Об аварии на Чернобыльской АЭС
Шрифт:
А раз котеймент сделался необязательным, то появился соблазн построить вторую линию, которая, как бы выручала бы страну, не загружая машиностроительную промышленность.
Так возникла идеология реактора РБМК.
И этот безконтейментный подход, с моей точки зрения, это главная и основная ошибка советской атомной энергетики, даже не советской атомной энергетики, потому что: собственно специалисты по атомной энергетике, они (я еще раз хочу повторить: ну не все, не единодушно, но довольно широким фронтом) выступали против реактора такого типа: – как по соображениям безопасности; – так и по соображениям отсутствия
Уже первый пуск этого реактора на первом блоке РБМК на Ленинградской АЭС показал, к тому же, что такая протяженная активная зона, в том исполнении, в котором она была сделана, – она является довольно сложной для оператора.
При первых же пусках первого блока Ленинградской атомной станции, в общем, – возникла проблема неустойчивости нейтронных потоков и трудности управления ими.
Пришлось на ходу менять: степень обогащения топлива; целый ряд других технических мероприятий делать, для того, что бы облегчить проблему управления реактором.
И все таки, даже после этих мероприятий (и это все специалисты у нас в Советском Союзе знали), с точки зрения управления, – этот реактор требовал очень большого внимания от оператора и являлся всегда достаточно сложным.
Кроме того, сам факт появления этого аппарата РБМК, с точки зрения международных и вообще нормальных стандартов безопасности, – был незаконным (факт появления такого аппарата). Но, кроме этого, и внутри этого аппарата были допущены, по крайней мере, три крупных конструкторских просчета:
Первый конструкторский просчет заключался в том, что как требовали международные стандарты и как требует, в общем-то говоря, здравый смысл – систем аварийной защиты должно быть, по крайней мере, – две.
Причем, одна из систем аварийной защиты, должна быть основана на других физических принципах, чем первая и, что еще более важно, с моей точки зрения: одна из двух защит должна работать независимо от оператора.
Значит, скажем:
– одной системой защиты – аварийной – должен управлять оператор: автоматически, полуавтоматически, вручную, – это зависит от режима;
– а вторая система аварийной защиты – должна независимо работать (при любом состоянии оператора) только на превышение параметров, скажем: нейтронных потоков, мощности, температуры и т д. и т д. и должна автоматически останавливать реактор.
Вот реактор РБМК – не был снабжен такой второй, независимой от действий оператора, невключенной в систему управления, защитой.
Это, в общем-то говоря, крупная ошибка и, скажем, если бы её не было – Чернобыльской аварии не было.
И, наконец, третья конструкторская ошибка, которую даже трудно объяснить, заключалась в том, что системы аварийных защит, которых было достаточно большое количество, они были доступны персоналу станции.
Вот, скажем не было специальных шифров, на здваивание, скажем, систем отключения защиты, когда бы, скажем, защита могла быть отключена только по двойной, а то, может и тройной команде:
– поворот ключа оператором;
– дублирующий поворот ключа, скажем начальником смены станции;
– и, может быть, даже, какая-то: особо ответственная защита, дублирующий поворот ключа начальником станции, главным инженером или его заместителем.
Вот таких технических средств и технических устройств, которые, в общем-то, работают во многих армейских устройствах, на ракетных комплексах, в ядерном оружии используются, – вот этого ничего не было использовано.
Это, конечно, представляется удивительным и странным.
Как я уже сказал, аппарат РБМК не прост в управлении, в силу того, что в нем довольно часто возникают принципиально возможные неустойчивости в режиме работы аппарата и, следовательно, тем более важны были бы тренажеры при каждом аппарате РБМК, которые позволяли бы постоянно тренировать персонал на правильное поведение в условиях тех или иных отклонений в работе аппарата от нормы.
Однако, именно для этих аппаратов, тренажеров, собственно говоря, и не было.
Ну, при этом надо добавить, что целый ряд вопросов в этом реакторе были решены очень хорошо, скажем, ну это уже известно, скажем, целый ряд таких достоинств этого аппарата, как, например:
– во-первых, действительно, возможность сооружения аппарата без использования машиностроительных мощностей (я имею ввиду отсутствие корпуса реактора);
– возможность перегрузки реактора на ходу, позволяла иметь высокий коэффициент использования мощности в этом реакторе;
– сам канальный принцип этого реактора;
– целый ряд других технических решений: насосы, которые были высоконадёжными на этом реакторе.
Они являлись, конечно, небольшими плюсами, преимуществами. Но, все таки. Все таки, отсутствие контеймента, принципиальное, которые, как показала практика, не заменялись прочно-плотными боксами.
Вот это, – вопрос, который оказался принципиальным.
Ну, нужно сказать, что, конечно, величина коэффициента положительной реактивности в этом аппарате для физиков оказалась неожиданной.
Это опять же связано с первой причиной – с торопливостью, с необходимостью высоких темпов развития ядерных аппаратов, потому что, в принципе, при правильной конфигурации графита, при меньшем его объеме, вводимом в зону, этот графитовый замедлитель мог бы, конечно, не выходить, за величину, как сейчас практика показала: сумма мероприятий, которые были приняты по этому реактору, привели величину парового коэффициента – не более чем одна бетта, а эта величина уже вполне управляемая, которая позволяет, при соответствующей скоростной защите справиться с любыми процессами, но раньше этого сделано не было и аппарат работал с величинами положительных коэффициентов реактивности существенно большими чем одна бетта – во-первых, а во вторых, то, что считалось – на практике оказалось существенно большим чем считалось, потому, что физическая изученность этого аппарата была при этом еще и не достаточной.
Вот эта группа причин, которая привела к тем неприятностям, о которых я хотел бы сказать.
И, таким образом, дело не в операторах…
Конечно, ошибки, которые совершили операторы, они общеизвестны, их не нужно снова еще раз перечислять (ошибки, сами по себе, являются чудовищными): поведение руководства станции является трудно-объяснимым; наказание виновников этой аварии – прямых, является правильным; потому, что действия не соответствовали нормативным требованиям и показали несоответствие должностным требованиям тех людей которые действовали в этой обстановке, но, все-таки, – это вина должностных лиц.