Оазис
Шрифт:
Осенью, когда жизнь на берегах угасает и замирает, море спокойно взирает на это с древней мудростью тысячи слез прихода зимы, зная, что все вернется. Вода уже не теплая, но и до холодов еще далеко. Но дно уже серое, в нем нет тех переливающихся золотых искр жизни, которые дарит нам жаркое летнее солнце. В море тихо и пусто. И даже собственные руки и ноги сквозь гладь воды кажутся странными, и совершенно ненужными в этом мире безграничного пространства. Оно статично и как будто пришито к берегу струями подводных течений. Его нельзя расплескать или расшевелить, а можно только вырвать из земли одной монолитной чашей. Но и тогда, оно, переливаясь как ртуть, никуда не денется и спросит: ‘Куда бежать? Зачем? Замри!’ И все вокруг засыпает
Море часто меняет цвет. Оно то голубое под цвет дневного неба, то синее, когда в нем отражается набежавшее на солнце облако, то почти черным цветом сливается на горизонте с грозовой тучей. Оно может быть белым в рассветном тумане утра, или серым под мелким легким дождиком. Оно может быть красным, прощаясь с закатным солнцем, или блистать золотыми монетами при встрече с луной. Море всегда готово придти к нам на помощь и стать нашим настроением. Наше настроение и есть море…
И тут я вынырнула из своего монолога, и даже не сразу сообразила где я, как-то уж очень проникновенно вышло. А Лель, какой-то тихий, как будто погруженный в транс, шел рядом. И молчал… Долго молчал, а потом я услышала его слова:
– Спасибо за сказку, Принцесса!
***
Я никогда не любил поэзию. Точнее то, что за таковую принимали в Оазисе. Хитрозакрученные вирши дагайрских поэтов были для меня чужды и слащавы. Но Арье своим прочувствованным рассказом что-то всколыхнула глубоко в моей душе. Это было так красиво и поэтично, и настолько захватило меня, что мне тоже захотелось с ней поделиться каким-то своими впечатлениями. И рассказать о песках. Даже о звездах, раз уж ей так хочется. Для меня было странно самому думать о том, чтобы доставить радость женщине. Я всю жизнь с этим боролся. Так, что это стало моей целью. Если бы был повод, я бы даже поклялся, что никогда не буду этого делать. Но хорошо, что такую клятву не пришлось давать. Потому что для Арье я уже был готов на многое. Но пока еще не на все.
Она вернула мне мечту. Пусть и неосознанно. Я опять думал о море. В книгах давались, конечно, его описания, он они были какими-то обезличенными, а я впервые в жизни разговаривал с человеком, не считая Каваат, который на этом море был, и более того любил его. Мне было приятно, что моя тяга и мечта - это не пустой, придуманный или позаимствованный из книг, образ. Приятно от того, что она - реальна. И за это опять стоило благодарить принцессу.
Я никогда не думал о том, что женщина, которая захочет сделать меня своим будет настолько умна и отзывчива по отношению к моим желаниям. Нас всегда учили, что женщина в первую очередь будет госпожой, и нас никто и никогда слушать не будет, разве что из прихоти. А Арье, похоже, вообще об этом не задумывалась. Она просто делала то, что считала нужным. Не пытаясь поставить на место меня и продемонстрировать мне свою власть. Она была со мной искренна, я чувствовал, что ей действительно интересно и хорошо со мной. И меня это удивляло.
Я впервые в жизни начал задумываться, что же я за человек. Судя по поведению принцессы, она была рада, что именно я ушел с ней из Оазиса. Но будь на моем месте Кольдранаак или даже Тульчинизз, возможно ей было бы проще. Я не мог это не признать. Я был готов очень на многое ради тех людей, которые были для меня дороги, но при этом был достаточно противоречивым человеком, и несколько фанатично преданным тем идеям, которые считал правильными. Я даже к Кольдранааку относился несколько покровительственно, в некоторых моментах считая его взгляды обывательскими, но сейчас, идя по песку и размышляя, начинал понимать, что, возможно, он был мудрее меня, потому что не отбрасывал от себя как ядовитую змею все то, что в его концепции не вписывалось. Я же был категоричен, упрям, а временами даже жесток. Так насколько же я
***
Начался новый день, и ничего не изменилось. Жара, пески, стеклянный воздух. Когда мы расположились на очередной привал, и я стала рыться в сумке, доставая воду и многострадальный плащ. А Лель узрел таки эту дурацкую книгу любовных стихов.
– О, - сказал он, - знакомый автор! Тебе нравится Фискальдууз Бульзи Аак?
– Да, - честно солгала я, надеясь, что таким образом у нас будет хоть какая-то тема развивающее общение в правильном ключе.
– Хочешь, прочитаю что-нибудь?
– Эээ, ну давай, - с сомнением согласился Лель. Наверное, боится, что я не смогу правильно продекламировать эти творения. Я взяла у него книгу и открыла оглавление. Надо выбрать что-нибудь побезопаснее ‘Стыдливого принца’. Я пробежала страницу глазами. Так. ‘Принц и простынь’, ‘Принц и полотенце’, ‘Принц и пеньюар’. Да что ж такое! ‘Принц и крыса’ это, наверное, страшно. ‘ О камнях’. Вроде подходит, звучит, по крайней мере, нейтрально. Я встала в позу опытного оратора и начала с выражением:
Поспорил как-то с яшмою нефрит
Кто выше из них стОит и стоИт
Кто сможет в этом споре победить
И объяснить куда, зачем входить….
Это был полный провал, потому что дальше я читать не смогла. Поэма о камнях, чтоб ее! Мне только удалось из себя выдавить:
– Я даже боюсь предположить, что будет дальше.
Лельмаалат просто ржал в голос. А пока я думала расстроиться мне или обидеться, он сказал:
– В общем, ничего другого я от уважаемого Фискальдууза и не ждал!
– Ты ж говорил, тебе нравится!
– Я не сказал, что нравится! Я просто больше ничего не читал из этой самой любовной лирики! А тут знакомая фамилия…
Я тоже рассмеялась. Ну, хоть что-то общее мы нашли. Будем идти методом тыка от противного.
***
Как только я немного освоился, то наружу вылезли все мои привычки. Я все время контролировал свое поведение и следил за внешностью. Хотя здесь, вдалеке от Оазиса, не было для этого ни нормальных условий, ни особого смысла. Я оправдывал себя тем, что делать было все равно особо нечего. Только умирать от любопытства, бояться будущего, идти, есть, спать или плести косу. Радовало то, что, по словам принцессы, конец путешествия близок.
Мой взгляд то и дело останавливался на принцессе, я все никак не мог для себя решить как же к ней все-таки относится, и это сбивало меня с толку. С одной стороны, мне хотелось бы от нее какого-то определенного внимания, выходящего за рамки необходимой заботы, а с другой стороны я понимал, что ни на какие ответные шаги пока не готов. Вот как бы я отреагировал, если бы она вдруг начала засыпать меня комплиментами и при каждом удобном случае хватать за руки? Мне было бы очень тяжело, и не потому, что принцесса мне была несимпатична… Чем больше я за ней наблюдал, тем больше она мне нравилась именно как женщина. В ней не было вычурности или надменности тех дагайрских женщин, которые меня окружали с рождения. Не было томных взглядов и уверенности в своей непогрешимости. То, что в Оазисе при взгляде на нее казалось ее недостатками, теперь же начинало приобретать для меня особый смысл. Я понял, что к принцессе нельзя было подходить по нашим канонам. Да, она не была сильной воительницей, но ума и находчивости ей было не занимать. Ее нельзя было назвать прекрасной, но Арье была обаятельна и подкупающе естественна. Я еще помнил запах ее волос и губ, помнил изгибы ее тела под моими руками. Мне хотелось бы повторить эти ощущения, но я боялся осложнить все еще больше. Потому что понимал, что если дам принцессе повод считать меня своим, то пути из Аэрты на волю для меня уже не будет.