми питонами. Интересно отметить, что даже и эти довольно глупые змеи, наконец, поняли неоднократно повторяемый трюк. Спустя четыре-шесть недель самые злые из них и те не делали эффектных прыжков и не кидались с разинутой пастью на укротительницу, когда она их дразнила. Наладамаянта поэтому должна была часто приобретать новых змей и в течение многих лет была моей лучшей покупательницей. Почти каждые два месяца я посылал ей в Америку ящик с разными змеями. Что она делала с мудрыми змеями, которые не давали себя дразнить, я не знаю, но думаю, что она их перепродавала с барышом.
Теперь я хочу немного рассказать о еще более непривлекательном «обществе». Это животные, с которыми не может быть никакой дружбы, напротив — от них нужно всегда держаться на почтительном расстоянии, если не хочешь причинить себе вреда. Я говорю о крокодилах, предки которых уже миллионы лет назад населяли первобытные леса. При всем уважении к почтенному родословному древу этих прожорливых бестий, я всегда держался от них подальше. Может быть, для меня было счастьем, что я еще в юности получил от крокодила памятку, которая всю жизнь служила мне вечным напоминанием об опасности при обращении с ними. Однажды небольшой крокодил длиной всего в два фута укусил меня в указательный палец и только благодаря своевременно оказанной врачебной помощи я избежал ампутации руки. С тех пор через мои руки прошло более двух тысяч крокодилов и, как видите, ни один из них не проглотил меня. А ведь однажды при упаковке двадцати аллигаторов для Дюссельдорфской выставки, я упал вниз головой в бассейн, кишевший крокодилами! Непостижимо, с какой быстротой может соображать и действовать человек в момент грозящей ему опасности. Мысль и действие словно молния и гром. Прежде чем крокодилы успели опомниться, я уже выбрался из бассейна. Если бы меня схватил хотя бы один крокодил, я бы, несомненно, погиб. Я знаю по опыту, что стоит одному крокодилу схватить свою жертву, как в тот же момент в нее впиваются острыми челюстями все остальные.
Мне неоднократно приходилось наблюдать борьбу аллигаторов, испытывая при этом жуткое ощущение, тем более что в подобных схватках к тому же погибал ценный товар. Эти животные неумолимы в своей ярости. Они, как и муравьи, вгрызаются руг в друга и не успокаиваются до тех пор, пока совершенно не размозжат голову противника. Я был свидетелем подобной яростной схватки в восьмидесятых годах, когда мы получили большую партию аллигаторов — триста штук. По дороге животные стали страшно злыми, они словно накопили в своих ящиках запасы злости. Их яростное сопение напоминало шум паровой машины, когда она выпускает пар. Прибывшие ящики были вдвинуты вовнутрь специальной изгороди и расставлены вокруг большого бассейна. Как только пятый или шестой аллигатор вылез из своего ящика, то без всякой видимой причины все они, словно бешеные собаки, сцепились друг с другом. В одно мгновение шесть крокодилов сплелись в катающийся клубок, который со странным сопением и всплескиванием, с дико бьющими по воде хвостами, кружился по бассейну. Животных охватила неописуемая ярость. С хрустом и скрежетом челюсти дробили кости рвали мясо. Высоко летели брызги, и вода постепенно окрашивалась кровью, вытекавшей из множества глубоких ран. Попытка разнять крокодилов не увенчалась успехом. Все что мы могли сделать — это наполнить до краев бассейн, чтобы животные могли, найти под содой себе лучшую защиту. На другой, день, когда спустили воду, можно было определить ущерб. Почти все сражавшиеся остались на месте, хотя некоторые из них были еще живы. Но в каком виде! У двоих были разбиты обе челюсти, у двух других были вывернуты передние лапы, державшиеся только на коже. У пятого вытек глаз, а шестому милые товарищи отгрызли кусок хвоста. Это единственный крокодил, который поправился и был впоследствии продан.
Позднее всем новоприбывшим крокодилам я стал надевать намордники, сплетенные из тонких веревок. Хотя они всегда кидались друг на друга, полные воинственного задора, однако уже не могли наносить увечья, так как их страшные пасти были закрыты. Через шесть-восемь дней наступало успокоение, и я мог снимать намордники. Острым ножом, укрепленным на длинном шесте, я перерезал веревку на шее крокодила, находясь с целью безопасности на некотором расстоянии от них. Затем длинным крючком ловил петлю и стягивал ее с носа животных. Само собой разумеется, что не со всех крокодилов намордники снимались одновременно. Проходили долгие дни, прежде чем се они получали возможность широко разевать свою пасть.
Крокодилы могут неделями, даже месяцами находиться без пищи. Для кормления аллигаторов я выбирал по возможности жаркие дни, предпочитая вечерние часы. С ведром, наполненным кусками мелко нарезанных конских и коровьих легких, я подходил к бассейну и постепенно один за другим начинал бросать куски в воду так, чтобы они падали с плеском. Тогда крокодилы высовывали свои головы из бассейна и хватали мясо. Позднее я стал насаживать кусочки мяса на конец длинного деревянного шеста, которым водил по воде до тех пор, пока мясо не исчезало в пасти. Постепенно я стал подходить к бассейну все ближе и ближе и, наконец, добился того, что некоторые из этих дикарей через четыре-шесть недель стали брать у меня пищу из рук. Дружеские отношения между этим пресмыкающимся и человеком, конечно, совершенно невозможны. Если не принимать известных предосторожностей, то крокодилы вместо мяса без всяких обиняков отгрызут руку. Когда их кормили, они всегда сопели, но без особой злости.
Маленьких аллигаторов я часто приучал уже на восьмой день брать пищу из рук. Девятифутовый крокодил, т. е. не такой уж большой экземпляр, у меня на глазах сожрал однажды сорок три фунта мяса. При хорошем уходе крокодилы растут очень быстро. Я полагаю, что они достигают полного роста к восемнадцати или двадцати годам.
Самый большой аллигатор, которого мне лично приходилось видеть, имел в длину двенадцать футов, хотя уже давно стреляют четырнадцатифутовых крокодилов. Большая часть импортированных мною крокодилов принадлежала к обыкновенному виду Alligatormis sisipiensis, которые водятся в южных штатах США. В первый раз мы получили транспорт этих животных в 1856 году; его привез нам старый гамбуржец по фамилии Тишер. Он жил в Новом Орлеане и занимался ловлей крокодилов, черепах и других животных. В Бремене закупленные моим отцом звери были перегружены на специально зафрахтованный нами небольшой корабль. На его палубе я доставил в Гамбург около тридцати ящиков с аллигаторами всех размеров, черепахами разных видов и другими существами, среди которых были также жабы, гремучие змеи и американские ужи. После долгих переговоров мы приобрели этот транспорт за шестьсот прусских талеров. От довольного исходом сделки торговца я получил в подарок небольшого аллигатора — трех с половиной футов длины. Хотя мой «подарок» был слеп на один глаз, но даровому коню в зубы не смотрят.
Помещения для животных находились в старом здании музея в Сан-Паули и были очень примитивны. Часть аллигаторов посадили в чаны для тюленей. Черепах я продал почти целиком в Гамбургский музей. Смотритель Зигель, впоследствии инспектор гамбургского зоологического сада, был большой знаток этих животных, большую часть которых он перепродал затем в другие европейские музеи. Легче всего было тогда сбыть крокодилов, которые в те времена в музеях и зверинцах еще считались редкостью. Моего одноглазого аллигатора я продал за восемь прусских талеров — для двенадцатилетнего мальчика целое состояние. С транспортами подобных животных Тишер приезжал и в последующие годы в Гамбург, но затем исчез с горизонта. Мы впоследствии узнали, что он умер от укуса змеи.