О3
Шрифт:
— Твои парни начали шмалять по нам, когда мы выбрались из леса, — хмыкнула я, — Походу им было всё равно, куда целиться. Сами виноваты.
— Возможно, проверю. — Чародей опять зевнул, — Скажу своим, чтобы пока носу из города не казали.
— Кстати, — сказала я, — А какого чёрта мелкие строят свои города на поверхности? Не проще ли спрятаться под землёй?
— Это у них типа религии. Мыши думают, что раньше были неразумными именно потому что жили в норах под землёй и только поднявшись на поверхность обрели разум. Я стараюсь поддерживать это заблуждение. Так мне их легче контролировать.
Он отключился,
— Лес кончается, — сообщил Лев и помчался вперёд, — Пойду, посмотрю, что там.
Я ничего не усела сказать, а парень уже исчез за деревьями. Странно он передвигался; то — на двух, то — на четырёх, однако получалось очень даже быстро и ловко.
— Говорит, что помнит маму, но очень смутно, — заметил Страшила, глядя вслед пацану, — Только то, что у неё были светлые волосы и она всё время грустила. Сказки её помнит, песни…
Почему-то, сама не знаю, почему, я коснулась куртки в том месте, где во внутреннем кармане лежал кошелёк с фотографиями. Игривый щенок, Лесоруб до катастрофы — сказки давно ушедшего времени. Есть ли хоть малейшая возможность их вернуть?
Примчался Лев, ещё больше взъерошенный, с какими-то сухими ветками, застрявшими в шевелюре. Парень рассказал, что за поворотом дорога идёт вдоль обрыва, а если спуститься по склону, то попадёшь в деревню. Домов в посёлке немного и все выглядят так, словно там никто не живёт. Честно говоря, от местных опустевших посёлков меня уже заранее начинала бить дрожь, но может быть дорога через селение позволит сократить путь.
Восходящее солнце окрасило верхушки сосен в золотистый свет, на поголубевшем небе появились огненные облака, а пение пробудившихся птах достигло своего апогея. Просто идиллия какая-то, особенно, если забыть, где находишься и что успел пережить миновавшей ночью.
С обрыва вид открывался ещё более живописный. Внизу хвойный лес сменялся лиственным и я не могла различить ни единой прорехи в его массиве. Только вдалеке из ковра деревьев торчали алые крыши каких-то построек и что-то сверкало, словно зеркало. У подножия спуска стояло полтора-два десятка домиков, самого что ни на есть заброшенного вида и блестел прозрачной водой широкий ручей.
— Это и есть твой город? — спросила я у Лесоруба, ткнув пальцем в красные крыши, — Что-то он слишком мал.
— Точно — нет, — он покачал головой и присел на краю обрыва, — Я конечно помню не очень много, но то, что преобладающий цвет домов - зелёный, однозначно.
— Спать охота, — зевнул Страшила и потянулся. Потом посмотрел на свои ладони, — О, почти зажило.
— Как на собаке, — Лесоруб задумался, — Даже быстрее. Парень, с тобой что-то точно не так. Рожа уже почти в норме, а ведь когда мы только встретились ты напоминал долбанного раскрашенного шамана.
— Со всеми нами что-то не так, — заметила я, покусывая нижнюю губу, — Спать реально хочется. Вопрос в том, где задницу примостить. Что-то этот посёлок меня в грусть вгоняет.
— Смотри, — Лев указал рукой, — Там, за деревьями, нас ни с дороги, ни снизу не видно.
— Малец дело говорит, — Лесоруб встал и до хруста потянулся, — Пошли?
Я только кивнула, продолжая изучать деревеньку внизу. Распахнутые двери, разбитые окна и провалившаяся крыша. Если там кто-то и жил, то он определённо имел титул короля пофигистов. Впрочем, ещё там могли прятаться «жевуны». Типа тех. Что встретили меня на трассе. Вот уж кого я точно не желала видеть!
— Идёшь? — спросил Страшила.
Оказывается, он один со мной остался. Почему-то это радовало.
— Дай-ка рожу осмотреть, — я повернула его голову, — Действительно, шрамов почти не осталось.
Касаться гладкой кожи с лёгким, почти юношеским пушком и едва заметными рубцами уходящих шрамов, оказалось почему-то очень приятно. А мужчина не препятствовал моим пальцам изучать щёки, подбородок и скулы, только пристально смотрел на меня. Боже, какие у него красивые глаза! Хочется нырнуть и потеряться на некоторое время. Может — навсегда.
Страшила бережно снял мою ладонь с лица и задержал в своей. Потом взял вторую и мы замерли без движения. Недолго. До того момента, пока губы не соединились в поцелуе. Это оказалось чертовски приятно и как ни странно — знакомо, точно я уже ощущала прежде этот вкус.
— Почему мне кажется, будто я уже знал тебя раньше? — прошептал мужчина, а я осторожно освободила ладони.
— Ага, ты ещё припомни, что все браки заключаются на небесах, — хмыкнула я, пытаясь иронией сбить подступающее возбуждение, — Ну и ещё пару вещей, которые вы любите рассказывать идиоткам, перед тем, как уложить их в постель.
— Колючая, — Страшила провёл ладонью по моей щеке и теперь уже я не стала ему мешать. Даже глаза закрыла, так это оказалось приятно, — Как ёжик. Я же не хочу тебе сделать больно. Элли, я просто не могу этого сделать! Элли, я…
— Пошли, поспим, — сказала я, оборвав едва не вырвавшееся признание. Я была просто не готова его выслушивать, — Я, когда сонная, такая дурная.
Страшила не казался разочарованным или обиженным. Скорее — грустным. Он позволил взять себя за руку и отвести туда, где уже вольготно расположились Лесоруб и Лев. Гигант разбросал руки и ноги, а парень свернулся калачиком. Первый уже вовсю спал, похрапывая и подёргивая левой ногой, а пацан приподнял голову и уставился на нас мутным жёлтым глазом. Потом опустил голову и тихо засопел. Настоящая идиллия. Одни мы несколько отстали.
Здесь росла короткая упругая трава, чем-то напоминающая мох-переросток и на ней оказалось весьма комфортно лежать. Посвистывал ветерок, пели птицы, лучи солнца изредка пробивались через лапы сосен и скользили по лицам спящих.
Страшила лёг рядом и пожелал спокойного сна. Мы опять поцеловались, но в этот раз я не стала растягивать удовольствие: неизвестно, к чему могут привести длительные поцелуи. Точнее, очень даже хорошо известно, чем они могут закончиться.
Поэтому скоро спали все, кроме меня. А я всё пыталась осторожно подступиться к воспоминаниям, чтобы не получить привычной головной боли. У меня были мужчины, это я знала совершенно точно. И почему вопрос о детях оказался таким болезненным? Где-то во мраке неизвестности хищная мигрень подняла свою змеиную голову и пристально уставилась на ослушницу.