Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного
Шрифт:
И тут я в первый раз вижу, что за поле тянется рядом с нами — по ту сторону запасного пути, на котором стоит наш состав, чуть не полсотни вагонов. Это маис, кукуруза, высоченные ярко-зеленые стебли и длинные листья, в которых прячутся початки с золотистыми волосками. В конце сентября кукурузу, наверное, будут убирать… Я бы, конечно, съездил на завод — может быть, встретил бы Нину? — но не поеду, надо заканчивать дела здесь. В другой раз… И еще один день мы вместе с Максом орудуем вовсю в последних, еще не до конца приведенных в полный порядок вагонах. Остались только два, сегодня мы и с «ими покончим.
И вот я бегу в лагерь — доложить коменданту, что поезд «готов к отправлению». Вместе с ним идем к Владимиру Степановичу — пусть он сам придет посмотреть! Начальник лагеря разводит руками — ему сейчас надо ехать в город по делам. Но потом он обязательно придет. А комендант Зоу-коп идет к поезду вместе с нами. Внимательно все осматривает, залезает в вагоны и — хлопает по спине Макса, обнимает его: «Ну всё, можно в дорогу!»
Вокруг еще собирают последние обрезки дерева, чтобы сложить их в кухонный вагон — пригодятся на растопку, — когда показывается машина Дмитрия с Владимиром Степановичем. Старик доволен: «Otschen khoroscho! Skoro domojh Ясное дело, совсем не все еще так уж готово и «otschen khoroscho», но ведь как выглядит! А остались доделки, разные пустяки.
После вечернего супа мы собираемся в своей комнате и советуемся, надо ли до отъезда еще раз устраивать концерт, давать оперетту. На самом деле, никому неохота: сентябрь на носу, а нам что обещали? В середине сентября! И мы решаем — уж ладно, лучше будем последние дни работать на заводе. Пока старик не скомандует «По вагонам!».
Хожу на работу вместе с Максом, в механический цех, в кузницу. Работаю с ним как подмастерье, молотобоец. А сверловщица Тамара больше не показывается, в цеху ее нет. Не иначе как ее наказали за разговоры со мной. Ну и порядки здесь, не хочу я здесь жить…
Но почти каждый день встречаюсь с Ниной — проводим час-другой у Александры в медпункте. А то и меньше, но все равно хорошо! И Людмила счастлива — Макс каждый день с ней.
ОПЯТЬ ОБЕЩАЮТ…
Наступил сентябрь. Сегодня после работы нас с Максом позвали к коменданту, и он сказал, чтобы я шел к доктору Марии Петровне: она будет проверять вагон-кухню. «А я зачем? — спрашиваю Зоукопа. — Это ведь Гейнца хозяйство». — «Почем я знаю, — пожимает плечами комендант. — Сказала, что нужен ты, вот и иди».
Этого мне только не хватало! Я сегодня виделся с Ниной, мы чудесно провели с ней время, и что теперь — у Маши опять новые планы? Но ничего не поделаешь, послушно отправился в больницу. «Бери вот эту папку!» — велела она официальным тоном, и мы отправились к вагонам. Что это она сегодня так осторожничает? Наверное, есть причина…
Пришли на место, я помог Маше забраться в вагон. И тут она за меня ухватилась, осыпает поцелуями. «Ты почему не приходишь? Я же говорила тебе — в любое время! Сейчас же идем ко мне, здесь неудобно!» Это уж точно…
Заглянула она в котел, потом осмотрели для виду еще один вагон. Сосчитала лежаки, убедилась, что в вагоне чисто. Когда слезали вниз, я ее, можно сказать, держал на руках, чтобы не упала. Если бы нас видели, могли бы мало ли что подумать. Помог ей перейти через рельсы и насыпь.
Пришли в больницу, к ней в кабинет, поставили чайник. На столе сегодня деликатесы, даже икра в жестяной консервной баночке, открыть ее оказалось не так-то просто. Здорово вкусно со свежим хлебом! В общем, пир горой, да еще с поцелуями. «А ты не боишься, что сюда кто-нибудь зайдет?» — спросил я Машу. «Не боюсь! — отвечает. — Кроме наших офицеров, заходить сюда теперь некому. А я скажу, что показываю тебе твое новое место. И мы советуемся, что тут надо переделать».
Тут я просто остолбенел. Она уверена, что я останусь, что домой не поеду! «Пошли, Вилли, — она произносит мое имя протяжно, — посмотришь твою комнату. Ты ее знаешь — та, где я тебя три недели продержала! Мы там все устроим как следует — шкаф поставим, письменный стол, стулья, картины повесим…» Боже мой, что она затевает? Я же домой хочу, только домой!
Тут она заметила, наверное, как у меня вытянулось лицо. «Ах, мой дорогой, — воркует Маша, — я опять тебя не спросила! Ну ничего, ты сам решишь, как обставить комнату». И опять поцелуи. Трус я, вот что! Должен сказать прямо сейчас, что здесь не останусь, что вместе со всеми поеду домой. Вместо этого — тупо молчу. А Маша собралась в душ, она уверена, что я опять заночую. «Заходи, пожалуйста, потереть мне спину!» Наружная дверь хотя бы заперта? Сплошное легкомыслие…
Маша сидит в душевой кабине на скамеечке, ей ведь, стоя на одной ноге, мыться трудно. В кабине, конечно, тесно. Эх, где мое благоразумие, мое намерение освободиться наконец от Машиных чар? Немало времени проходит, пока мы покидаем душ. Тут уже Маша вспоминает об осторожности: «Ты запер дверь?»
Лагерный колокол разбудил нас в пять. Позавтракали не спеша — поезда на завод будут и после шести. Я бы мог остаться и при вагонах, но хочу поскорее попасть в цех, поговорить с Максом. Он ведь хотел узнать, что там начальник лагеря собирался обсуждать с комендантом.
Как только я показался в кузнице, Макс перестал бить молотом и притушил горн. Взял меня за руку и повел в угол. И мы уселись на какой-то ящик. «Вот, мой мальчик, какие новости, не очень хорошие, — сказал Макс. — Нет-нет, отъезд не отменяют, да только не все поедут. Часть лагерной бригады, «постоянный состав», пока останется. На несколько недель, пока те, кого сюда привезут, освоятся, смогут управляться сами. А самое неприятное вот что: твоя фамилия — в этом списке, в самом начале. Там же заведующие кухней и лагерной мастерской, завхоз, оба санитара…»
Ну и еще, что комендант спрашивал, как же так, самого молодого в лагере, которой столько полезного сделал, — и не пускают домой? А начальник лагеря ему ответил, что докторша собирается переустраивать лазарет, и я ей нужен, потому что говорю по-русски. И что, мол, все это не надолго и что до Нового года все, кого пока оставляют, обязательно будут дома… И еще что-то про Марию Петровну, которая беспокоится, что среди осужденных пленных, которых сюда привезут, будет много больных…
Всё как тогда, когда нас привезли сюда из Макеевки, а здесь работали венгры. Опять я застрял. Выть хочется от всего этого! А Макс старается меня утешить. Говорит, что сегодня же вечером мы пойдем к коменданту, а может быть, с ним вместе — к начальнику лагеря и постараемся его уговорить.